— Ты думаешь? — Со стариком все нормально. Просто старый, да и все тут. — Джей Си говорит, он слегка двинулся с тех пор, как умерла его дочь. — Ну-у… Так это и нормально, как же иначе-то? Она для него много значила. — Да-а. — Может, нам Делберта спросить? Что думает насчет этого Делберт. — А Делберт не такой дурак, как кажется, кстати говоря. — Ну, будем надеяться. Между прочим, за стариком всегда водились некоторые странности, да и сейчас водятся. А вот места тут изменились. И никогда уж прежними не будут. Может, мы все слегка спятивши. Думаю, если у всех крыша съедет одновременно, никто и не заметит, правда же? Наклонясь вперед, Джон-Грейди сплюнул сквозь зубы и опять сунул в рот травинку. — Вижу, тебе она понравилась, верно? — Чертовски. Она была со мной так нежна, как никто. В четверти мили восточнее из кустов вышел койот и потрусил куда-то вдоль гривки. — О! Смотри, видал сукина сына? — сказал Билли. — Ну-ка, где там мое ружье. — Да он уйдет прежде, чем ты успеешь приподнять зад. Пробежав вдоль гривки, койот остановился, оглянулся и вниз по склону нырнул куда-то опять в кусты. — Как думаешь, что он тут делает среди бела дня? — Вот и он небось точно так же недоумевает насчет тебя. — Думаешь, он нас видел? — Судя по тому, как он очертя голову ломанулся в колючки, вряд ли он совсем-то уж слепой. Джон-Грейди не сводил с того места глаз, ждал, что койот появится снова, но тот так и не появился. — Самое странное, — вновь заговорил Билли, — что, когда она заболела, я как раз собирался уволиться. Готов был опять куда-нибудь податься. Причем после ее смерти у меня сделалось еще меньше причин оставаться, а я вот тем не менее остался. — Ну, ты, может, решил, что Мэку теперь без тебя никуда. — Да ну к черту! — Сколько ей было? — Не знаю. Под сорок. Может, чуточку за. По ним это разве поймешь? — Как думаешь, он с этим справится? — Кто, Мэк? — Ну. — Нет. Такую женщину разве забудешь! Да он и не из тех, кто забывает. Нет, не из тех. Он сел, надел шляпу, выровнял. — Ну, ты готов, братишка? — Вроде. Он с усилием встал, взял бидон с ланчем и, отряхнув сиденье штанов ладонью, нагнулся за курткой. Посмотрел на Джона-Грейди: — Как-то раз один старый ковбой сказал мне, что он ни в жисть не видывал, чтобы из женщины, выросшей в доме, где сортир внутри, получилось бы что-нибудь путное. Вот и она тоже в роскоши не купалась. Старина Джонсон всегда был простым ковбоем, а за это дело сам знаешь, сколько платят. Мэк познакомился с ней на церковном ужине в Лас-Крусес, ей тогда было семнадцать, и тут уж не отнять и не прибавить. Нет, ему через это не переступить. Ни теперь, ни вскорости, и никогда. Когда вернулись, уже стемнело. Покрутив ручку, Билли поднял дверное стекло и продолжал сидеть, глядя на дом. — Устал я как последняя скотина, — сказал он. — Хочешь все бросить в кузове? — Нет, ну лебедку-то надо выгрузить. Может пойти дождь. Ведь может? Да еще там этот ящик со скрепами. Заржавеют, на хрен. — За ящиком я слазаю. Джон Грейди потащил из кузова ящик. В конюшенном проходе вспыхнул свет. У выключателя стоял Билли, встряхивал руку, словно градусник. — Ну каждый раз! Стоит мне этой заразы коснуться — бьет током. — Это из-за гвоздей в подметках. — Так почему ж меня тогда не по ногам бьет? — Это я без понятия. Лебедку повесили на гвоздь, а ящик со скрепами поставили на поперечный брус стены у самой двери. В денниках наперебой ржали лошади. Джон Грейди двинулся по конюшенному проходу и, дойдя до последнего бокса, хлопнул ладонью по двери денника. И в тот же миг раздался такой удар по доскам стены напротив, будто там что-то взорвалось. Пыль сразу же пронизал лучик света. Джон бросил взгляд на Билли, усмехнулся. — Ни хрен-нас-се! — вырвалось у Билли. — Он же теперь на улицу ногу сможет высунуть! Не отрывая рук от доски, на которую облокачивался, Хоакин отступил с таким видом, будто увидел в загоне нечто настолько ужасное, что невозможно смотреть. Но отступил он, просто чтобы плюнуть, и он плюнул — как всегда, задумчиво и медлительно, — после чего вновь сделал шаг вперед и опять стал смотреть за изгородь. — Caballo[2], — сказал он. Тень бегущего рысцой коня пронеслась по доскам, по его лицу и скользнула дальше. Он покачал головой. Они прошли вглубь помещения, туда, где поверх ограждения загона были приколочены две доски два на двенадцать, взобрались на них и сели, упершись каблуками в нижние доски, закурили и стали смотреть, как Джон-Грейди работает с жеребенком. — Чего он думает добиться от этого птицеголового сукина сына? Билли покачал головой: — Каждый когда-нибудь находит коня себе под стать. — А что это за штуку он надел жеребчику на голову? — Недоуздок с наносником. Кавессон называется.{5} — А чем ему не угодило обычное оголовье? — Его об этом и спроси. Трой наклонился, сплюнул. Поглядел на Хоакина. – ¿Qué piensas?[3] — спросил он. Хоакин пожал плечами. Он со вниманием смотрел, как конь на длинной корде ходит кругами по корралю. — А ведь этого коняшку к удилам уже приучали. — Ну, как бы да. — Похоже, он вознамерился его заново переучивать. — Ну-у, — протянул Билли, — есть у меня подозрение, что если он чего вознамерился, то, скорей всего, своего добьется. Сидят смотрят, как конь ходит по кругу. — Может, он в цирк его готовит? — Нет. Цирк у нас вчера вечером был, когда он пытался на нем верхом прокатиться.