— Ну так а я про что? — сказал Трой. — Возьми ту, которую только что поимел я. Скачет пятью аллюрами, или я вообще не наездник. Бармен налил им по стопке виски. — Она сюда вот-вот вернется. — Не надо за меня беспокоиться. Билли бросил взгляд на Троя. Потом повернулся, поднял стопку и посмотрел на просвет — как стоит в ней налитая до краев красноватая жидкость; поднял, выпил и, достав из кармана рубашки деньги, дернул подбородком в сторону наблюдающего за его действиями бармена. — Все готовы? — спросил он. — Да вроде. — Пошли куда-нибудь, поедим. По-моему, дождь перестает. Что-то я его уже не слышу. Прошли по Игнасио Мехиа{1} до Хуарес-авеню{2}. По сточным канавам неслась сероватая вода, а на мокрых мостовых кровавыми лужами растекались огни баров и сувенирных лавочек. Владельцы лавок наперебой зазывали к себе, отовсюду выскакивали и хватали за рукав уличные торговцы, предлагая бижутерию и одеяла-серапе. Перейдя Хуарес-авеню, двинулись дальше по Мехиа к «Наполеону», где сели за столик у окна. Подошедший официант в ливрее метелочкой обмахнул испятнанную белую скатерть. — Caballeros? — проговорил он. Они ели жареное мясо, пили кофе и слушали рассказы Троя о войне, потом курили и смотрели, как древние желтые такси вброд пробираются по залитым водой мостовым. По Хуарес-авеню дошли до моста через Рио-Гранде{3}. Трамваи уже не ходили, улицы были почти свободны — как от торговцев, так и от транспорта. Сияющие во влажном свете фонарей рельсы бежали к пропускному пункту и дальше, где, впечатанные в мост, напоминали гигантские хирургические зажимы, скрепляющие эти чуждые друг другу хрупкие миры; тучи в небе тем временем сдвинулись и, уже не накрывая горы Франклина, ушли на юг, по направлению к темным силуэтам горных хребтов Мексики, ясно прорисовавшихся на фоне звездного неба. Мужчины перешли мост, по очереди протиснулись через турникет и оказались — слегка пьяные, в небрежно заломленных шляпах — уже в Эль-Пасо (штат Техас), на улице Саут-Эль-Пасо-стрит. Когда Джон-Грейди разбудил его, было еще темно. Джон-Грейди был уже одет, успел наведаться на кухню, пообщался с лошадьми и стоял теперь с чашкой кофе в руке, откинув к косяку дерюжную занавесь дверного проема, ведущего в спальную клетушку Билли. — Эй, ковбой, — позвал он. Билли застонал. — Пора идти. Зимой отоспишься. — Ч-черт. — Пошли. Ты уже чуть не четыре часа прохлаждаешься. Билли сел, сбросил ноги на пол и сгорбился, обхватив голову руками. — Не понимаю, как ты можешь так долго дрыхнуть. — Черт тебя возьми, тебе по утрам будто кто шилом в зад тычет. А где положенный мне кофе? — Вот еще, буду я тебе кофе носить. Давай подымай зад. Жрачка на столе. Протянув руку, Билли снял с гвоздя над постелью шляпу, надел, выровнял. — О’кей, — сказал он. — Я встал. По центральному проходу конюшни Джон-Грейди двинулся к выходу во двор — тому, который в сторону дома. Пока шел, кони в денниках приветствовали его ржаньем. Знаю, отвечал он им, ваше, ваше время. В торце конюшни, пройдя мимо соломенного жгута, длинной плетью свисавшего с сеновала, он допил остатки кофе, выплеснул гущу, подпрыгнул, в прыжке хлопнул ладонью по жгуту и, оставив его раскачиваться, вышел вон. Все были за столом, ели, когда Билли толкнул дверь и вошел. За ним вошла Сокорро, взяла поднос с крекерами, понесла к печи, там, переложив на противень, сунула в духовку и, почти сразу вынув из нее горячие крекеры, ссыпала их на поднос и подала к столу. На столе стояла миска с омлетом, другая с овсянкой, сосиски на тарелке и в плошке соус; помимо этого соленья в мисках, салат пико-де-гальо, масло и мед. Умыв над раковиной лицо, Билли принял от Сокорро полотенце, вытерся и, положив полотенце на прилавок, шагнул через свободное место на скамье к столу; уселся, потянулся за омлетом. Оторвавшись от газеты, Орен наделил его долгим взглядом и продолжил чтение. Ложкой наложив себе омлета, Билли поставил миску и потянулся за сосисками. — Доброе утро, Орен, — сказал он. — Доброе утро, Джей Си. Джей Си оторвал взгляд от тарелки: — А ты опять, что ли, всю ночь медведей пугал? — Ну было дело, пугал, — сказал Билли. Протянув руку, взял с подноса крекер, вновь прикрыл поднос салфеткой, потянулся за маслом. — А ну-ка, дай я на твои глазки погляжу, — сказал Джей Си. — Да все у меня с глазами нормально. Передай-ка мне лучше сальсу{4}. Он густо покрыл свой омлет острым соусом. — Огонь надо выжигать огнем. Правильно я говорю, Джон-Грейди? В кухню вошел старик в брюках со спущенными подтяжками и рубашке из тех старинных, к которым воротнички пристегивались, но на нем она была без воротничка и сверху расстегнутая. Он только что брился: на его шее и мочке уха виднелись следы крема для бритья. Джон-Грейди пододвинул ему стул. — Садитесь, мистер Джонсон, — сказал он. — Вот сюда. Я-то уже все. Он встал с тарелкой в руке, хотел отнести ее в раковину, но старик сделал знак, чтобы парень сел на место, а сам прошел дальше, к плите. — Сядь, сядь, не надо, — сказал он. — Мне только чашку кофе. Сокорро сняла одну из белых фарфоровых кружек с крюка под буфетной полкой, налила и, повернув ее ручкой от себя, подала старику, который взял кружку, кивнул и пошел назад через кухню. У стола остановился, дважды большой ложкой зачерпнул из сахарницы песка, бросил в кружку и ушел, на ходу помешивая ложкой. Джон-Грейди поставил свою чашку и тарелку около раковины, взял с прилавка бадейку с ланчем и вышел следом. — Что это с ним? — сказал Джей Си. — Да ничего, все нормально, — сказал Билли. — Я, в смысле, с Джоном-Грейди. — Я понял, о ком ты. Орен сложил газеты и бросил на стол. — Так. Вот этого лучше даже не начинать, — сказал он. — Трой, ты готов? — Я готов. Они встали из-за стола и вышли. Билли продолжал сидеть, ковыряя в зубах. Бросил взгляд на Джея Си. — Ты чем с утра намерен заняться? — Еду в город со стариком. Билли кивнул. Снаружи во дворе завели грузовик. — Ладно, — сказал Билли. — Уже, кажись, достаточно рассвело. Встал, подошел к прилавку, взял свой бидончик с завтраком и вышел. Джей Си протянул руку, взял газету. За рулем урчащего на холостых грузовика был Джон-Грейди. Билли сел с ним рядом, поставил бидончик с завтраком в ноги, закрыл дверцу и повернулся к водителю. — Что ж, — сказал он. — Ты готов сегодня наработать точно на те деньги, что платят за день? Джон-Грейди врубил передачу, и они покатили от дома прочь. — От зари до зари повкалываешь, и божий доллар твой, — сказал Билли. — Люблю такую жизнь. Ты эту жизнь любишь, сынок? Я люблю эту жизнь. Ты ведь тоже ее любишь, правда же? Но уж как я ее люблю, так это ж — господи! Вот люблю, и все. Он полез в нагрудный карман рубашки, достал из лежавшей там пачки сигарету, поднес огонек зажигалки и сидел курил, пока они катили по дороге, там и сям перечеркнутой длинными утренними тенями столбов, кольев изгороди и деревьев. Белое солнце в пыльном лобовом стекле слепило глаза. Коровы стояли вдоль забора и мычали вслед грузовику; Билли их внимательно рассматривал. — Коровы, — сказал он. Полдничали на травяном склоне среди рыжих глинистых откосов в десяти милях к югу от центральной усадьбы ранчо. Потом Билли лег, сунув под голову свернутую куртку, шляпой накрыл глаза. Выглянув из-под шляпы, прищурился на серые осыпи отрогов гор Гваделупес в восьмидесяти милях к западу. — Ненавижу сюда наведываться, — сказал он. — Чертова здешняя земля не способна удержать даже столб забора. Джон-Грейди сидел по-турецки, жевал травинку. В двадцати милях южнее виднелась полоса живой зелени, вьющаяся вдоль русла Рио-Гранде. А перед ней — огороженные серые поля. За трактором, волочащим по серым осенним бороздам хлопкового поля культиватор, тянулся хвост серой пыли. — Мистер Джонсон говорит, министерство обороны посылало сюда людей с приказом обследовать семь штатов Юго-Запада, найти, где самые тощие земли, и доложить. И вроде ранчо Мэка оказалось как раз в их середке. Билли поглядел на Джона-Грейди и снова устремил взгляд к горам. — Как думаешь, это правда? — спросил Джон-Грейди. — Хрен знает. — Джей Си говорит, старик Джонсон дурнеет и дурнеет, прям совсем спятил. — Да он и спятимши поумней будет, чем Джей Си в самом блеске разума, так что Джей Си-то уж молчал бы.