В ходе торгов цена выросла до четырехсот пятидесяти. Мэк тронул себя за мочку уха. — А сам-то я! — сказал он. — Тоже мне, барышник. Дубина стоеросовая. Помощник указал на него аукционисту. — А здесь у нас пятьсот, теперь пятьсот у нас, имеем пятьсот, — завел свою песнь аукционист. — Я думал, вы не склонны к таким проделкам, — сказал Орен. — К каким? — поднял брови Мэк. Цена выросла до шестисот, потом до шестисот пятидесяти. Больше он не проронил ни слова, ни руками не водил, ни головой не качал — вообще застыл. — Имейте в виду, ребята: эт-та лошадь стоит малость дороже! — сказал аукционист. В итоге лошадь ушла за семь сотен. В борьбу за нее Вольфенбаргер ни разу даже не вступил. — А наш мудак-то не такой уж и мудак, скажи? — заметил Мэк. — Что я должен на это сказать? — Ну что-нибудь скажи уж. — Ведь договорились же: действовать так, будто его здесь нет. А мы все делаем наоборот. Почему? — Ну, это уж ты слишком. Что ты на человека ополчился? Требуешь, чтобы он следовал своим же собственным зарокам. — Это черт знает что, вообще-то. — Скорей всего, ты прав. В отношении этого обормота с нашей стороны это было бы лучшей стратегией. Помощник конюха вывел чалого четырехлетка с ранчо Маккинни; базовую цену назначили в шесть сотен. — Да где же наконец тот стринг — ну, табунок тот? — забеспокоился Мэк. — Не знаю. — Что ж, будем сидеть до упора. Мэк приложил палец к уху. Рука помощника аукциониста взметнулась вверх. Высокие динамики, перекрывая друг друга, квакали голосом аукциониста. Я говорю, шесть, грю шесть, рю шесть. Кто семь? Не слышу. Кто скажет «семь»? Ага! Уже семь. Теперь, значит, семь, семь, семь… — Смотри, смотри на его руку! — Да вижу я. Конь поднялся в цене до семи, потом до семи с половиной и до восьми сотен. Потом и до восьми с половиной. — Смотри, какая активность, а? — сказал Орен. — По всему торгу. — Зрителей просто нет. Сплошь торговцы. — Ну, это уж… не в нашей власти. Как думаешь, какова этому коньку цена? — Откуда ж я знаю. За сколько продадут, такова и цена. А, Джон-Грейди? — Мне он понравился. — Лучше бы они вперед тот табунок пустили. — A ведь цифру-то вы небось уже наметили. — Наметил. — Так это же тот самый конь, что был в паддоке! — А послушать его, вроде джентльмен. На восьми с половиной сотнях ставки застопорились. Аукционист выпил воды. — Это прекрасный конь, ребята, — сказал он. — Вы просто что-то не врубаетесь. Жокей проехался на нем, развернулся и подъехал на прежнее место. Он правил им без узды, одной веревкой вокруг конской шеи, но легко развернул и остановил. — Я вот что вам скажу! — крикнул он публике. — Мне от него ни цента не обломится, но это классный конь, и он обучен аллюрам. — Одна только вязка с его мамочкой, — вновь раздался голос аукциониста, — вам обойдется в тысячу долларов. Ну что приуныли, соколики? Его помощник поднял руку: — Есть девять, есть девять, есть девять. А девятьсот пятьдесят не слабо́? Сот пятьде-сят-сят-сят. Вот: девять с половиной. Девять, да уже и с половиной! — А можно мне сказать кое-что? — вступил в разговор Джон-Грейди. — Дык отчего ж нет-то? — Вы покупаете его не на продажу, верно? — Нет, не на продажу. — Тогда, думаю, коня, который глянулся, надо купить. — А ты о нем, вижу, соскучился. — Да, сэр. Орен покачал головой, вытянул шею и сплюнул. Мэк сидит смотрит в записи. — Все это дорого мне обойдется, как ни крути и с какого боку ни глянь. — Ты о коне? — Да нет, ну при чем тут этот чертов конь! Ставки поднялись до девятисот пятидесяти, потом до тысячи. Джон-Грейди искоса посмотрел на Мэка, перевел взгляд на торжище. — А вон — видали, там сидит один, в клетчатой рубашке, — сказал Мэк. — Я его знаю. — Я тоже, — сказал Орен. — Вот бы я посмеялся, если они выкупят назад коня, которым сами же торговали. — Я бы тоже. В итоге Мэк купил коня за тысячу сто. — Так с вами кончишь приютом для нищих, — сказал он. — А конь-то как хорош! — сказал Джон-Грейди. — Я знаю, как он хорош. Не надо пытаться меня утешить. — Не слушай его, сынок, — сказал Орен. — Ему приятно слушать, как ты его коня нахваливаешь, просто боится сглазить, вот и все. — Как думаете, на сколько меня нагрел на этих торгах тот старый жердяй? — Да мне так кажется, что ни насколько, — сказал Орен. — Может, на следующих собирается. Служитель в это время прибивал пыль на торжище, поливая его из шланга. После этого в ангар впустили стринг — табунок из четырех коней; Мэк купил и их тоже. — Аки тать в ночи, — возгласил аукционист. — Из четырех первый. Продан за пять с четвертью. — Думаю, могло быть и хуже, — сказал Мэк. — Выйдя на дождь, как не вымокнуть?