— Он говорит, она Дэвиса, а она ж не Дэвиса! — Нет, сэр. — Бина, — сказал Орен. — Это лошадь Бина. — Да знаю я, что это за лошадь, — отмахнулся Мэк. Аукционист дунул в микрофон. В огромном аукционном ангаре динамики висели высоко в разных его концах, и его голос квакал и крякал, сам себя перебивая. — Поправочка, леди и джентльмены, поправочка. Эту лошадь выставляет мистер Райл Бин. Начали с пятисот. Кто-то у дальнего конца торговой площадки коснулся поля шляпы, помощник аукциониста сразу повернулся к нему и поднял руку, а аукционист возгласил: — Теперь шестьсот, шестьсот теперь, предложено шестьсот, имеем шесть сотен, кто даст семь? Ну-ка, семь давайте. Вытянув шею, Орен задумчиво сплюнул в пыль. — Ты глянь-кася, который там сидит, — то ж твой знакомец! — сказал он. — Я узнал его, — сказал Джон-Грейди. — А кто это? — спросил Мэк. — Вольфенбаргер. — А нас он узнал? — А то! — сказал Орен. — Еще как узнал. — Так ты, что ли, тоже его знаешь, Джон-Грейди? — Да, сэр. Однажды он заезжал к нам. — Я думал, ты с ним не говорил. — А я и не говорил. — Делай вид, будто его тут нет вовсе. — Слушаюсь, сэр. — А когда это он заезжал? — На прошлой неделе. Не помню. В среду, кажется. — Просто не обращай на него внимания. — Да, сэр. Я и не обращаю. — Больше мне делать нечего, еще за него волноваться! — Да, сэр. — Восемьдесят! Семьсот восемьдесят! — взывал аукционист. — Ну-ка, кто больше? Ведь меньше-то уж никак. Жокей проехался на лошади вокруг площадки. Потом пересек ее наискось, остановился, сдал назад. — Лошадь хороша и как тягловая, и как рабочая ковбойская, — продолжал нахваливать товар аукционист. — За такую тысячи долларов не жалко! А, вот, хорошо. Имеем восемь, восемь, восемь… А ну-ка, восемь с половиной! Кто даст восемьсот пятьдесят, восемьсот пятьдесят, восемьсот пятьдесят… В итоге лошадь ушла за восемьсот двадцать пять, а на торг вывели кобылу арабских кровей, которую продали за семнадцать сотен. Мэк наблюдал, как ее уводят. — Вот никогда бы я не стал такую суку сумасшедшую у себя держать, — сказал он. Потом выставили очень броского на вид пегого с белой гривой мерина, который принес хозяину тысячу триста долларов. Мэк сверился с записями, поднял взгляд. — Откуда, к черту, у людей такие деньги? — пробормотал он. Орен покачал головой. — Что Вольфенбаргер? Бился за него? — Вы же сказали не смотреть туда. — Знаю. Так бился он или нет? — Ну, как бы да. — Но все же не купил, скажи? — Не-а. — Я думал, ты зарекался смотреть туда. — А мне и не требовалось. Он так махал руками, будто пожар кругом. Мэк покачал головой и опять уставился в свои записи. — Через минуту-другую должны начать торговать стринг из тех полудиких, — сказал Орен. — И как считаешь, о каких деньгах пойдет речь? — Те лошадки, думаю, пойдут не больше чем по сотне долларов за голову. — А что будем делать с остальными тремя? Выставим их сразу тут же на продажу? — Выставим тут же на продажу. — Или, может быть, лучше продать у себя, прямо на месте. Мэк кивнул. — Может быть, — сказал он. И бросил косой взгляд в сторону трибун напротив. — Этот сукин сын, похоже, решил все слизывать с меня. Ненавижу такие вещи. — Понимаю. Он прикурил сигарету. Помощник конюха вывел следующую лошадь. — По-моему, он и впрямь пришел покупать, — сказал Орен. — По-моему, тоже. — Спорим, он будет делать ставки на каждую из лошадей с Ред-Ранчо. Вот увидишь. — Это без сомнения. Надо бы нам какую-нибудь подставу ему сделать. Орен не ответил. — Дурак — он собственному кошельку враг, — сказал Мэк. — Ну-ка, Джон-Грейди, что не так с той лошадью? — Да ничего. Вроде все так. — А что-то ты как будто говорил, что это какая-то жуткая помесь. Чуть ли не с марсианской лошадью. — Ну, лошадь тоже может быть немного холодновата. Орен сплюнул через доску ограды и осклабился. — Холодновата? — переспросил Мэк. — Да, сэр. Начальной ставкой за эту лошадь объявили триста долларов. — А сколько лет-то ей? Ты не помнишь? — Сказали, одиннадцать. — Ага, — хмыкнул Орен. — Шесть лет назад ей было одиннадцать.