Лестница окончилась. Фонарь Косоурова осветил широкий подземный ход. — Я иду вперед, — отрывисто сказал майор, — вы — сзади, шагах в тридцати. Идите у самой стены. Здесь могут быть следы, их нужно сохранить. Каждый звук, даже самый тихий, гулко отдавался в подземелье. Было слышно, как падают капли просачивающейся где-то подпочвенной воды. Метров двести все шли молча. Потом Строев и Ржевский услышали, как майор что-то сказал и остановился. Они не спеша подошли к Косоурову. Майор стоял у большой ниши, сделанной в стене. Под каменными сводами ниши стояли четыре кованых сундука. Один из них был открыт. Рядом валялся сбитый замок. Но фонарик майора светил в другую сторону — здесь лежал покрытый плесенью и пылью пиджак. — Боже мой, — дрожащим голосом проговорил Ржевский, — это же костюм Леонида Мироновича! Он поднял пиджак и сейчас же выпустил его из рук: на сером материале чернели ржавые пятна засохшей крови. — Ножом в спину, — тихо сказал майор. Строев поднял ковер, лежащий в сундуке. Глаза у Ржевского заблестели. — Рукописи! — воскликнул профессор и, развернув один из свитков, добавил: — Первая половина пятнадцатого века! Хорошо сохранился. Какая находка! Но… Леонид Миронович… Значит, здесь его и убили… Термоэлектричество, притихший и, казалось, испуганный непривычной для него обстановкой подземелья, неожиданно завыл, и вой его — мрачный, унылый — заполнил всю подземную галерею. Строев нагнулся, чтобы поймать собаку и заставить ее замолчать, но она вдруг рванулась вглубь подземного хода. Окликнуть пса Строев не успел: шагах в сорока, там, куда убежал Термо, блеснул яркий огонь взрыва, и в лицо ударила тугая взрывная волна. — Мина! — воскликнул Строев. Давно уже затихло гулкое эхо взрыва, а Косоуров все еще стоял, напряженно прислушиваясь, и лицо его в электрическом свете фонарика казалось мертвенно бледным. Потом он облегченно вздохнул, и то, что он сказал, объяснило его спутникам подлинную меру опасности: — Если подземный ход ведет к заводу и там заложена взрывчатка, эта мина могла быть соединена с основным зарядом. Тогда на воздух взлетел бы весь завод… — Может быть, впереди люди? — спросил Строев. Косоуров хотел что-то ответить, но Строев дернул его за рукав. Шаги! В тишине подземелья отчетливо слышались шаги. Но не впереди, откуда их можно было ожидать, а сзади, со стороны входа. Майор потушил фонарик, втолкнул профессора в нишу. Косоуров и Строев, на всякий случай, вынули пистолеты. Шаги стали увереннее, ближе. Теперь можно было разобрать — шло несколько человек. Вспыхнул луч карманного фонаря — люди приближались. Строев почувствовал, как поднимается рука майора. И вдруг из темноты прозвучал спокойный голос генерала Славинского: — Не вздумайте стрелять, майор. Косоуров включил фонарик. Шагах в двадцати от ниши стояли Славинский и два офицера разведки. — Нельзя было оставлять вход без охраны, — сказал Славинский майору. — А как вы нас нашли? — с удивлением спросил Ржевский. — Ну, это несложно, — усмехнулся генерал. — В палатке башни остался горячий чайник, значит, далеко вы не ушли. А на площадке башни лежит ваш пиджак. И, наконец, взрыв. Что произошло, майор? — Собака подорвалась на мине, шагах в сорока впереди, — ответил Косоуров. — К счастью, мины не блокированы. — Вторая ошибка, — упрекнул генерал, — нельзя рассчитывать на счастье. — Посмотрите, что мы обнаружили, — голосом, дрожавшим от волнения, подозвал Славинского профессор. — Это костюм Серебрякова. Генерал молча осмотрел пиджак, разрезанный сзади ударом ножа. — Теперь вперед, — заключил Ржевский. — Ни в коем случае! — Твердо возразил генерал. — Ход может быть заминирован на всем протяжении. Вызовем саперов. Кроме того, нужно, на всякий случай, вывести людей с территории завода. А сейчас — назад! Саперы выехали через два часа. Генерал был прав — подземный ход оказался заминированным почти на всем протяжении. Первая мина, на которой подорвалась собака, была заложена с наспех зарытым трупом Серебрякова. В течение дня саперы обезвредили еще три десятка мин. Следом за саперами шел Ржевский. В подземном ходе хранились драгоценные для археолога вещи: старинное оружие, домашняя утварь, пергаментные рукописи тысячелетней давности. К вечеру генерал и его спутники смогли пройти до конца подземного хода. Здесь в потолке были пробиты отверстия, в которых шли провода к забетонированному в стене пульту. Генерал долго стоял в раздумье, потом коротко сообщил: — Над нами завод! — Но заряды невелики, — заметил Ржевский. — Разве они могут причинить серьезный вред? — Они должны играть роль первого камешка, который вырастет потом в лавину, — ответил в тон ему Славинский. — Сверху резервуары с горючим и окислителем. Достаточно самого небольшого взрыва, чтобы вызвать катастрофу. Строев, рассматривавший пульт, подозвал генерала: — Аркадий Степанович, здесь радиоприемник с выведенной куда-то антенной. — Я ожидал этого, — ответил генерал. — Нельзя же было держать тут человека. Где-нибудь, за тридевять земель, будет включен передатчик, радиоволны помчатся к антенне, приемник, настроенный на определенный шифр, включит реле, и тогда — взрыв. — А если сейчас кто-то уже подходит к передатчику? — с волнением спросил Ржевский. — Не беспокойтесь, Владислав Юрьевич, — улыбнулся генерал. — По-видимому, это, произойдет не так скоро. Человек, вырезавший в свое время лист из статьи Штромберга, несколько часов назад выехал сюда из Тбилиси. Надо полагать, едет он для проверки. Так сказать, генеральная инспекция. Взрыв может произойти только потом. А через час все это будет обезврежено. — Еще один вопрос, Аркадий Степанович: почему они раньше не взорвали завод? Ведь все подготовлено. Генерал подумал, подошел к пульту, ответил: — Да, готово. Но, кроме взрыва, им, по-видимому, важен еще и политический резонанс. А через две недели — Октябрьский праздник. Помолчав, генерал добавил: — Мы отсоединим реле от детонаторов. Приемник будет работать по-прежнему. Проверим, когда и откуда поступят сигналы. Глава 10 В многолетней практике генерала Славинского это был первый случай, когда диверсант, пойманный, в сущности, на месте преступления, вел себя так уверенно и спокойно. Лже-Хромов курил, откинувшись на спинку стула, небрежно закинув ногу за ногу. На лице его не отражалось ничего, кроме наслаждения хорошей папиросой. На Славинского он смотрел без малейшего волнения и, как казалось, даже с некоторым доброжелательством. Славинский, прекрасно умевший разбираться в людях, понимал — спокойствие это не наигранное, преступник явно на что-то рассчитывает. И среди многих возможных линий допроса генерал выбрал ту, которая в данном случае была самой верной. — Давайте говорить откровенно, Хромов, — сказал Славинский. — Час назад вы пойманы в подземелье с поличным. Оружие ваше приобщено к вещественным доказательствам. Сейчас в нашем распоряжении имеются все материалы для предъявления вам серьезного обвинения. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? — Вполне, господин генерал, — с улыбкой ответил лже-Хромов. — Шпионаж и намерение совершить диверсию. Квалификация точная. — Кроме того, — продолжал Славинский, — вам грозит еще и обвинение в убийстве профессора Серебрякова. — О, это уже лишнее! — Возможно, — согласился генерал. — Поэтому в ваших же интересах содействовать скорейшему расследованию всех обстоятельств дела. — В определенной мере я и собираюсь это сделать, — вставил лже-Хромов. — Почему только — «в определенной мере»? Генерал уже догадывался, на что рассчитывает диверсант. — Все, что непосредственно касается моего дела, я вам выложу, — неторопливо, взвешивая каждое слово, начал лже-Хромов. — Это, действительно, в моих интересах. Зачем мне нужны лишние обвинения? А вот вторая часть моих показаний будет зависеть от вас. Я располагаю весьма важными для вас сведениями. Если я буду уверен в том, что мне не грозит расстрел, вы получите эти сведения. Догадка Славинского оказалась правильной: диверсант собирался поторговаться. — Хорошо, — спокойно ответил генерал. — Давайте начнем с первой части показаний. — Я бы предпочел изложить их на бумаге собственноручно. — Пожалуйста. Это ваше право. Но мне хотелось бы сейчас в общих чертах знать их сущность. Лже-Хромов подумал, потом кивнул головой: — Что ж, вкратце могу рассказать и сейчас. Вы, действительно, много знаете? Вопрос был задан бестактно, но именно поэтому генерал понял — преступник будет говорить правду.