Не рискуя отойти от места приземления, профессор провел мучительную ночь. Ему не хватало кислорода в висках стучало, временами сердце, как бы приостанавливало работу. Только перед самым восходом солнца Уилл слегка вздремнул, но как только верхушки дальних снежных гор заалели под первыми лучами солнца, вскочил на ноги и начал просматривать в бинокль окружающую его местность. Он стоял в центре ровной и гладкой площадки. Казалось, кто-то специально выровнял ее на 350–400 метров, а дальше, словно обозначая границу «хоккейного поля», как мысленно назвал площадку Уилл, оставил одиночные скалы, за которыми одна на другую набегали горы, покрытые льдом и снегом. В надежде обнаружить следы бесславно начавшейся экспедиции Уилл тщательно осматривал местность, внимательно вглядывался в каждую подозрительную точку, в каждый бугорок, и, наконец, справа от себя, метрах в трехстах, почти у самой, кромки «хоккейного поля», заметил бурую бесформенную массу. Подойдя к ней, Уилл, как вкопанный, остановился над трупами двух игроков в покер. Оба члена экспедиции лежали на спинах, лицами вверх. Было очевидно, что в роковом прыжке они наскочили один на другого, и стропы их парашютов переплелись. В нескольких шагах от игроков валялся разбитый грузовой тюк. Кожаный мешок лопнул и предметы снаряжения рассыпались по снегу. Шагах в пятидесяти от него Уилл обнаружил труп третьего члена экспедиции. Бедняга упал головой вниз. Поблизости лежали два грузовых тюка, а в трех метрах от них зияла глубокая и широкая трещина. С опасной поглядывая на трещину, Уилл пошел вдоль нее. Она казалась бесконечной. Внезапно Уилл остановился над аккуратно погашенным парашютом, около которого валялось семь стреляных гильз и ракетница. Большая вмятина в снежном бугорке указывала на место приземления, кого-то из членов экспедиции, а следы ног его, идущие от вмятины к трещине, рассказали Уиллу о трагедии, разыгравшейся тогда, когда он лежал без сознания: совершивший удачный прыжок, действуя по инструкции, подал семь сигналов, всего на пять метров отошел в сторону и… погиб на дне расщелины. Уилл осторожно подполз к краю пропасти, постарался заглянуть в нее, несколько раз крикнул: «О-Эй!» и выстрелил из пистолета. Кроме громоподобного эха, никто не ответил на призыв. Продолжая путь, Уилл обнаружил еще один труп. Он лежал по другую сторону расщелины. В этом месте, значительно расширившись, трещина уходила влево. Усталый, обескураженный неудачей, Уилл все шел и шел и через час очутился у того моста, откуда начал свой путь вдоль кромки трещины. Круг замкнулся. Уилл громко выругался и в изнеможении сел на лед. Сомнений не было он приземлился на площадке, пропастью отрезанной от общего массива гор. 6. Таинственные следы Надвигались сумерки. Следовало подумать о ночлеге. Уилл, преодолевая апатию, охватившую его, вернулся к месту приземления, разбил палатку, развернул спальный мешок, забрался в него и задумался. Хорошо подготовленная экспедиция с первых же шагов потерпела фиаско. Было предусмотрено все, кроме того, что у самого места посадки самолет сможет потерять управление и членам экспедиции придется выбрасываться с парашютами с высоты, небезопасной при прыжке. И именно с этим пришлось столкнуться прежде всего. Сомнений быль не могло: члены экспедиции погибли, а что может сделать один человек, очутившийся в неприступных горах, за линией вечных снегов, на островке с которого, пока что, нет дороги? Уилл ерзал в мешке, ему хотелось уснуть, хотя бы ради того, чтобы, пусть на время, избавиться от мрачных мыслей, но сон упрямо бежал от него. С первым проблеском света Уилл вскочил на ноги. Надо было действовать. Он обошел всю площадку, тщательно осмотрел трупы погибших членов экспедиции, их рюкзаки и разбитые багажные тюки, и все, что на его взгляд, могло пригодиться в дальнейшем, перенес к своей палатке. В рюкзаке одного из любителей покера Уилл обнаружил радиопередатчик. При виде его Уилл воспрянул духом: стоило ему установить связь, с внешним миром, сообщить о катастрофе и моментально последует помощь… Тот, кто имеет связь, не одинок. Но уже через несколько минут Уилла постигло разочарование — рация не работала. От удара при падении многие детали в ней разбились, сместились с гнезд. Беспомощно поковырявшись в паутине разноцветных проводничков, Уилл толчком ноги отшвырнул рацию в сторону и решительно поднялся. Оставалось одно: Уиллу надеяться только на Уилла и самому, без посторонней помощи, искать спуск с «крыши мира». Но… трещина! Проклятая трещина!.. …Уилл медленно шел вдоль нее, на глаз измерял ее ширину, выискивал место, откуда можно было начать спуск с плато. К концу дня подул ветер. Он поднимал колючую снежную пыль с обледенелой поверхности земли, разбрасывал во все стороны и слепил глаза Уиллу. Багровое солнце подошло к причудливо выщербленной вершине отдаленной горы и, как бы приостановившись на долю секунды, стало прятаться. Усталый, озлобленный и разочарованный профессор медленно подходил к палатке. Шагах в пяти от нее он внезапно остановился и, присев на корточки, начал внимательно рассматривать снег. От удивления широко раскрытыми глазами, профессор уставился на огромный след человеческой, босой ноги. След был не один… Их было много! Прямо перед ним — справа и слева — они подходили к пологу палатки. Холодный пот выступил на лбу профессора. Он вынул из кармана пистолет и пошел по следам. Метров через тридцать следы исчезли: ветром смело снег, а на льду ничего не было видно. Тревожно оглядываясь по сторонам, профессор добежал до палатки, поднял полог ее, но… Все — как было до ухода профессора — лежало по местам. Обладатели следов в палатку не проникали. Чтоб хотя бы немного успокоиться, Уилл прямо из горлышка фляги отхлебнул коньяк, сел и, ладонями сжимая голову, задумался: В действительное существование «сноуменов» Уилл не верил. Сведения о наличии в Гималаях «племени снежных людей» — великанов рассматривал, как рекламный блеф исследователей, побывавших на «крыше мира». А весь доклад на пресс-конференции общества любителей антропологии, этнографии и археологии им был построен из расчета одурачить корреспондентов, падких на сенсацию. В недалеком прошлом с таким же энтузиазмом он доказывал реальность поисков на библейской горе Арарат ноева ковчега. И вдруг — следы! Те самые следы, о которых писал Бури, Смит, Шилтон и другие! Дрожащей рукой профессор Уилл поднес ко рту фляжку и жадно сделал несколько глотков. Нервы постепенно успокоились. Ветер крепчал. Под его напорам палатка вздрагивала и прогибалась. «И чего я испугался? Возможно, это всего-навсего галлюцинация, плод больного воображения. Надо проверить», — подумал Уилл, окончательно обретая хладнокровие. Громко проговорив: «А ну, посмотрим», он вышел из палатки. Ветер кружил снежную пыль. По небу мчались кружевные облака и, казалось, что ярко-желтая луна кувыркается в них. Вокруг палатки блестел голубой лед. Следов нигде не было. Уилл, остановившись, вздернул плечами и, подбадривая себя, вполголоса проговорил: «Показалось. Нервы сдают. Чего доброго, этак самого черта встречу». С этими словами он возвратился в палатку, выпил третью порцию коньяка и, забравшись в спальный мешок, моментально заснул. 7. Косматые великаны Уилл проснулся поздно. В палатке было светло. Не вылезая из спального мешка, он еще раз обдумал создавшееся, положение. Выход был: если сегодня ему не удастся найти хотя бы относительно безопасный спуск в расщелину, надо попытаться взрывами создать его, а в крайнем случае — укрепить веревку и по ней, налегке, достичь дна расщелины. С этой мыслью Уилл вылез из спального мешка, мурлыкая песенку, вышел из палатки и… обомлел… Не далее как в четырех метрах от палатки пять человекообразных существ сидели на корточках. При появлении Уилла они поднялись на ноги. Это были великаны ростом не менее 250 сантиметров, с широкими торсами и отлично развитой мускулатурой. Рыже-коричнавая густая шерсть покрывала массивные тела. На лицах у них растительности не было. Слегка раскосые, большие глаза темно-голубого цвета, смотрели на Уилла почти ласково, без любопытства и удивления. У великанов в руках ничего не было. Быстро поборов смущение, профессор отскочил в сторону и выхватил пистолет. Но в тот момент, когда палец его лег на курок и оставалось прицелиться и произвести выстрел, один из великанов шагнул вперед в предупреждающем жесте поднял правую руку и, слегка растягивая слова, внушительно проговорил на правильном английском языке: — Мистер Уилл, не делайте глупости. Бросьте оружие. Если бы в это время засверкала молния, загремел гром и с неба посыпались живые квакающие лягушки, профессор Уилл был бы менее поражен. Пальцы сами собой разжались, пистолет упал в снег и руки, вытягиваясь «по швам», механически опустились вниз, корпус чуть подался вперед, и Уилл стал, как некогда его учили в армии: по команде «Смирно!». Великан что-то прошептал своим спутникам. Они подошли к палатке, стали быстро разбирать ее и аккуратно укладывать и паковать вещи и предметы снаряжения, собранные профессором после катастрофы. Окончательно придя в себя, Уилл внимательно наблюдал за работой и мысленно отмечал силу и ловкость сноуменов. В глубине души, Уилл искренне пожалел о том, что не имеет возможности запечатлеть на кинопленку работу великанов. — «Вот были бы кадры!» — думал он. В 10–15 минут работа была закончена. Два сноумена на свои сутулые спины легко взвалили имущество профессора, двое стали по бокам его. И сноумен, говорящий по-английски, скомандовал: «Пошли». Сноумены шли медленно, но едва поспевая за ними, профессор Уилл обливался потом. Площадка быстро кончилась. Перед путниками оказалась злополучная трещина. В этом месте ширина ее была не менее четырех метров. Сноумены-носильщики, легко оттолкнувшись, перепрыгнули через пропасть. У самой кромки Уилл остановился, попятился и, робко взглянув на сноумена, шествующего рядом сказал: — Я не могу! Для меня каждый прыжок равносилен самоубийству! Ни слова не говоря, сноумены подхватили Уилла под мышки и одним махом преодолели препятствие. Профессор только ахнул. Сноумены обменялись репликами и прибавили шаг. Для них не существовало ни спусков, ни подъемов, И там, где Уилл при помощи ледоруба передвигался с трудом, они шли, как ни в чем не бывало. Уилл, выбившись из сил, все чаще проявлял нерешительность даже перед незначительными препятствиями. И тогда сноумены брали его за руки и, как маленького ребенка, рывками переносили. Вскоре группа подошла к глубокой пропасти, сноумены остановились и начали совещаться. Преодолевая страх, Уилл осторожно подошел к краю пропасти, глянув вниз и зажмурившись, моментально отпрянул назад. Сноумены тихо засмеялись. Смех великанов ободряюще, подействовал на Уилла. Он открыл глаза и, не веря себе кулаками протер их. У края пропасти стоял он один на один со сноуменом, говорящим по-английски, остальные четверо исчезли. — Вам придется некоторое время напрячь нервы и не проявлять малодушия, — обратился сноумен к Уиллу. — Мы пошли дорогой не очень удобной для вас. Один момент! С этими словами великан чуть присел, одной рукой обхватил Уилла за поясницу, крепко прижал к груди и с легким возгласом, «Ап!» прыгнул в пропасть. Уиллу стало дурно. Тело его обмякло, руки безжизненно повисли, голова упала на косматое плечо сноумена. Едва коснувшись ногами маленькой площадки, сноумен, тремя огромными прыжками соскочил вниз на другую, извилистую тропинку, по ней стремительно пробежал шагов двадцать и остановился, а затем опустил Уилла на землю, похлопал по спине и ободряющим тоном сказал: — Теперь можете идти смело. Уилл открыл глаза и осмотрелся. Они были на дне пропасти, на довольно широкой, расчищенной тропе, которая шла сильно под уклон. Сноумен, принаравливаясь к походке Уилла, шел медленно. За одним из поворотов показался вход в пещеру, а возле него на карточках сидели сноумены-носильщики и сноумены-конвоиры. 8. Под крышей мира Уиллу казалось, что пещере не будет конца. От самого входа он подсчитывал шаги, но на одном из четырехзначных чисел запнулся и прекратил подсчет. Постепенно стены сближались, свод понижался, и пещера незаметно превратилась в тоннель. В лицо путников пахнуло, теплом. С каждым шагом становилось светлее. Сноумены ступали беззвучно, казалось, скользили по гладкому полу, а шаги Уилла, обутого в тяжёлые альпинистские ботинки, гулко разносились под сводами и будили эхо. За одним из поворотов начался длинный ступенчатый подъем. На двести восьмидесятой ступеньке, Уилл тяжело вздохнул, сел и, не глядя на спутников, покачивая головой, объявил: «Не могу, Я не верблюд. Дайте передохнуть». Сноумены рассмеялись, остановились. Говорящий по-английски покровительственно потрепал по плечу Уилла и тоном взрослого, уговаривающего ребенка не капризничать, сказал: «Осталось мало»… Уилл молча поднялся. …Действительно, через несколько десятков шагов, после выхода из тоннеля в коридор, сноумены свернули направо, немного прошли — и стали. Один из них рукой провел по стене, и та бесшумно разлетелась в стороны. Жестом указывая на образовавшийся вход в обширное помещение, «предводитель» (как Уилл мысленно назвал великана, владеющего английским языком) пригласил Уилла войти. Опережая Уилла, носильщики шагнули вперед, сложили посреди комнаты кладь и вышли. «Предводитель», словно проверяя наличие необходимого, осмотрел помещение взглянул на пленника, улыбнувшись, сказал: «Все на месте. Все в порядке. Если вам понадобится попасть в туалетную, под крышкой стола нажмите синюю кнопку», — и, пятясь, покинул комнату. Моментально стена сомкнулась, и Уилл остался один. Обеими руками ухватившись за голову, он опустился на пол, лицом уткнулся в один из тюков и закрыл глаза. Усталость сковала все его члены. Ему хотелось одного — отдыха. Абсолютно не шевелясь, Уилл пролежал минут тридцать, а затем, кряхтя приподнялся, рукой ощупывая тюк, сел на него, сладко позевывая, потянулся и открыл глаза. Да, он был один. В комнате размером не менее ста квадратных метров с очень высоким потолком. Но, как ни странно, Уилл не чувствовал гнета тюрьмы. Ему было жарко. Скинув теплый комбинезон, Уилл заложил руки в карманы и прошелся по комнате. Пол, стены и потолок помещения были из цветного базальта, гладко отполированы, без единой трещины и шва, будто их одновременно покрыли расплавленной каменной массой, которую впоследствии обработали. Отовсюду веяло теплом, чувствовалась циркуляция воздуха, но ни окон, ни дверей, ни какой-либо отдушины в комнате не было. У одной стены стояла кровать, вернее, ложе из гранита, как определил Уилл, а на нем лежал мягкий матрац и несколько круглых подушек, напомнивших Уиллу «мутаки», виденные им во время путешествия на гору Арарат. У противоположной стены стоял стол. Его изогнутые ножки хоть и были из базальта, казались легкими, а верх из темно-розового мрамора, отражая невидимые лучи — блестел. Возле него — два кресла с высокими спинками и резными подлокотниками. На столе — хрустальные графин и стакан. Внимание Уилла привлекла третья стена, вернее; шкаф в ней, схожий со шкафами-картотеками из публичной библиотеки, со множеством квадратных ящичков, и тут же в центре, на тумбе, яхонтовый ящик, до некоторой степени похожий на большой телевизор, а перед ним, — табурет.