– Ну почему же, условия сна у меня вполне удовлетворительные, – возразил Коган и сразу почувствовал, что проговорился, косвенно подтвердив, что живет в городе и чаще всего его работа следователя – чисто кабинетная. – Мы все обслуживаем трассу, – задумчиво сказала Артамонова. – Каждый по-своему. Мы лечим людей, которые на ней работают. Вы прибыли из Москвы, чтобы контролировать. А пилоты летают, перегоняют самолеты. – Я ничего не контролирую, – пожал плечами Борис. – Я всего лишь расследую факты аварий и несчастных случаев. А их немало. Ведь работать приходится в очень тяжелых условиях. Есть случаи обморожения, от усталости участились случаи травмирования. Это все объективно. Знаете, я удивлен, но осень у вас в этом году затянулась. Я думал, что здесь уже снега вовсю лежат и метели свирепствуют. Коган специально свернул тему в сторону погоды. С какой стати Артамонова заговорила о том, что ее больница лечит людей, которые работают на трассе? Для них есть своя медсанчасть. На каждом аэродроме. Ну кроме тяжелых случаев, когда нужна серьезная операция или… вскрытие. Маргарита Владимировна решила примазаться к чужим трудовым подвигам? Или это просто сочувствие? Коган поставил чашку на стол и поднялся: – Простите, но мне действительно пора. Она тоже поднялась и, подойдя к Борису, взяла его за руку. Там, где открытая кисть не была прикрыта бинтами и рукавом рубашки. Пальцы у нее были холодные, трепетные – прикосновение вышло приятным. – Берегите себя, – тихо сказала Артамонова. – Берегите руку. «Интересно, а ведь у нее давно не было мужчины, – снова подумал о предметах, далеких от своего дела, Борис. – А если бы я сейчас остался? А если бы я сейчас обнял ее и привлек к себе? Она ведь всего лет на пять старше меня… Что это я? Вот колдунья!» – Ну что там? – Андрон Перегудов отложил в сторону карабин, видя, что его спутник возвращается. И лицо его не выражает тревоги. – Лошади волновались, – пожал плечами Казанков. – Может, рысь почуяли, а может, змея проползла. Макар уселся снова возле костра и полез за кисетом и трубкой. На место встречи они пришли еще утром. Но связного так и не было. Волноваться было рано. Все-таки тайга, здесь не бывает прямых и легких дорог. Или река разлилась, или заплутал связник, или не рассчитал расстояние и скорость своего передвижения. Приказано ждать, значит, надо ждать. – Скажи, Казанков, – спросил Макара Перегудов. – А на черта мы все это делаем? – Не понял вопроса? – Макар нахмурился, вытащил изо рта трубку и сплюнул сквозь зубы в костер. – Зачем мы тут торчим или зачем вообще пришли сюда из Харбина? – Именно, – кивнул Андрон, задумчиво тыкая прутиком в горячие угли. – Какой толк от всего этого? – Ты что, спятил? – разозлился Казанков. – Немцы Петербург блокировали, к Волге подошли, Москва все еще под угрозой. Долго большевикам вермахт не сдержать. Еще нажим, и покатится красная орда на восток, побежит! – Не бежали они, – все так же спокойно возразил Андрон. – И в 41-м не бежали, и в 42-м не бежали. Отступали, гибли, но не бежали. И потерь таких вермахт еще не знал, какие несет сейчас на Восточном фронте. Долго это продолжаться не может. – Ты что, не веришь в Гитлера? – спросил Казанков, но тут же усмехнулся и снова сплюнул в костер. – Я тоже в него не очень верю. Да и вообще все эти гитлеры, муссолини и всякая там шваль – они нам временные союзники. Дайте только большевиков скинуть, а там уж мы сами разберемся. Распорядимся по своему усмотрению! А кто против будет из бывших друзей, с тем и разобраться можно. Перегудов посмотрел на своего спутника и снова опустил голову. Он уже пожалел, что начал этот разговор. Не с Макаром на такие темы рассуждать. Кто он? Сын бывшего казачьего вахмистра. Садист, убийца, готовый идти, куда пошлют, лишь бы можно было убивать и получать за это мзду. Что он смыслит в таких категориях, как Родина, как великая и вечная Россия. Для него русская земля и русский дух – ничего не значащие слова. Ему и в Харбине неплохо живется. А будут деньги, он махнет в другие места, где посытнее и поспокойнее. В небе снова послышался гул. Высоко за облаками прошел бомбардировщик, за ним звеньями по три самолета пролетели истребители. Солнце отражалось от серебристых крыльев самолетов, на которых еще не было опознавательных знаков. Двое мужчин на таежной поляне сидели у костра, задрав головы и провожая взглядом группу самолетов. – Проклятые янки, – зло проворчал Макар. – Выброшенные деньги на ветер. Это только продлевает агонию. Лучше бы договорились с Гитлером. Думают отсидеться за океаном? – Что-то не верится мне, что американцы будут швырять деньги в огонь, – усмехнулся Перегудов. – Вон мощь какая идет! – А ты как будто злорадствуешь, Андрон, – с неудовольствием посмотрел на спутника Казанков. – Убивать их надо. И чем больше, тем лучше. Будь моя воля, я бы зубами рвал каждого встречного, пока не искоренил бы большевистскую нечисть. – Странный ты человек, Макар, – покачал головой Перегудов. – Ты хочешь вернуть старое, хочешь родину вернуть. Но ты ненавидишь людей, которые населяют эту землю, которую ты хочешь освободить. А как же твой русский мужик, хлебопашец? Он ведь часть этого мира, часть твоей земли. Можно ненавидеть конкретных людей, захвативших власть, отправивших нас в изгнание. Но русский народ, эти леса и реки, это небо? Как можно ненавидеть все это? – Если по моему небу будут летать большевистские самолеты, я буду ненавидеть и небо! – отрезал Казанков. – Давай палатку ставить. Видать, связника сегодня нам не дождаться. Шелестов соскочил с подножки грузовика, не дожидаясь, пока машина остановится. Сержант госбезопасности деловито козырнул и пошел, стараясь держаться рядом с Шелестовым. – Товарищ Коган только что приехал. Он там, в сарае. Осматривает тело. Свидетелей я опросил, руководителей, ответственных за эти работы, тоже. – Место происшествия огородили, поставили охрану? – Ну нет, – смутился сержант. – А что там охранять? Самолет на месте, лестница так и стоит. Как тело лежало, мне показали. – Его что, перемещали? – Максим резко остановился и посмотрел в глаза сержанту. – Кто распорядился переносить тело? Кто констатировал смерть? – Старший механик, – задумался на миг сержант. – Ему же надо было продолжать работы по обслуживанию машины, чтобы продолжить полет в соответствии с графиком. Я работы остановил, но тело они уже отнесли в сарай. Там холодно, как на улице. Шелестов вошел в сарай в тот момент, когда Коган уже отряхивал от соломы и опилок колени. Двое хмурых солдат из конвойной роты застегивали одежду на теле мертвого механика. – А, приехал уже, – потирая руку, висевшую на перевязи под пальто, кивнул Борис. – Давай тогда покурим в сторонке. А еще лучше – пошли на стоянку самолетов. К месту происшествия. Шелестов покосился на державшегося в стороне сержанта, на угрюмых механиков и полез в карман за папиросами. Дав прикурить Когану, он прикурил сам, ожидая, что скажет Борис. Они шли неторопливо от сарая к рулежным дорожкам. Коган курил, не выпуская мундштука папиросы, гоняя ее из одного угла рта в другой. – Смерть констатировала девочка-фельдшер. Но как констатировала? Как ее учили: по признакам. Отсутствие дыхания, отсутствие реакции зрачков, не улавливается сердцебиение. Акт составили, как положено, о несчастном случае. Вот и все, что она может. Но я решил сам посмотреть, прежде чем мы отправим погибшего на вскрытие. У меня опыта по-любому больше будет, чем у этой пигалицы с испуганными глазами. – Тебя что-то смущает, Борис? – спросил Шелестов. – Смущает, – ответил Коган. – Давай подойдем к самолету. Отправив погулять двух механиков, сидевших на ящиках и терпеливо ожидавших разрешения на продолжение работ на американской «аэрокобре», Коган выбросил окурок и похлопал по ступени приставной лестницы: – Видел такие самолеты? Нет? И я не видел. У этой модели очень необычная компоновка. Двигатель расположен не в носовой части фюзеляжа, а в средней. Вон там, позади кабины пилота. С винтом двигатель соединяется удлиненным валом. Механик стоял на этой лестнице и шприцевал редуктор. Вон там, где на носу сняты панели. – И как его угораздило оттуда упасть? – Не только этот вопрос меня волнует. Почему упал? Почему он упал не сюда? – Коган потопал ногой по высохшей траве. – Посмотри сам: оступился, поскользнулся, потерял равновесие. В любом случае тело должно было лететь вниз, а не вбок. Траектория свободного падения. – А где лежало тело? Где его нашли? – Вот здесь. – Коган кивнул на деревянный ящик из-под запчастей с английскими надписями. Присев на корточки, он показал рукой, как лежало тело. – Получается, падая спиной вперед, техник сумел пролететь еще почти метр и повернуться в воздухе на девяносто градусов. И упасть головой на этот вот ящик. Причем голова у него целая. Я даже ссадины не нашел. А уж гематома там должна быть приличного размера. – Допустим, человек упал, сгоряча вскочил на ноги, но снова потерял сознание и повалился на ящик, – предположил Шелестов. – Ты же не можешь сейчас определить причины смерти. А вдруг ему на высоте стало плохо? Сердечный приступ, кровоизлияние в мозг? – Ага, – скривился в недоброй усмешке Коган. – Добавь из этой же области перелом основания черепа. – Ты уверен? – уставился на товарища Максим. – Нет, не уверен, – вздохнул Коган. – Вскрытие нужно. Но я много трупов повидал за свою жизнь. Опыт следователя. Есть у меня основание предполагать, что у этого человека крученое повреждение шейных позвонков. Шею ему свернули. И если это правда, если подтвердится результатами вскрытия, то я скажу, что сделано это профессионально. Любители так не умеют. Такому учат специально. Ты это сам прекрасно знаешь. – Ну вот что, Боря. – Шелестов задумчиво стал осматривать самолет. – Тело телом. Его срочно надо отправить на вскрытие и установить причину смерти. Но если верить в твою интуицию и твоему опыту, то у этой смерти должна быть причина. Если его убили, то – зачем? Или – за что? Надо навести справки о его личной жизни. Вдруг это месть, совсем не связанная с самолетами. Ревнивый муж его любовницы! Соперник за бабье сердце в соседней деревне. – Ага, – усмехнулся Коган. – Тракторист Никандр Пупкин с навыками выпускника разведывательно-диверсионной школы. – Вот это-то и пугает. Забыл, что в лесах чужаки появились? Проверять придется все версии, и очень быстро. Сегодня самолет должен улететь. А с ним улетят и улики. Никто нам не позволит задерживать машины. Через час Коган прислал за Шелестовым бойца конвойной роты. В красном уголке общежития летчиков Максим увидел рядом со следователем двух мужчин. В одном он узнал механика, которого видел возле злополучного самолета. – Что? – обрадовался Шелестов, усаживаясь на свободный стул. – Свидетели произошедшего? – Не совсем, – ответил Борис. – Тут дело посерьезнее будет. Вот это механик Маслов. Он проверял работу своего погибшего товарища, прежде чем закрыть кожух самолета. Хорошо, что проверил, потому что его предшественник или не успел проверить, или увидел дефект, но не успел сообщить о нем. – Какой дефект? – Дефект в маслопроводе, – вставил старший механик. – Двигатель вышел бы из строя через пару часов полета. А случись болтанка, встречный ветер, то и раньше. – Дефект или умышленное повреждение? – строго спросил Шелестов. – Прошу ответить подумав. Тщательно подумав. – Пока ответить сложно. Сейчас двое моих надежных ребят разбираются. Дело в том, что такие же неполадки еще у двух самолетов. – Та-ак, приехали! – Шелестов потер руками лицо. – Экспертизу проводить в строжайшей тайне. Никого больше не посвящать! Важно понять следующее: поломка произошла здесь или ее устроили раньше. Например, на предыдущем аэродроме. И еще, Борис Михайлович, вскрытие тела проводить тоже без лишней шумихи и желательно с минимумом посвященных. – Я уже связался с районной больницей, – ответил Коган. – Предупредил заведующую Маргариту Владимировну Артамонову. Проинструктировал. Она обещала все провести втайне от медицинского персонала своего лечебного учреждения. Глава пятая Чтобы сэкономить время, Буторин решил сам добраться до распадка у Белого Ключа, где охотники видели следы чужаков. Тулуй обещал быть завтра к вечеру. С ним можно было встретиться по пути. Солнце уже повисло над кронами старых кедров, когда Виктор добрался до распадка. Последние три часа пути были самыми сложными. Идти пришлось по камням русла реки. Сейчас уровень воды был очень низким, но летом, когда в горах шли дожди, река поднималась на несколько метров. Дойдя до приметной сломанной березы, Буторин свернул влево и пошел по дну распадка. Ручеек, сбегавший здесь к реке, то струился между камнями, то прятался среди широких папоротников. Небольшая сухая полянка прогревалась солнцем сквозь редкие кроны. Здесь почему-то деревья росли по склонам не так густо. Часто охотники для начала своих маршрутов выбирали именно этот путь через распадок Белого Ключа. По северному склону можно было подняться и уйти на юг, где имелось зимовье в одном дне пути. Можно было уйти на север к оленьим пастбищам. Там редела тайга, и оленьи семьи частенько паслись вдали от людей, не опасаясь охотников. Буторин шел быстро, но осторожно. Если чужаки появлялись здесь один раз, значит, могут появиться и во второй. Не просто так они бродят по тайге. Какие-то у них есть цели. Остановившись в очередной раз, Виктор прислушался и осмотрелся. Заметных следов присутствия человека не было. И звуков тоже. Потянув носом, он попробовал уловить запах возможного дыма от костра. Кажется, тоже ничего. Поправив небольшой рюкзак за спиной, Буторин ощупал рукоять пистолета за пазухой и двинулся дальше.