Крики со стороны леса, короткие злые автоматные очереди. Буторин чуть прополз по канаве и высунул голову. Двое диверсантов лежали на земле в позах, не оставлявших сомнений. Двое отступали в его сторону, отстреливаясь короткими очередями. Бойцы, бежавшие со стороны леса, те, кто был с Охлупкиным на другой стороне леса, и те, кто прятался за машиной, больше кричали и палили в воздух, пытаясь заставить врага сдаться. Кажется, здравый смысл восторжествовал. Или смерть двух диверсантов охладила пыл бойцов. Теперь надо брать этих двоих. Или хотя бы одного. Не пугать и не гнать к лесу, а брать. Иначе диверсанты рано или поздно кого-то ранят или убьют. Буторин выскочил из канавы молча, стараясь использовать эффект неожиданности и максимально сократить расстояние. Первым обернулся мужик в резиновых сапогах. Он вскинул автомат, но Виктор на бегу всадил ему две пули в левое плечо, и диверсант, согнувшись пополам, упал на колени. Старший услышал выстрелы за спиной и мгновенно обернулся. Реакция этого человека была удивительной. Он дал автоматную очередь, едва бросив взгляд на нового противника. Но поздно: Буторин находился от него уже в паре шагов и ударом ноги сумел отбить ствол автомата в сторону. Они катались по земле, пытаясь схватить друг друга за горло. Буторин силился не дать своему противнику вытащить нож из-за голенища. Диверсант оказался здоровым и умелым. Наверняка еще и отчаяние придавало ему силы. Хрипя и обдавая лицо Буторина запахом свежего курева, он все же сумел освободить свою руку, ударил лбом Виктора в лицо и мгновенно выхватил финку. И тут же раздался сильный, с хрустом, удар. Диверсант вскрикнул, забрызгал окровавленное лицо Буторина слюнями и обмяк. Над ним, держа свой автомат за ствол, стоял Охлупкин. – Думал, не поспею, – неуверенно улыбнулся сержант и посмотрел на лежащего противника. – Как я его? – А вот это ты сам проверь, – вытираясь рукавом, прохрипел Буторин. – Если убил, следующим будешь ты. Диверсант оказался живым, но сотрясение мозга у него было основательное. Не рассчитал сибиряк своего удара. А еще у диверсанта оказалось два пулевых ранения. В какой момент он их получил, Буторин не мог понять. Неужели он так отчаянно сопротивлялся, уже будучи раненым? Одна пуля пробила бедро, не задев кости, вторая прошла навылет в боку. Задела она внутренние органы или нет, оставалось только гадать. Пока его перевязывали, Буторин подошел ко второму диверсанту, в которого стрелял до этого. Увы, из двух пуль одна все же угодила в сердце. Когда грузовичок с раненым диверсантом и трупами подкатил к зданию районной больницы, было еще светло. Приказав Охлупкину ни на шаг не отходить от противника, а двум бойцам охранять трупы в машине, Буторин, то и дело прикладывая проспиртованный тампон к окровавленному лицу, побежал в приемный покой, к телефону. Надо было срочно сообщить Шелестову о происшествии и о том, что удалось захватить одного диверсанта живым. Виктора тут же соединили с Гончаренко, и уже через тридцать минут к больнице подъехал Шелестов. Увидев опухшее лицо Виктора, замер на месте и покачал головой. – Хреново ты, брат, выглядишь, – усмехнулся он и забрался в кузов машины. – Потери есть? – Нет, обошлось, мне этот гад зарядил лбом в морду, а так ничего. Думал, снова не получится. Уж больно хитры и непредсказуемы. И подготовлены хорошо, вот что ясно. Жалко, второго не взял, промахнулся. Целился в плечо, а угодил в сердце. Но когда в тебя стреляют, трудно упражняться в точности. – Ладно тебе терзаться. Где тот, который живой? – На перевязке. У него два пулевых сквозных. Раны обрабатывают. А еще ему один из бойцов прикладом чуть голову не проломил. Но тут гневаться нельзя – меня спасал. – Что интересного в карманах? – кивнул Шелестов на трупы. – Ничего, – отрицательно мотнул головой Буторин. – Тоже, между прочим, говорит о хорошей подготовке. Ничего лишнего и компрометирующего. Ширпотреб из местных сельпо. – Номера автоматов перепиши, – посоветовал Шелестов и спрыгнул на землю. – Пойду посмотрю, что там с нашим трофеем. Раненого диверсанта в сопровождении двух бойцов катили в палату из приемного покоя. Лицо его было бледным. Перевязанная голова, сухие потрескавшиеся губы и мутный взгляд насторожили Шелестова. Конечно, два пулевых ранения навылет – это не очень опасно, но всякое бывает. Палата была небольшой, всего на три койки, но больных из нее уже перевели. Теперь по соседству красовались лишь вытянутые панцирные сетки двух пустых кроватей. – Вот что, ребята, – Шелестов строго посмотрел на солдат, – ваша задача – охранять этого человека. Не исключено, что его попытаются спасти его подручные. Дело непростое, возможно нападение. Поэтому не расслабляться, держать ухо востро. Скоро вас сменят, а пока держитесь и – не спать! По коридору шла высокая статная женщина в белом халате. Шелестов узнал заведующую больницей Артамонову. Их знакомил Коган несколько дней назад. Он дождался заведующую у входа в палату. – Как состояние этого человека? – спросил он. – Опасно для жизни? – Пока сказать трудно, – холодно ответила Артамонова. – Будем наблюдать. Все оценивается в динамике. Сейчас состояние раненого тяжелое, но насколько, мы не знаем. Прямой угрозы жизни не обнаружено. Я говорила с врачом, проводившим осмотр и делавшим перевязку. Пойдемте. Они вошли в палату. Раненый лежал лицом к двери и почти сразу же открыл глаза. То ли ему стало лучше после уколов и перевязки, то ли привело в чувство сильное напряжение нервов. Но сейчас он смотрел на вошедших внимательно и осмысленно. – Ну что же, – сказала Артамонова. – Мы сделали все, что нужно, и сделаем все, что в наших силах. Вы можете отправляться. Если будут изменения, мы вам сообщим. – Нам нужно допросить этого человека, – напомнил Шелестов. – И сделать это незамедлительно. – Это невозможно, – холодно отреагировала заведующая. – Состояние этого человека не позволяет… – Вы что? – опешил Шелестов. – Какого человека? Это диверсант, это враг. Он вне закона! Он нам не для жалости нужен и не драгоценные медицинские препараты на него тратить. Нам информация нужна от него. – Я всего лишь хотела заметить, – нисколько не смутилась Артамонова, – что этот человек слишком слаб. И вы не получите от него ничего, возможно, убьете его. Дайте нам немного времени привести его в чувство, активизировать его жизненные силы. – Когда? – коротко поинтересовался Шелестов. – К утру, обещаю. В кабинете Гончаренко было холодно. Окно, занавешенное старым одеялом, пропускало холодный воздух и буквально пузырилось от ветра. Сам начальник Особого отдела в накинутой на плечи шинели сидел за столом и курил. Судя по полной пепельнице, думы его были тяжкими. Наконец двум солдатам у окна удалось справиться с холодным воздухом. Молотки перестали стучать, одеяло натянулось, и Гончаренко жестом отпустил помощников. Буторин, разукрашенный йодом, с распухшим лицом, недоуменно смотрел то на хозяина кабинета, то на окно. Поняв немой вопрос, Гончаренко ответил. Авария при взлете. Подломилась передняя опора «аэрокобры». Винт ударился о бетон, обломился, осколок влетел прямо в окно. – Меня тут не было, а когда вернулся час назад, увидел вот это. Так что на меня не покушались. У передней стойки самолета, я думаю, заводской дефект. – Ладно, успокоил, – отозвался Шелестов, подошедший к карте на стене. – Виктор, покажи маршрут этой группы, которую вы сегодня взяли. Буторин подошел к карте и стал ее разглядывать. Провел пальцем по таежному участку, дошел до окраины поселка и изгиба опушки, который обходила дорога районного значения. – Так, если мы взяли их здесь, то шли они вот этим маршрутом, – он провел пальцем по карте на юг. – Фактически по прямой, что в тайге не так-то просто. Но здесь местность позволяет. – Любопытно. – Шелестов покачал в сомнении головой. – К поселку, если он был их целью, группа могла выйти и южнее. Там вполне спокойно можно было пройти речной долиной. А они шли к дороге, причем к такому месту, где дорога не особенно просматривается. Тут ее тайга зажимает плотно с двух сторон. Так, а почему вы первую засаду им решили здесь устроить? – Охотники сказали, что видели четверых чужаков, что следы сюда ведут. Мы как раз на пути были. Я ребят повел, но мы опоздали. Охлупкин там есть, в этом подразделении. Следопыт мастерский, сибиряк, охотник. Он нас по следам и вывел. А уж про дорогу я потом догадался. Вот вторая засада с приманкой и сработала. Машина им была нужна. Они могли мимо пройти, а вышли из леса с обнаженным оружием. Значит, готовились брать с боем, если понадобится. – Федор Силантьевич, – позвал Шелестов, – ну-ка, ты свое веское слово скажи. Куда эти ребята могли направляться с такой прытью? – Вижу, куда ты клонишь, – повернулся на стуле Гончаренко. – Прямиком их путь направлен в сторону треугольника допущений. Думаешь, ищут самолет с дипломатической почтой? – А я считаю, что Максим Андреевич прав! – твердо заявил Буторин. – Я как узнал про крушение этого самолета, то сразу подумал, что неспроста это. Налегке ребята шли. Только оружие и рация. – Рация, – оживился Гончаренко. – Если рация, то нужна она им была для того, чтобы определять пеленг на радиомаяк. Какая частота была установлена? – Сами сообразили, – невесело усмехнулся Шелестов. – Частота пустая. Радист после последней прослушки эфира поворачивал верньер, не оставлял на шкале нужную частоту. Перестраховывались. Правда, это может означать и то, что уничтоженная группа к исчезнувшему самолету не имеет никакого отношения. – Имеет, – уверенно заявил Буторин. – Нутром чую, что к самолету шли. Надо допрашивать раненого. Хватит с ним валандаться. Вколоть ему возбуждающего, пусть глаза повылазят, пять минут сможет отвечать. – Ночь ничего не решит, – спокойно отозвался Шелестов. – Ночью все равно в тайгу не сунешься. Утром допросим и примем решение. Если он назовет частоту или примерное место посадки самолета, мы можем послать несколько групп уже целенаправленно, а не наугад. В дверь несколько раз вежливо стукнули, показалась голова дежурного: – Разрешите? – Что у тебя? – поднял голову Гончаренко. – Из больницы звонили. Там этот раненый, что под охраной лежал, умер. – Как? – Буторин подскочил на стуле так, что тот отлетел к стене. – Как умер? Какого черта он умер? Она ведь сказала, что все нормально и не опасно? – Спокойно, Виктор, – Шелестов схватил Буторина за руку. – Федор, машину! Поехали в больницу! Охрана была на месте. Оба солдата в один голос заверили, что, кроме врачей, никто в палату не заходил. А заходила туда дежурный врач Конева, которая, кстати, перевязывала раненого в приемном покое (сведения о проделанных процедурах и введенных препаратах были занесены в карточку раненого), да дважды медсестра тетя Уля, полная румяная женщина пенсионного возраста. Позже в палату опять заходила Конева, на этот раз вместе с заведующей отделением Артамоновой. – Отчего он умер? – недобро хмуря брови, спросил Буторин, едва сдерживаясь, чтобы не схватить женщину в белом халате за воротник и как следует не встряхнуть. – Какого черта он умер? – Не смейте… – голос врача перешел на тихий испуганный писк, но она мужественно взяла себя в руки: – Не смейте на меня кричать! Два пулевых ранения, черепно-мозговая травма. У него элементарно могло остановиться сердце. От этого никто не застрахован. Не должно было, но вполне могло. Я ничего вам не скажу без вскрытия. – Ну вот что. – Гончаренко встал между врачом и Буториным, покачал головой и повернулся к Шелестову: – Врача, медсестру и заведующую мы задержим. Допросим самым тщательным образом. Привлечем специалистов для оценки, организуем вскрытие. Если будем криком кричать, то с места не сдвинемся. Заведующей больницей Артамоновой в своем кабинете не оказалось. Никто не знал, когда и куда она ушла. Многие считали, что Маргарита Владимировна вполне могла уйти домой. У нее сегодня не было дежурства, но она всю ночь проторчала на работе. Гончаренко тут же позвонил к себе в отдел и приказал отправить оперативников домой к Артамоновой. Но тут раздался голос: – Бесполезно, Федор Силантьевич. Артамонова не так глупа. Она поняла, что ей грозит, и вовремя исчезла. Все обернулись к двери и увидели Когана. Борис был заляпан грязью почти до пояса, уставшее лицо сделалось серым, а выпуклые глаза как-то даже уменьшились в размерах. Усмехнувшись, он прошел и уселся на кушетку у стены, устало вытянул ноги и проговорил расслабленным голосом: – Я в отдел заехал к Гончаренко, меня там дежурный просветил, что Виктор наконец отличился. Но когда узнал, куда поместили раненого, то сразу понял, чем все закончится. Так оно и закончилось. – Ты что-то знаешь про Артамонову? – спросил Шелестов. – Не больше вашего, просто вы знали со слов, а я был, так сказать, свидетелем ее происков. Она ведь меня все это время прощупывала. Своими женскими чарами пыталась привязать, голову заморочить. Помнишь, Максим, мы с тобой прикидывали, кто мог быть резидентом? Тот, кто имеет доступ к разной информации, кто сидит в центре и может ее собирать, анализировать и через своих доверенных лиц влиять на ситуацию. Ты был прав, это Артамонова. – Та-а-ак, – проворчал Гончаренко, – значит, теперь придется по ее связям проходить, выискивать, кто ей помог скрыться и куда. – В том-то и беда, что на связи у нее все руководящие и хорошо информированные сотрудники и должностные лица, – развел руками Коган. – Со всеми она в хороших отношениях, все ей чем-то помогали, она всем чем-то помогала. И ни к кому не придерешься. Нет, искать ее, конечно, надо, но у меня есть новость не менее интересная. Мулымов – это не Мулымов. – А кто? – Шелестов уставился на Когана. – Ну-ка, подробнее. Что ты там узнал? – В Нерюнгри вернулся некто биолог Белецкий, который до войны несколько лет проработал с Мулымовым на одном биологическом стационаре на Урале. Потом дороги двух ученых разошлись. В Нерюнгри у Белецкого родственники. Во время эвакуации он получил серьезное ранение, и ему был нужен уход. Вот родственники и приютили его здесь, в Якутии. Я подробно поговорил с ним о Мулымове. – Коган поморщился, поудобнее усаживаясь на кушетке, потер раненую руку, которую уже не носил на перевязи. В кабинете стояла тишина, все замерли, слушая Бориса. – Так вот, по описанию сходство есть. И с фотографией в паспорте сходство безусловное. Только вот здешний Мулымов на полголовы выше меня, а настоящий ниже сантиметров на двадцать. У настоящего Мулымова дальнозоркость, а у нашего близорукость. Другие он очки носит. И еще наш Мулымов чуть картавит, а настоящий произносил раскатистое «р». Согласен, псевдо-Мулымов что-то понимает в ботанике, но есть одна улика, которая нам поможет. Настоящий Мулымов перенес операцию по удалению аппендикса. У него шрам на пахе. Есть ли он у здешнего? Ну и еще кое-какие вопросы мне посоветовал задать Белецкий, чтобы точно понять, кто перед нами. Правильно ответить может лишь настоящий Виталий Исаевич Мулымов. И последний штрих: есть неопознанное тело под Магаданом. Не исключено, что это и есть настоящий Мулымов. Сейчас там наши коллеги проводят эксгумацию и необходимые следственные мероприятия. Мулымов мог там побывать. Пока мы никого не смогли найти, кто бы знал его в лицо. Все его коллеги, кроме Белецкого, в эвакуации или на оккупированной территории, их нахождение установить невозможно. Свет в окне общежития так и не зажигался. На улице стемнело совсем, загорелись редкие фонари. На фоне ночного пасмурного неба было сложно заметить человека, который на крыше здания выбрался из слухового окна и медленно, придерживаясь за шифер, стал пробираться к противоположному краю крыши.