– Нет, – подтвердил Охлупкин. – Следы рабочих смыло прошлым дождем еще неделю назад, а эти были вчера. – Четверо, – задумчиво повторил Буторин. – Геологов, что ушли вчера из поселка, тоже было четверо. Я запросил сведения у начальника партии. Они должны были идти в долину реки Туймы. И никаких характерных следов для опознания. – Никаких, – подтвердил Охлупкин. – Ни подошвы обуви, ни подковы ничем характерным не отличаются. Единственное, что я там нашел, – это гильза. Шелестов торопливо схватил протянутую ему винтовочную гильзу. Свежая, это точно. Пролежала на земле совсем немного. Дождя не видела. Даже чуть запах сгоревшего пороха ощущается. Накол бойком капсюля обычный, непримечательный. Чуть смещенный от центра. Так практически у каждой винтовки. А еще? Есть, вот это уже замечательно! – Смотри, Виктор, – Шелестов взял гильзу двумя пальцами. – Видишь вот эту глубокую царапину вдоль? Если она сделана не подковой, то это характерная примета конкретной винтовки. В затворе или в магазинной части царапается гильза. Старое оружие! Обсуждение, какой дорогой двинулись диверсанты, заняло немного времени. В тайге дорог мало. Точнее, слишком мало. Распадки в нижней части, русла речушек да недавно выгоревшие участки. – Мы должны проверить всего две версии, – раскладывая на траве карту, сказал Шелестов. – Первая: геологи являются диверсантами, завербованными вражеской разведкой предателями. Мы знаем цель и конечную точку их маршрута. Их передал начальник геологоразведочной партии. Конечно, после диверсии, боясь быть раскрытыми, они могут попытаться скрыться. Но все же попробовать стоит. Также нам надо найти следы диверсантов, если они к геологической партии отношения не имеют. Этих четверых на шести лошадях, включая двух вьючных, могли видеть жители поселка. – Надо разделиться, – предложил лейтенант. – Я дам вам пятерых бойцов. – Это лишнее, – хмыкнул Буторин. – Нет, бойцов вы оставьте себе, – подтвердил Шелестов. – Вам, возможно, придется местность прочесывать. Нам отдайте сержанта Охлупкина. Следопыт, тайгу знает, да и подготовка боевая есть. Поверьте, мы тоже кое-что можем, но нам нужен таежный человек. Глава шестая Злой и невыспавшийся Коган слушал инженера-энергетика, а сам думал о своем. Да, есть техника безопасности, есть строгая инструкция и порядок включения и отключения сети. И табличка даже существует, которую работник обязан вешать на выключенный электрический рубильник. Вот она: «Не включать. Ведутся работы». И все же человек погиб. Кто-то включил рубильник, и работника убило током. Теперь уже не установить, висела табличка на рубильнике или валялась на полу – упала, и произошел несчастный случай по чьей-то халатности. Но, учитывая голод на квалифицированные кадры специалистов, разбираться придется с каждым случаем отдельно. Кто прибыл вчера с пополнением? Один электрик, три авиационных механика, инженер по дизелям и метеоролог. Больше всего на аэродроме нужны авиационные механики. Их всегда не хватает. Придется проверять, хотя все они прошли проверку перед отправкой сюда. Доступ к самолетам – это не шутка. А тут еще какой-то метеоролог! Коган, потирая раненую руку, прошел по коридору до выделенного ему кабинета. На стуле возле двери сидел щуплый невысокий молодой человек лет двадцати восьми. Увидев Когана, он сразу вскочил, тиская в руках старую цигейковую шапку-ушанку. – Товарищ следователь, я Почетаев, – заискивающе заглядывая в глаза Борису, сказал молодой человек. – Вы меня вызывали. Я метеоролог, прислан сюда на аэродром проводить метеонаблюдения и составлять сводки погоды на трассе. – Почетаев, – Коган внимательно осмотрел метеоролога с ног до головы, – вы вчера прибыли вместе с группой специалистов? Заходите! Метеоролог зашел и вопросительно посмотрел на Когана. Тот кивнул на стул, стоящий по другую сторону стола. Борис прошелся по кабинету, собираясь с мыслями. Почетаев сидел спокойно, думая о чем-то своем. «Странно, – подумал Коган. – Он знает, кто я такой. Он не в кабинете инспектора по кадрам. И о гибели товарища он знает. Они ведь вместе все сюда летели. В дороге могли и сдружиться. Или наоборот? Поссорились, и один другого… Нет, с выводами рано, – поморщился Борис. – Что это я? Устал, рука болит? А эмоций у него нет, это странно». И начался обычный опрос. Нет, еще не допрос, а именно опрос. Где родился, где учился, где работал. Коган задавал вопросы равнодушным голосом. И все как будто нехотя, словно тяжкую надоевшую повинность отбывал. Делал пометки на листе бумаги, кивал в нужный момент. Через несколько минут он почувствовал, что его собеседник начал терять осторожность и упоминать о мелочах. Очень долго не спрашивал Коган самого главного. Но потом после вопроса, когда и где Почетаева принимали в пионеры, он вдруг неожиданно, буквально перебив собеседника на полуслове, спросил: – Была в самолете ссора с электриком Агаповым? Или перед отлетом в Красноярске? Отвечайте! – С кем? – Метеоролог не проявил находчивости. «Глупо, – подумал Коган. – Или боится, или виноват. На труса не похож. Но они перед отлетом пили вместе и перезнакомились. И метеоролог пил наравне со всеми. То, что электрика зовут Павел Агапов, он точно знает. И что тот погиб, теперь вся прилетевшая группа знает. Сидели в курилке, обсуждали, головами сокрушенно качали». Это Коган наблюдал своими глазами. А теперь вот этот человек переспрашивает – с кем. После этого начался настоящий допрос. Выматывающий, потому что человек, которого допрашивают, все время держится в сильном напряжении, он чувствует, что ему постоянно устраивают ловушки, преподносят логические парадоксы и задают самые неожиданные вопросы, когда он еще думает над предыдущим вопросом, еще только формулирует ответ на него. И так в течение часа, двух часов. Почетаев сидел потный и постоянно вытирал рукавом лоб. Но самое главное Коган понял, учитывая допросы других специалистов, прилетевших вместе с погибшим электриком. Ни у кого личных мотивов убийства не было. Никто не был знаком ранее, не было никаких ссор. Тогда в чем причина? Несчастный случай или умышленное убийство? Метеоролог ушел, а Коган еще долго сидел в кабинете, потирая ноющую руку и просматривая свои записи. За окном темнело. Пора. Надо увидеться с Шелестовым и обменяться мнениями. – Вы бы хоть с бутылкой приходили, – проворчала тетя Дуся, открывая дверь Когану и впуская его в дом. – С какой бутылкой? – не понял Борис. – А все ходите. То один, то другой. И главное, как стемнеет, так и идете. Все дела у вас к Максиму, а какие дела на ночь глядя, кроме как выпить и спать лечь. Дела говорить утром надо. Оно вечера мудренее. Коган посмотрел на старую женщину и промолчал. Старательно вытерев ноги о половичок, он прошел за занавеску к Шелестову. Пожав руку, он кивнул в сторону кухни, где гремела посудой тетя Дуся. – Слыхал? Раскусила нас твоя хозяйка. Подозрительно ей, что о серьезном можно говорить по вечерам. Пить, говорит, надо, а мы не выпиваем. Она считает, что серьезные вопросы решать с утра надо. Может, действительно, с водкой приходить? А то брякнет кому-нибудь, пойдет слух. – Тетя Дуся никогда никому о своих постояльцах не рассказывает, – засмеялся Шелестов. – Это ее особенность. Гарантия, так сказать. Ну что у тебя нового по несчастным случаям? – Ничего. Тыкаемся, как щенки, в разные углы. Если честно, то создается впечатление, что травмы и смерти – от общей усталости и напряжения. Работать приходится много, в тяжелых условиях. Теряется осторожность, концентрация внимания падает. Это неизбежно. Вчера электрика током убило. Глупо и подозрительно. Но подозрительно только исходя из моего мнения, сидящего в кабинете человека. А с точки зрения мастера участка, там все так вымотались, что засыпают на ходу. И авиационных механиков не хватает. А машины готовить к перелету надо, проверять их надо. Замкнутый круг. Ладно, с электриком я согласен. Ничего такого он знать и видеть не мог. Уровень информированности и ответственности не тот у простого электрика. – Значит, процент аварийности оправдан? Это объективные цифры? – А нам сравнивать не с чем, – невесело усмехнулся Коган. – Для оценки статистических данных нужно время. Чем больше, тем точнее будут результаты, эта наука. А времени у нас нет. – Вот и я о том же, – согласился Шелестов. – Нет времени! Нам нужен какой-то системный подход. Нам врага не сетью ловить надо, не прощупывать каждый стежок. Нам его вычислять надо. Место его в этой системе определить. – Со взрывом передающей станции ничего? – Взорвали ее грамотно. Минимальным количеством взрывчатки, но так, что не восстановить. Теперь только новое оборудование завозить и устанавливать. Хорошо хоть, специалисты могут основную станцию восстановить быстро. Понимаешь, кто-то владеет информацией. О том, что ревизию резервной закончили и проверять ее не будут, и дизельного топлива завезли столько, что пару недель туда никто показываться не будет. И главное, что именно в это время разберут и отключат для ревизии основное оборудование. Момент выбран точно, вот что беспокоит. – Главный инженер, зампотех, кто там еще у них за все отвечает. Или кто-то из его окружения. – Нет, это все проверенные люди, специалисты, которых прислали с ответственных постов. На этом уровне нет в дивизии случайных людей. Трассой занимаются полярники, опытные люди. И пилоты, и организаторы. Понимаешь, кто-то рядом с ними умудряется черпать сведения. Это человек, который со всеми знаком, при котором специалисты и руководители могут неосторожно обсуждать дела. А этот, умный, увязывает обрывки и делает нужные выводы. Вот чем страшна ситуация. – А что с геологами? – Пустышка! – махнул рукой Шелестов и достал из кармана пиджака гильзу от винтовочного патрона. – Вот этот патрон, достаточно свежий, мы нашли его возле взорванной станции. Видишь характерную царапину на гильзе? Она получена во время прохождения в винтовочном магазине от какого-то заусенца либо при выбросе затвором после выстрела. Мы проверили оружие у геологов. У них при себе было две «драгунки». Гильзы после выстрела чистые. Да и оружие у геологов относительно новое, ухоженное. А у диверсантов старое оружие, с дефектами. Видимо, они раздобыли его здесь, кто как смог. Теперь не определить. – Геологи теоретически могли быть во время взрыва возле станции? – Нет, мы с Буториным проверили хронометраж. Время выхода с базы геологоразведочной партии, время, когда их видели в поселке, время, когда они ночевали на Петрухинском зимовье вместе с двумя случайными охотниками. Время прибытия на точку в пойме реки. Нет, никак не успеть им сделать такой крюк по тайге и взорвать станцию. – Значит, там была диверсионная группа, – кивнул Коган. – И они рассчитывали в том числе, что вы кинетесь за геологами. – Вот и я о том же, Боря. Кто-то владеет информацией обо всех сторонах жизни на аэродроме и в районе. Здесь у РОВСа есть свой резидент. И он появился недавно. Вот тебе первый посыл! Идея перегона самолетов своим ходом родилась не так давно, приказ и начало работ относятся к началу этого года. Так что, считай, резидента могли прислать зимой или весной 1942 года. – Может быть, и позже, – возразил Коган. – Могло сразу не получиться, присматривались, прикидывали, куда внедрить. Но однозначно не позже весны и лета этого года. Тут ты прав. Давай гадать. Человек этот не военный, не летчик. Если только из системы гражданского воздушного флота. Но там все друг друга знают, там новых нет. Тем более чтобы назначить человека сюда на ответственный пост. Ты точно сказал, что это не слесарь и не механик. Он владеет ситуацией, у него есть доступ к информированным людям. По крайней мере, он имеет возможность общаться с большим количеством знающих людей. – Косвенно вхожий на аэродром или в штаб 1-й перегонной дивизии, – начал загибать пальцы Шелестов. – Нет, там может быть помощник резидента. Завербованный, купленный или запуганный им человек, но не сам резидент. Туда ему за такой короткий срок не попасть. Букатов, например, может быть таким человеком. Это заместитель начальника управления комплектации и снабжения. И таких, как Букатов, у резидента несколько. Идем дальше. Местный исполком или городское и районное коммунальное хозяйство? Отметаем. Они даже близко не имеют подходов к аэродромным делам и перегону. – Местная милиция, – продолжил перечислять Шелестов. – Гарнизонная комендатура? Там вполне могут оказаться люди с чужими документами. С ранениями и орденоносцы. – Согласен, – кивнул Коган, – надо сделать запрос на руководство, старших командиров. Часто очень всплывают люди, у которых из родни никого не осталось или вышедшие из детдома. На фронте погибло все подразделение, никого, кто с ним служил, не разыскать. Такие темные личности мне за время работы следователем попадались. Удобная легенда. Дальше… – Районная больница, – прищурился, глядя на Бориса, Шелестов. – А как тебе кандидатура заведующей больницей Артамоновой? – Что? – Коган недоверчиво посмотрел на Максима, полагая, что тот шутит. – Баба? – Ну, я думаю, что ты согласишься со мной, что Артамонова не баба, а вполне интеллигентная и умная женщина. – Ладно, тоже вариант, – подумав, согласился Коган. – Еще кто? Рабочий день в отделении милиции на Палихе начался как обычно. Выходили на дежурство постовые милиционеры, возвращались те, кто нес службу ночью. В дежурной части шла смена. Подъезжали и отъезжали машины – милицейские и гражданские. Привозили задержанных, кто-то пришел по повестке. Обычный октябрьский день. Только небо немного серее, и облачность сегодня была ниже. Но это могли замечать лишь люди творческие, те, кто видит краски окружающего мира иначе – обостренно. Но наблюдали за отделением милиции и другие люди. Те, кто тоже остро воспринимал действительность во всех ее деталях. Те, кто умел видеть и делать выводы. Старший майор госбезопасности Платов сидел в машине, на заднем сиденье, и бросал оценивающие взгляды вдоль улицы. Сейчас отделение милиции ничем не отличалось от сотен других, разбросанных по столице. И улица как улица. И прохожие, и снующие мимо машины. Платов и его сотрудники не спали двое суток, готовя операцию так, чтобы эти детали не бросились в глаза возможным наблюдателям. Хотя в каком отделении будет проведена операция, враг знать не мог. Он не знал даже того, что все произойдет именно в отделении милиции. Требовался взрыв, террористический акт, который проведут члены антисоветской подпольной организации «Патриотический Союз». Платов убедил Берию, что нужно подыграть Сосновскому. Оперативнику повезло, что его дезинформация заинтересовала члена РОВСа, заброшенного в Якутию. И не рядового члена. А это был шанс легально забросить своего человека в Харбин. По рекомендации, человека, которому будут доверять. А для этого нужно все сделать точно и правдоподобно. Для операции привлекли несколько десятков оперативных сотрудников НКВД. Часть из них в течение двух дней проходила обучение. Им предстояло изображать раненых и покалеченных. И трупы погибших. – Пятиминутная готовность, Петр Анатольевич! – посмотрев на часы, сказал помощник с переднего сиденья. – Хорошо, передавайте сигнал, – кивнул Платов. Все, теперь ничего изменить нельзя. И отменить тоже. Точка невозврата пройдена, взрыв произойдет. Теперь только ждать и надеяться, что титанические усилия не пройдут даром. Платов прекрасно знал, что сейчас происходит в отделении милиции. За последние пятнадцать минут из здания под разным предлогом удалили всех посторонних и большую часть сотрудников. Осталось всего двенадцать человек: шесть сотрудников отдела и шесть оперативников Платова. И три машины возле здания, чтобы показать, что отдел живет обычной жизнью. Взрыв прогремел в 10 часов 17 минут. Сильный хлопок, и два окна, выходившие на улицу, выплеснули языки пламени и серый едкий дым. Оконные рамы вылетели наружу, загорелись два автомобиля, стоявшие снаружи. По «счастливой случайности» в момент взрыва на улице почти не было людей. Трое прохожих бросились в переулки. Мужчина прижал женщину к забору, прикрывая ее своим телом, всего в двух десятках метров от здания милиции. Когда из дверей дежурной части с криками выскочил милиционер в горящей одежде, когда рухнул плашмя на асфальт, мужчина бросился к нему, срывая на ходу свое пальто. Женщина стала помогать ему сбивать пламя со спины лежащего человека. Еще один милиционер вышел, держась руками за окровавленную голову. Он опустился у стены на землю и громко застонал. Стали сбегаться люди, из-за угла вылетела милицейская машина, она с визгом тормозов остановилась неподалеку от здания, два милиционера решительно бросились внутрь. Дальше события развивались, как и было запланировано. Появилась пожарная машина. Пожарные в брезентовых костюмах и блестящих касках начали разворачивать рукава, несколько человек бросились внутрь горящего отделения. Подоспела «Скорая помощь». Раненым и обгоревшим оказывали первую помощь. Почти всех сразу же увозили в больницу. Некоторых на гражданских машинах. В больницах пострадавших при взрыве клали в отдельные палаты, там же ставили охрану, ограничивая контакт пострадавших с другими больными и медперсоналом. Гримеры поработали на славу. Да и сами «актеры» не подкачали, правдоподобно изображая людей, получивших травмы.