– Если вам угодно это так называть, – ответил Николай. – Речь не идет о терминологии. Мои условия: вы передаете информацию своему руководству со всеми возможными и приемлемыми предосторожностями. Меня ваши каналы связи не интересуют пока. Вы доводите до сведения своего руководства факт контакта с нами и возможность сотрудничества. И указываете, что на данном этапе в силу лимита времени требуется проверка. В означенное время в определенном месте должен быть произведен взрыв. Разумеется, не за городом в лесу. – А где? Вы хотите проверить наши возможности? Насколько мы серьезная организация? – Например, на Красной площади, – развел руками Николай. – Эффектно, – не дрогнув ни одним мускулом, ответил Сосновский. – Значит, массовые жертвы? Или вас Мавзолей интересует? Можно еще Исторический музей. Послушайте, я готов сражаться, не щадя жизни, с большевистской властью, с коммунистами, но не со своим народом! Жертвы вам нужны? Кровь? Нам нужно заслужить любовь и уважение этого народа, а не истреблять его. Истреблять и так есть кому! Вы меня поразили недальновидностью политики вашей организации! – Ну-ну, – улыбнулся Николай. – Полно вам. Это всего лишь проверка. Что бы вы могли предложить в качестве цели? – Правительственные здания, здания партийного аппарата, НКВД – это все заманчиво, но это приведет к краху нашей организации. Такие операции заканчиваются, как правило, плачевно. Большевики спустят с цепи свою свору и нас из-под земли достанут. За такие выходки придется платить жизнями многих товарищей. Такого они не простят. А мы не так сильны, чтобы тягаться с действующей властью. Такие акции хороши во время революций, когда расстановка сил очевиднее. Я предлагаю компромиссное решение. Сосновский весь собрался в комок. Сейчас было нельзя ошибиться. Никак нельзя. Черт с ним самим, ну не получится, ну шлепнут его здесь в лесу. Все мы смертны. Но такой шанс – войти в контакт с представителями РОВСа по их инициативе, выйти на руководство филиала в Харбине – упускать нельзя. Редкая удача для разведчика. И Платов это поймет. Но и Платов не всемогущий. Пойдет ли на это Берия? Пойдет. Берия не дурак, Берия умеет видеть на много ходов вперед. Организуют, лишь бы палку не перегнуть. – Ну, я слушаю вас? – Милиция вас устроит? – спросил Сосновский. – Они сами выберут в Москве, какое отделение удобнее. И не ставьте жестких сроков. Не называйте даты. Незачем для такого бестолкового мероприятия рисковать своими людьми. – Договорились, но все же вам придется поторопиться. Если вы серьезная организация, тогда вам не составит труда переправить сообщение руководителю в Москву. Скажем, в течение двух дней. И четыре дня на подготовку. Группа Шелестова действовала разрозненно. Каждый член группы выполнял свою задачу, в пределах своего направления. Возможность связи, помимо личной встречи, предусматривалась сразу. Трудно предположить, какие причины могли помешать членам группы встретиться с Максимом, а информация должна быть передана в любом случае. Так было при выполнении каждого задания, так предусматривалось и в этот раз. Варианта оперативной связи было два. Первый – это звонок дежурному Особого отдела. Услышав определенный пароль, дежурный должен был срочно передать информацию Шелестову и продублировать ее начальнику Особого отдела дивизии Гончаренко. Второй вариант был продуман хитрее. Возле летной столовой на аэродроме в Якутске была устроена приступка, на которой лежали обувные щетки и банка с гуталином. Каждый входящий в помещение мог привести обувь в порядок, как и положено в армии. Крайняя правая подставка под щетки в форме цилиндра была полая внутри и имела щель. И в эту щель во время чистки сапог можно было бросить записку с важными данными. Никто, кроме Федора Силантьевича Гончаренко и Шелестова, не знал, что записка, опущенная в подставку, сразу же падала в контейнер в подвале. Один из сотрудников Особого отдела, не посвященный в подробности, регулярно проверял контейнер и сообщал Гончаренко о наличии записки. Но открыть этот контейнер мог только сам начальник Особого отдела. Сложность для Сосновского заключалась в том, как в этот «почтовый ящик» бросить записку. Ведь диверсантам об этом говорить нельзя. Значит, надо самому попасть на аэродром, пусть и под присмотром людей Николая. Но на следующее утро ситуация изменилась. Когда утром охранник вывел Сосновского по нужде, тот снова не стал спешить. Хотелось не просто подышать свежим воздухом после затхлой душегубки, хотелось почувствовать простор, ощутить хоть какое-то подобие свободы. А может, просто интуиция подсказывала, что нужно как можно больше времени проводить вне своей камеры. И сегодня Михаил снова понял, что интуиция – великая вещь. Охранник остановился в нескольких шагах и, повесив автомат на шею, кивнул пленнику на клозет – яму, перекрытую двумя досками. Вокруг ямы воткнули в землю несколько свежесрубленных молодых осинок. Они кое-как создавали иллюзию уединения. Сосновский вздохнул, вспоминая о душе, и тут же замер на месте. Показалось? Он незаметно оглянулся на охранника. Угрюмый диверсант с длинными усами держал в руках кисет и сосредоточенно скручивал козью ножку. Михаил снова повернулся в сторону туалета и не спеша пошел по делу. Так и есть, две веточки у самого туалета качнулись, чуть разошлись в стороны и снова сомкнулись листьями. На миг показалось и исчезло узкоглазое морщинистое лицо. Пришлось зайти в туалет, чтобы не маячить на глазах конвоира. И тут же за спиной тихо зашелестели подсыхающие листья. – Мэхээлэ, слушай и не оборачивайся! – Алгыр, ты? – прошептал Сосновский. – Черт! – Иди в землянку, встань на постель ногами и под потолком увидишь дырку. В нее разговаривать будешь, в нее слушать будешь. Михаилу стоило больших усилий, чтобы не броситься в землянку тут же. Он выдержал подходящую паузу и только потом вышел наружу. Охранник равнодушно проводил его до землянки и уселся у входа на старый пень. Прошло несколько минут. Сосновский ждал, что его охранник, может быть, отойдет куда-нибудь или займется шумным делом. Ему повезло. Появился еще один боец, которого Михаил видел в лагере раньше. Скорее всего, рядовой диверсант, страдающий от безделья. Значит, в лагере нет начальства. Наверное, тут вообще никого нет, кроме двух или трех человек, которые должны охранять пленника. Второй уселся на бревно, и оба они завели нудный разговор о женщинах. Между делом закурили. То один, то другой периодически начинали гаденько хохотать и хлопать себя по коленкам. Сосновский наконец решился. Взобравшись на лежанку, он нашел между бревнами перекрытия узкую щель, которую снаружи, судя по всему, аккуратно раскопали и очистили. В щели торчал и чуть шевелился человеческий палец. Сосновский осторожно притронулся к нему своим пальцем. – Миша, ты как здесь? – Палец мгновенно исчез, и раздался голос Буторина. – Сижу, как видишь. Живой пока. – Тебя освободить? Тут работы на две минуты. Их в лагере всего трое. – Нет, не надо, Виктор. Ситуация полезная! Слушай и запоминай. И Сосновский, старательно подбирая слова, обрисовал свое предложение. Буторин выслушал молча. Как опытный разведчик он сразу оценил все преимущества сложившейся ситуации. Вся ее ценность заключалась в том, что возникла она стихийно. Когда Михаил закончил, Буторин задал только один вопрос: – Ты сам уверен? – Лучше и не получилось бы, если бы мы ее сами готовили. Слишком гладко, это всегда подозрительно. – Хорошо, если все пойдет по плану, будем работать. Если они не клюнут, мы тебя вытащим. – Нет, Витя, нельзя, – тихо ответил Сосновский. – Ни при каких обстоятельствах не проводите силовую операцию. Я сам должен выпутаться. Заподозрят ваше участие, и все насмарку. Мы всю операцию запорем! Понимаешь? Дым над сопками был виден все утро. Он то рассеивался и становился незаметным, то снова начинал подниматься черными чадящими клубами. А еще через час позвонил диспетчер с вышки: – Резервный маяк не работает! – Как не работает? – Зампотех побледнел. – Два дня назад вернулась группа инженера Ольховцева… Шелестов и Буторин стояли в кабинете начальника Особого отдела перегонной дивизии и смотрели на карту. Гончаренко обвел карандашом точку в десятке километров северо-восточнее аэродрома. – Вот здесь! Там рядом поселок на берегу, Елагино. Всего каких-то три километра. В поселке каждую неделю меняется наш техник, который следит за аппаратурой. Хотя там ничего сложного. Генератор на дизельном топливе, передающая радиостанция, работающая в автономном режиме. Она подает сигнал на определенной частоте. Самолеты слышат этот пеленг и ориентируются по нему. Два дня назад наши специалисты провели полную ревизию и запустили маяк, чтобы можно было основной отключить на обслуживание. Теперь и тот не работает, и основной разобран. Через шесть часов в зону подлета выйдет группа из десяти самолетов – бомбардировщик и три звена истребителей. – Погода? – спросил Шелестов. – Хуже не придумаешь. Низкая облачность, видимость до пятисот метров. Собьются с курса, и мы потеряем десять машин. – Успеете? – Думаю, успеем. Через два часа запустим главный передатчик. – В Елагино людей послали? – Да. Инженер и двое рабочих. С ними десять бойцов из роты охраны аэродрома. – Я с тобой, – заявил Буторин, сразу поняв намерения Шелестова. – Тебе лучше остаться. Может прийти ответ от Платова. – Так быстро? – Виктор с сомнением покачал головой. – Сутки, а то и двое они будут взвешивать и принимать решение. Шутка ли, устроить взрыв в Москве и чтобы все приняли это за чистую монету? А здесь остается Федор Силантьевич. Молодой лейтенант со шрамом во всю щеку и без двух пальцев на левой руке имел среди солдат прозвище Пират. Но сходство было чисто внешнее. Лейтенант Архипов воевал с июня 1941 года. Имел несколько ранений и чуть не был комиссован. Но добился своего, остался в армии, хотя и пришлось согласиться на перевод с передовой в Якутию. – Что скажешь? – поворачиваясь спиной к пронизывающему холодному ветру, спросил Шелестов. – Килограмма два взрывчатки. На лошадях были. Пришли, заминировали и ушли. Максим с сожалением смотрел на развалины небольшого деревянного сруба, который поставили здесь для передающей радиостанции и энергоснабжающего генератора. Огня уже не было, но гарью несло сильно. Дизельное топливо, запас которого позволял генератору работать пару недель, выгорело полностью. Уныло выглядели обгоревшие листья и закопченные стволы близстоящих деревьев, почерневшая трава вокруг. – Почему ты решил, что пришли, взорвали и ушли? – поинтересовался Шелестов, разглядывая следы подков, которые местами были видны на рыхлой земле. – Думаешь, хорошо знали, куда закладывать взрывчатку, заранее ознакомились с объектом? – Так точно, – кивнул лейтенант. Он повернулся к своим бойцам и окликнул одного из них: – Охлупкин, осмотри по периметру. Может, найдешь что важное. Сержант Охлупкин был типичным сибиряком. Плечистый, улыбчивый, спокойный. Его невозможно было вывести из себя. И говорил он неторопливо, уважительно обращался к любому собеседнику, независимо от звания и возраста. И вырос Охлупкин в семье лесника, с детства привык к лесным тропам, обучился секретам охоты и слыл в роте опытным следопытом. Когда группа бойцов во главе с лейтенантом выдвигалась сюда верхом на лошадях, Охлупкин шел впереди как проводник. Выбирал дорогу, удобную для лошадей, искал безопасный путь. – Ты где воевал, лейтенант? – спросил Буторин. – В разведке? – Нет, в пехоте. – Для пехотного командира ты очень хорошо разбираешься в диверсионных делах, – усмехнулся Виктор. – Пехота, – с какой-то горькой усмешкой ответил Архипов. – Если бы вы только знали, сколько должен уметь и знать простой пехотный взводный. В разведке не служил, а вот по тылам дважды в рейды ходил. Приходилось и взрывать, и минировать. И у знающих людей сразу в бою многому учиться. – А эту избушку ты бы как взрывал, если бы понадобилось такой вот объект уничтожить? – Если бы не знал, что внутри, просто поджег бы. Если разгорится, не потушить. – Да? Любопытно. – Шелестов, услышав разговор, подошел ближе. – Значит, те, кто взрывал, знали о содержимом? Взрывали так, чтобы повредить то, что находилось внутри? – Не повредить, а уничтожить, – поправил лейтенант. – Это все не восстановить, только монтировать заново. И, кстати, строить новую избушку. Со стороны зарослей кустарника бежал Охлупкин. На бегу он что-то сказал бойцам, трое тут же направились к кустарнику. – Что-то нашли, сержант? – спросил Архипов. – Докладывайте! – Четверо было здесь, товарищ лейтенант. И шесть лошадей. Думаю, что две вьючных. Стояли недолго, двое даже не спешивались. И коней к деревьям не привязывали. Минут пятнадцать, я думаю, они тут стояли. Двое ходили сюда, на полянку. Обутые в обычные кирзачи. Стоптанные равномерно. – Ну вот вам и первые ответы, – сказал Шелестов. – Ясно, что это не рабочие, которые монтировали здесь оборудование.