— Началось, — сказала Станислава. Теперь она знала, что залитая кровью, преданная своим правительством Польша жива. Там, на воле, есть люди, которым дорога честь и свобода. КЛИН Когда Лех ушел из отряда в Пинчув, начались споры. — Они правы там, в Центре. Надо действовать. Хватит «тихих» операций по добыче продуктов. Нужно настоящее дело! — горячился Каминский. — Что ты считаешь настоящим? — спросил Сташек Грабовский, главный повар отряда, который до войны работал официантом в краковском ресторане «Бизанк». — Лех правильно сказал — эшелоны. Велика честь перестрелять десяток инвалидов-обозников! Вот пустить бы под откос эшелон с машинами и солдатами вермахта… — Чем? Голыми руками? Для того чтобы свалить под откос поезд, нужна взрывчатка. А у нас, кроме гранат, ничего нет. — А если без взрывчатки? — сказал Каминский. — Например, развинтить и развести рельсы. — Не выйдет. По всем дорогам они сейчас впереди составов пускают дрезины. Твой рельс сразу обнаружат и, конечно, бросятся искать партизан. — Мне кажется, можно обойтись и без взрывчатки. Есть какой-нибудь способ. — Э! А если попытать Юзефа Коника? Ведь он — железнодорожник, — предложил Грабовский. — Стась, ну-ка позови сюда Коника! Коник долго морщил лоб, соображая. — Конечно, самый лучший способ — разорвать состав на стрелке. Понимаешь, можно так сделать, что стрелка сама переведется, когда над ней будут проходить вагоны. И тогда только любуйся, как они завертятся один за другим. Но, парень, стрелки-то всегда вблизи станций, и швабы тоже не дураки. Так что ты к этой самой стрелке не подойдешь. Ну, можно, конечно, подпилить шпалы и подкопать балласт, чтоб, значит, ослабить путь. Только вот времени на это уйдет много и работы. И следы останутся, никуда не денешься. Землю-то ведь не съешь… А еще лучше — заложить гранату как раз под стыком. Я думаю, двух лимонок вполне достаточно, чтобы разорвало болты. Только вот как ты эти самые гранаты взорвешь издали? Они, собаки, так устроены, что за веревочку-то не дернешь… — Послушай, мы ведь договорились без взрывов! — Вот я и подбираюсь, значит, к тому, чтобы без взрывов, — сказал обстоятельный Коник. — Ежели ножовкой перепилить эти самые накладки на стыках. Пропил тонкий, не заметишь даже вблизи, надо нагнуться и разглядывать. Дрезина над таким местом пройдет и не вздрогнет, а паровоз… — У тебя есть ножовка? — спросил Грабовский. — Нет, конечно. — Ну и не морочь голову. Давай по существу. И покороче. Коник задумался. — Быстрый ты, значит… А быстро толкового ничего не придумаешь. Способов-то — их много, только вот лучшего сразу не найдешь. Мозговать надо, понятно? Послушай, парень, а если наладить клин? Толковая штука! Его, значит, делаешь из железа, с такими бортиками внизу, чтобы не съехал с рельса. Дрезина — она как идет? Мы на разведке видели. Пробежит, а состав не сразу за ней, а так метрах в ста. Вот в этот момент и насаживай клин на рельс. Конечно, место нужно выбирать на повороте, а не на прямом пути, где тебя видно в обе стороны на километр. Вот, значит, это самое верное дело. Простота решения настолько поразила Грабовского, что он некоторое время стоял раскрыв рот. Но когда до него дошло, хлопнул Коника по плечу и спросил шепотом: — Можешь сделать такую штуку? — Чего не сделать? Сделать, парень, все можно. Значит, нужно хороший кусок железа, горн, ну, еще молоток. Грабовский плюнул на землю с досады. — А может быть, тебе слесарную мастерскую? С тисками, сверлами и напильниками? А? — Не. Можно без мастерской, конечно, — не понял шутки Коник. — А если из дерева? — Соображаешь, парень? Из дерева! Да твою деревяшку паровоз просто раздавит. — Холера!.. Юзеф, ну шевельни еще раз мозгами. Может, еще что придумаешь? — Зачем придумывать? — сказал Коник. — Вроде бы уже все придумали. И железа никакого не надо. Клин можно найти. — Где?! — Да на любой станции. Их там всегда полно. Поискать, значит, в путевых будках. В кабинах старых паровозов. На свалках. Только, конечно, эта штука не клином называется, а стопорной колодкой. Она под колеса вагонов подкладывается. Чтобы, значит, вагон случайно не тронулся с места… — Так какого же черта ты целый час трепался о кузнице и о железе! — воскликнул Грабовский. — Зачем трепался? — сказал Коник. — Все правда. Подумать надо было, парень, понимаешь? ○ Лёнька послал в Пинчув двух человек. Они должны были связаться со штабом «Кедыва», предупредить центр об операции и попытаться раздобыть на станции стопорные колодки. Связные вернулись через три дня и кроме колодок принесли целый ворох новостей. Отряды Гвардии Людовой уже начали действовать по всей стране. Первый большой бой с немецкими жандармами произошел между деревнями Полихно и Коло в Петрковских лесах. В Красниках партизаны напали на полицейский участок, убили пять жандармов и освободили сорок пять арестованных. Говорили, что этот же самый отряд разгромил концлагерь под Янишевом, возле Завихости, выпустив на свободу пятьсот заключенных. Гвардейцы расстреляли коменданта лагеря и охрану. В Варшаве одна из групп «Кедыва» вывела из строя все стрелки центрального железнодорожного узла. Целые сутки ни один воинский эшелон не мог войти в столицу или выйти из нее. Гестаповцы устроили массовую облаву, но виновных не нашли. Тогда они решили «примерно наказать» население. В пригородах Рембертове, Марках, Блохах, Пельцовизне и Воле публично повесили пятьдесят человек — по десять в каждом районе. Пять дней висели трупы с фанерными табличками на груди — «Бандит». Часовые стреляли во всех, кто приближался к виселицам. Но получилось не то, на что рассчитывали гитлеровцы. Подпольная газета «Трыбуна Вольности» писала: «Не первый раз оккупанты ставят виселицы… Но поляков виселицами не запугать. Польша ответит на виселицы оружием, динамитом и огнем!» Через неделю Гвардия Людова нанесла ответный удар. Около семи часов вечера железнодорожный ресторан, немецкое кафе-клуб и редакция продажной газеты «Новы курьер варшавски» были забросаны гранатами. Погибло более сотни гитлеровцев. — Ну, если гвардейцы так работают в столице, то нам сам бог велел! — улыбнулся Грабовский. Коник осмотрел принесенные колодки. — Их, понимаешь, даже переделывать не надо. Ежели, значит, паровоз наскочит на такую на полном ходу, то обязательно перевернется! — А не собьет их с рельс? — спросил Лёнька. — Пан командир, я кто, железнодорожник или бухгалтер? Не беспокойтесь, сам поставлю на рельсы. — Ну, смотри. Иди не один. Возьми кого-нибудь на помощь. — Я пойду, — сказал Станислав. — Добже. ○ Под широким налетом ветра гудели вершины деревьев. Низкое небо тускло проглядывало сквозь просветы ветвей. Временами принимался моросить дождь. Коник часто останавливался, вынимал из-за пазухи план местности и компас, который ему дал Лёнька, и долго определял направление. Станислав терпеливо ждал, наблюдая за действиями Коника. Но когда Коник остановился в шестой раз, не выдержал: — Зачем бумага и эти часы? Тропа должна идти на закат. Туда, — он показал рукой на северо-запад. — Я говорю правильно? — Правильно. Мы так и идем. — Тогда зачем все время смотришь на бумагу и на часы? — Чтобы не потерять направление. — Бумага говорит плохо. Мы идем медленно. Не надо смотреть на бумагу. Иди за мной. Теперь они шли не останавливаясь. Станислав, поглядывая на деревья, все убыстрял шаг. Коник едва поспевал за ним. Но он все еще сомневался. Тайком от Станислава несколько раз вынимал из-за пазухи компас и смотрел на вздрагивающую стрелку. Направление было верным. Наконец Станислав сказал: