– Изобретательное название, – отметил я. – Тириан, – ответил наш провожатый, словно это должно было все объяснить. Марий ван Бохенвальд нашел для меня действительно удобный постой: две небольшие комнатки на первом этаже, с окнами, что выходили в сад позади гостиницы. В одной из комнат стояла широкая, дьявольски скрипучая кровать, в другой – столик и два почерневших от старости табурета. Но в буфете я увидел немалую коллекцию бутылок. Полных, понятное дело. К тому же – с неплохим вином, которое я не преминул тут же попробовать. – Если у вас будут какие-либо пожелания, только сообщите, – сказал Тобиас Амстель. – Знаете, где меня искать. – Спасибо, – кивнул я, и он поспешно удалился. – А он заботится о тебе, – заметила Энья, бросаясь на кровать – та аж охнула, будто внутри кого зарезали. – Тот купец, имею в виду. – Ага, заботится, – я был доволен, поскольку люблю, когда люди меня уважают. Гостиница и вправду казалась приличной. Впрочем, главное, что ночлег и еда были за счет моего работодателя. И я намеревался ни в чем себе не отказывать. – Ты здесь должен кого-то убить или как? – Энья отвернулась и сняла блузку. – А может – иди ко мне? Хочешь? – Позже. Убить? – покачал я головой. – Я что же, платный убийца, девушка? – А что тогда ты должен делать? Есть, пить и забавляться со мной? – Ну, это был бы сущий рай, – рассмеялся я. – Если бы платили именно за такое. И помни: чем меньше знаешь, тем лучше для тебя. – Да ладно, – сказала она капризно. – А будешь невежлива – отдам в тот бордель, куда ты и должна была попасть, а себе возьму менее болтливую девку. – Ага, представляю, – рассмеявшись, она похлопала себя по голой груди, и ее розовые соски напряглись. – Иди, Мордимер, и хорошенько меня трахни. Потом отправишься решать дела, а я – посплю. Я тоже засмеялся и налил нам вина в кубки. – Может, это и хорошая мысль. * * * Энья продержала меня в постели едва ли не до заката, так что в конце концов бедному Мордимеру пришлось вырываться из ее объятий, ибо приехал он сюда работать, а не сладчайшей неге предаваться. Так уж заведено, милые мои, что ни одно приятное дело не длится вечно, и к тому же нехорошо было бы, если б в первый же день по прибытии я не навестил своих братьев-инквизиторов из тирианского Инквизиториума. Ясно, что к этому не обязывали меня никакие правила, но обычай четко требовал: чужой инквизитор должен отчитаться о своем прибытии в город и пояснить цель визита, если таковая не является служебной тайной. Поэтому, оставив Энью (она, впрочем, тут же отвернулась к стене и заснула), я неторопливо прогулялся до рынка, подле которого стояло мощное каменное здание Инквизиториума. От улицы отделяла его каменная стена, столь высокая, что пришлось бы подпрыгнуть, дабы увидеть, что происходит внутри. Подле окованных железом ворот сидел скучающий городской стражник, оперши глевию о стену. Я с возмущением отметил, что лезвие оружия покрыто ржавчиной. В Хезе за такую небрежность он наверняка получил бы солидную трепку. – Чего? – рявкнул он, увидев, что я направляюсь к воротам. – Встань, сыне, когда со мной разговариваешь! – сказал я резко. Тот глянул исподлобья. – А то что? – поднялся на ноги и положил ладонь на древко глевии. – Шуметь станешь? – Доложи, что инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, Мордимер Маддердин, хочет войти в пределы Инквизиториума. – Ув-в-в-важаемый господин, прошу меня простить. – Взгляд стражника внезапно сделался покорным, а сам он согнулся и отпустил древко глевии, словно то раскалилось. – Уже зову. Он дернул за шнурок, свисавший со стены, и по ту сторону раздался чистый громкий звук колокола. Уже через миг щелкнули открываемые врата, и я увидел служащего в потертом черном кафтане и в шапочке на макушке. – Чем могу служить? – спросил он вежливо. – Я Мордимер Маддердин, – повторил я, подумав, сколько еще раз придется представиться, пока попаду в Инквизиториум. – Инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. – Прошу, мастер. – Он отворил ворота пошире и усмехнулся. – У нас пока пустовато, но старший цеха наверняка вас примет – и с радостью. Я поблагодарил кивком и вошел в ворота. Каменное здание Инквизиториума было окружено красивым, хорошо ухоженным садом. Среди грядок с розовыми кустами суетились два садовника в темных фартуках, третий, щелкая большими ножницами, подстригал стройные туи. В центре сада я увидел мраморный фонтан, дающий начало рукотворному ручейку, что исчезал меж кустами. А перед самыми дверьми стояла мраморная статуя Иисуса со стальным мечом в руках. Иисус был в легких доспехах, длинные волосы выбивались из-под шлема со стрелкой. Сама статуя была прекрасной, но ее местоположение показалось мне несколько странным. Христос выглядел здесь как сторож при дверях Инквизиториума, а на костер отправляли и за меньшие проступки. Ну, скажем так: на костер отправляли и за меньшие проступки в прежние времена, поскольку нынче Церковь и ее слуги смягчились и не преследовали уже ересь столь рьяно, как встарь. Откровенно говоря, я и сам считал, что статую стоило бы просто перенести на новое место, а не сжигать владельца. Поспешность в решениях часто становится врагом смирения и понимания. А мы, инквизиторы, желали бы смиренно понимать других. – Прекрасная скульптура, – сказал я. Слуга резко кивнул. – Мастер Игнаций специально приглашал скульптора из Хеза, – сказал. Мастер Игнаций был старшим тирианского Инквизиториума. Я помнил его еще со школы, когда он читал цикл гостевых лекций: но лишь его самого, не то, чему он учил. А был он, кажется, специалистом по языческим верованиям. И также настаивал на непопулярной мысли, что языческие верования многим опасней ересей, возникающих от ошибочного прочтения Писания. Или, говоря иначе, – что язычник хуже, нежели христианин-еретик. По правде, мне трудно было согласиться с такой мыслью, поскольку искажение положений святой веры намного опаснее, чем простое их незнание. Слуга отворил дверь, и мы вошли в холодную каменную келью. – Прошу вас налево, мастер. Мастер Игнаций ужинает. Он вновь открыл передо мною дверь, на сей раз – в небольшую комнатку, где стояли прямоугольный стол и восемь резных стульев с высокими подлокотниками. Лишь один был занят, и сидел на нем толстый невысокий человек с венчиком волос, словно лавровым венцом окружавших лысину. Когда он увидел меня, неторопливо поднялся, отложил нож с вилкой, ибо как раз разделывал кусок мяса. – Кого имею честь приветствовать? – спросил немного невнятно, поскольку рот его был полон. – Я Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – произнес я в третий и, как надеялся, в последний раз. – Приветствую, дражайший Мордимер! – воскликнул он так, словно я был старым и давно ожидаемым другом. – Как сильно ты изменился со времен обучения! – Ваша милость меня помнит? – спросил я вежливо. – Конечно, Мордимер. И прошу, не называй меня «ваша милость». Ты уже не ученик, но инквизитор, о деяниях которого мы немало слыхали и здесь, в нашей глухой и спокойной провинции. – Сердечно благодарен, Игнаций, – склонил я голову. – Да-да, садись, Мордимер, – указал он на кресло напротив себя. – Мануэль, принеси второй прибор. Ты возмужал, – сказал Игнаций, снова устремляя на меня взгляд. – Помню тебя худым, вечно молчаливым шестнадцатилетним парнем, мой дорогой. Ты знаешь, что ни разу не задал мне ни единого вопроса? – Я слушал, – ответил я, крепко удивленный тем, что он помнил все это лучше меня. – Это правда, слушал внимательно. И подумывал, насколько близок к ереси я сам, верно? Я вздрогнул. Это было так заметно? Уж одно-то я помнил точно. Когда я слушал Игнация, мелькнула у меня мысль: «Сгоришь, мастер. Наверняка сгоришь». И теперь я испугался. Откуда он мог знать о моих мыслях? Всех ли учеников помнил и понимал настолько хорошо? – Я был неопытен, Игнаций, – ответил я ему вежливо. – И, может, не понимал, что вера крепнет в огне дискуссии. – В огне дискуссии, – повторил он. – Что ж, не все так думают. – Игнаций глянул на меня с интересом. – Большинство полагает, что надлежит верить без лишних мудрствований. – И они тоже правы. Поскольку все зависит от того, кто спорит и насколько велик запал спорящих. – Запал, огонь… Как же близко от твоих слов до костра… – сказал он задумчиво. Слуга, которого Игнаций называл Мануэлем, принес на подносе тарелку, нож и металлический кубок. – Угощайся, Мордимер, – пригласил мой старый учитель. – Чем богаты… – Он дал знак Мануэлю, чтобы тот вышел. – Это мило, что ты придерживаешься старых обычаев и пришел нас проведать, – сказал Игнаций, пока я отрезал себе наименее жирный, но зато хорошо пропеченный кусочек мяса. – Попробуй хлеб, – прибавил. – У нас собственная пекарня, и мы, смею утверждать, делаем наилучший хлеб в Тириане. Да-а-а, – протянул. – Приятно видеть, что молодое поколение уважает исконные обычаи, на которых выросли и которыми руководствовались мы сами. Я мог бы и не обращать внимания на эти ностальгические замечания, но принял их с усмешкой. Игнаций казался симпатичным, честным и хорошо державшимся старичком. Пытался ли меня обмануть или настолько привык к игре, что та стала его второй жизнью, и потому играл, не задумываясь? Не важно. Был инквизитором, а в Инквизиториуме не работают симпатичные и честные старички, со слезой на глазах вспоминающие о славе минувших времен. – Не обидишься ли, Мордимер, если поинтересуюсь целью твоего визита в Тириан? Может, буду в состоянии чем-нибудь помочь? – Сердечно благодарю, Игнаций, – повторил я. – Но сказал бы, что поездку в Тириан я склонен воспринимать как давно заслуженный мною отдых. Некий богатый купец, позволь не называть его фамилии, решил оплатить мое пребывание здесь. Причем – в прекрасном сообществе, – я со значением подмигнул. – В обмен на недавно оказанные услуги. – Ах, вот как, – усмехнулся он. – Ты избрал Тириан местом отдыха. Это мило! В голосе его я не услышал ни насмешки, ни иронии. Он играл свою роль безошибочно, поэтому и я свою намеревался играть так же. – Ох, я не скрываю, что решил соединить приятное с полезным, – сказал с легкой озабоченностью. – И надеюсь на определенное совпадение интересов. Но извини, что не могу об этом говорить, поскольку действую не только от своего имени, и меня обязали хранить тайну. К сожалению, Игнаций, Его Преосвященство епископ Хез-хезрона, да хранит Господь его набожную душу, необычно скрупулезно подсчитывает расходы епископства… – …и это касается также епископских пансионов для нас, – засмеялся он. – И откуда бы мне знать? Но конечно, Мордимер, – добавил он. – Интересы работодателя суть святое, и не намереваюсь склонять тебя к нарушению данного слова. Однако, насколько понимаю, ты навестил Тириан не по делам, связанным с твоей деятельностью как инквизитора Его Преосвященства? – Боже сохрани, Игнаций. Некоторое время мы ели в молчании – и я отведал вина, которым угощал меня тирианский инквизитор. – Альгамбра, – сказал я, пригубив. – Как мед на устах. – Для нас специальная скидка, – подмигнул он мне. – А в Хезе, говорят, стоит оно немало… – О да, – вздохнул я. – Но вижу, что и в Тириане братья охотней проводят время в собственном жилье, чем в Инквизиториуме, – добавил я. – Отчего так думаешь? – прищурился он.