Однако перед прогулкой в порт и перед тем, как навестить кораблик Мария ван Бохенвальда, я должен был узнать, кем является мой работодатель. Его фамилия ничего мне не говорила – но мало ли. Тем более память у меня не настолько хороша, как у Курноса. И конечно, в таком городе, как Хез, проверить лицензированного купца не столь уж трудно. Достаточно прийти в купеческую гильдию да просмотреть документы. Кому-нибудь другому было бы непросто отыскать необходимые бумаги, но вашего нижайшего слугу канцеляристы знали слишком хорошо, и никто не осмелился бы мне мешать. Поэтому я выяснил, что ван Бохенвальд приобрел годичную лицензию и имел рекомендации от двух известных купцов из Брамштедта – города, в котором жили его ближайшие и дальние родственники. Он объявил об утрате кораблей и потребовал возмещение у страховщиков – расследование по делу еще продолжалось. Кроме того, арендовал на территории порта склад и контору. Документы гильдии, как всегда, были ясны, понятны и конкретны, а ваш нижайший слуга в очередной раз утвердился в мысли, что если хочешь получать прибыль, то следует заботиться о порядке. – Да, да, бедный Мордимер, – сказал я себе. – Когда-нибудь купцы и предприниматели завоюют мир, и благодаря этому истинную власть получат чиновники и юристы. А твоя достойная профессия отойдет во мрак небытия, поскольку все позабудут о моральной чистоте, а думать станут лишь о балансе расходов и прибылей. Но я надеялся, что это произойдет не при моей жизни. Итак, Марий ван Бохенвальд производил впечатление человека, которому можно доверять – но, признаюсь откровенно, я не отказался бы проверить его более тщательно. Вот только погода в Хезе была настолько отвратительной, что я с облегчением думал об освежающей речной поездке. В конце концов, как стало ясно из последующих событий, никакая, даже самая тщательная проверка купца из Брамштедта не дала бы ничего, что мне бы пригодилось. * * * Корабль, принадлежавший Марию ван Бохенвальду, был обычной речной баркой. Широкой, с плоским дном, тупым носом и единственной мачтой. Но под палубой было удивительно много места для товаров, а бочки и тюки лежали даже на досках палубы, заботливо обвязанные веревками и накрытые старой парусиной. Экипаж состоял из татуированного от стоп до макушки капитана (он носил лишь широкие шаровары, поэтому я мог хорошенько его рассмотреть), старого безносого рулевого и четырех матросов. Все были заняты погрузкой товаров, и лишь капитан стоял на борту да помахивал ремнем. Увидел меня, когда я остановился у трапа, – и обнажил в ухмылке беззубые десны. – Прифецфую фас, хоспотин, на борту «Фесеннего Рассфета». Што снашит – у меня. «Весенний Рассвет» было неплохим вариантом. Правда, именно этому кораблику лучше подошли бы «Плавающая Лохань» или «Притопленное Ведерко», но, знакомый с тем, как работает воображение моряков, когда дело касается придумывания названий, я даже не усмехнулся. – Мы прихотофили каюту для фашей милости, – сказал он. – Посфольте, я фас профошу. Мы сошли по крутым, грязным, как смертный грех, ступеням. Слева были деревянные дверки. – Польше тут никохо нет, фаша милость, – пояснил он. – Экипаш спит на палупе, а сюта, – махнул рукою, – они не схотят. Отворил двери и пропустил меня первым. Каюта была крохотной. Помещались в ней лишь набитый сеном матрас, деревянный, окованный медью сундук и металлическое ведерко. У стены я увидел широкий шкафчик. Но сильнее меня заинтересовала особа, лежавшая на матрасе. Оно и понятно: была это полунагая (полунагая, ибо под палубой было тепло и душно – почти как в моей корчме) молоденькая девушка с белой кожей, длинными светлыми волосами и торчащими грудками. – Неошитанность и потарок от хоспотина Похенфальта, – сказал капитан, усмехнувшись. – Если путу нушен, хоспотин, я к фашим услухам. Он с поклоном попятился и закрыл за собой двери. Девушка на матрасе внимательно глядела на меня, не выказывая никаких чувств. Лишь провела, видимо, неосознанно, языком по губам. Хорошенькие были у нее губы. Полные и красные – при белизне ее кожи это производило впечатление. – И как тебя зовут? – спросил я, сняв плащ и рухнув рядом с нею на матрас. – Энья, – ответила негромко. – А вы и вправду инквизитор, господин? – Можешь называть меня Мордимер, – предложил я ей. – За эти три дня мы познакомимся очень близко, так что хочу слышать из твоих уст просто мое имя, а не это вот «господин». – Как пожелаешь, Мордимер. Меня доставили сюда, чтобы я исполняла твои желания. – И это я люблю, – усмехнулся я. – И – я действительно инквизитор, раз уж тебе так интересно. Но держи ротик на замке, если не хочешь меня рассердить. Для остальных я буду Годригом Бембергом, купцом из Хеза, получившим наследство, которое теперь намерен удачно вложить. – Как пожелаешь, Мордимер, – ответила она вежливо. – Но позволь, когда будем одни, называть тебя настоящим именем. Оно более… – задумалась она на миг, а потом слегка усмехнулась, – чувственно. Я был удивлен, сколь складно она говорит. Определенно Энья не была вульгарной портовой девкой, которая только и может, что сквернословить на пьяную голову. Была в ней некая совершенно не подходящая к ее профессии деликатность. Ну и, конечно, я не обрадовался тому, что Марий ван Бохенвальд рассказал ей, кто я такой. Может, он полагал, что тогда она будет более старательной. Что ж, наверняка будет. – Давно работаешь? – спросил я и снял рубаху. Та была мокрой от пота, словно только что из воды вытащили. – Недавно. С полгода. Но умею все, что необходимо, – заверила она. – Ты убедишься. – Еще проверим. И вообще – не говори «гоп». Знаешь, у индусов есть хорошая пословица: «Не проклинай мать крокодила, пока не перешел реку». Она искренне рассмеялась, я же только тогда сообразил, что – не должна была уразуметь соль этой шутки. Откуда шлюшке из Хеза знать, каковы крокодилы и кто такие индусы? Но, возможно, она смеялась, потому что так ее приучили, внушили мысль, что любая шутка клиента – смешна. Я снял сапоги и размотал онучи. И сделалось мне почти хорошо, хотя под палубой было дьявольски душно. – Правда, господин… Мордимер, – поправилась Энья, – ты будешь мною доволен. Я хотела бы, чтобы ты замолвил доброе слово обо мне в моем новом доме – и буду стараться. – В новом доме? Где? – В Тириане, – ответила. – Там я должна начать работать. Я перекатился поближе и положил руку ей на грудь. Энья была худенькой и невысокой, но грудь у нее была пышная. И это хорошо, поскольку не бывает слишком больших сисек, особенно когда их обладательница – с точеной фигуркой. Это вам говорит Мордимер Маддердин, милые мои, опытный ходок по хезским девкам. Мудрецы утверждают, что девять из десяти мужчин вожделеют женщин с большой грудью. А тот десятый – вожделеет тех девятерых. И кто я таков, чтобы спорить с авторитетами? – Уже хочешь? – спросила она, усмехнувшись. – Пока что хочу вина. Энья встала и отворила шкафчик. Вынула из него два кубка и глиняную бутыль. Большую бутыль. – Я могу выпить с тобой? – Конечно, – ответил я. – Не люблю пить один. Она разлила вино по кубкам и один подала мне. Я принюхался. – Пахнет неплохо. Ну, выпьем за путешествие, Энья. – Твое здоровье, Маддердин. – Она подняла кубок и набрала вино в рот. Потом склонилась, вылила его мне на грудь и начала слизывать. У нее был аккуратный узкий язычок, а лизала она весьма умело. Я устроился поудобней. – Хорошо, малышка, – сказал я. – А теперь – ниже. Энья отвела волосы и усмехнулась, а потом сделала, как я сказал. * * * Должен сказать, что были это три недурных дня, милые мои. Правда, на судне ван Бохенвальда клопы все так же кусались, лезли из матраса и падали с потолка, но было их поменьше, чем в моей квартире. Кроме того, не много оставалось у меня времени и желания думать о клопах, поскольку Энья изо всех сил старалась скрасить мой досуг. И должен признаться, давно уже не было у меня столь горячей девицы, которой к тому же нравилось то, чем занимается. Ну, конечно, всегда можно сказать, что ваш нижайший слуга в силах разжечь огонь даже в холодной шлюхе, но нет… Полагаю, Энья попросту такой вот была. Что же, полгода в борделе еще не отбили у нее охоту к развлечению и определенную искренность чувств. Мы пили, кувыркались на матрасе и не слишком обращали внимание на происходившее вокруг. Впрочем, вокруг и не происходило ничего, достойного внимания. Корабль плыл спокойно, погода держалась все такая же солнечная и ясная. Река между Хезом и Тирианом была широкой, ленивой, раскинувшейся во всю ширь, и в здешних местах нам не угрожали никакие неожиданности. Быстрое течение и мели начинались исключительно в верховьях реки, где-то в дне дороги за Тирианом. В тех краях ленивая старушка превращалась в капризную, быструю девицу. Река там извивалась меж порогов и мелей, имела переменчивое течение и всякий раз удивляла многочисленными досадными неожиданностями. К худшим относились корсары, обычно подплывавшие к кораблям среди ночи на быстрых лодочках и безжалостно вырезавшие всех свидетелей грабежа. В верховьях никто не мог позволить себе путешествовать без охраны. Но здесь плавание напоминало прогулку. Наконец третьего дня мы миновали Тирианскую Заводь, и впереди встали заметные издали башни городской ратуши. Барке пришлось маневрировать меж многочисленных кораблей, галер, лодок и лодочек, что приплывали в Тириан тремя речками, впадавшими в Заводь. Купцы из Тирианон-нага процветали со столь многочисленной клиентурой, и я не удивлялся, что они не желают уступать монополию торговли с югом. Но ведь известно: раз существует монополия, рано или поздно кто-нибудь захочет ее нарушить. И мой работодатель принадлежал как раз к таким «кто-нибудям». Однако я не желал рисковать шкурой ради интересов Мария ван Бохенвальда. А сей Марий небось вполне мог за свою идею не моргнув глазом пожертвовать жизнью… Не своей, понятно, но любого нанятого им человека. Тириан, несмотря на удобное расположение в междуречье трех потоков, не был городом настолько большим, как Хез-хезрон, и повсеместно его считали провинциальным. Почему? По многим причинам. Потому, среди прочего, что Тириан жил с посредничества и торговли, и тщетно было бы искать здесь сильные ремесленные гильдии. В Тириане не было мануфактур, сколько-нибудь умелые мастера и подмастерья предпочитали бежать в Хез. Кроме того, трудно было представить себе аристократа или богатого дворянина, который хотел бы обладать домом или дворцом в Тириане. Они знали, что карты сдают в Хезе и что жить следует именно там. Подле двора епископа и подле имперских наместников. Что бы там ни говорили, Тириан оставался дырой. Большой и богатой – но дырой. – Кто-то будет тебя ждать? – спросил я Энью. – Наверное, – ответила она, и я различил в ее голосе печаль. – А может… – сказала чуть громче, – может, побудешь со мной до своего отъезда? Тебе ведь не было со мной плохо? – Сама знаешь, – рассмеялся я. – Как глянешь на тебя – понимаешь, что Бог и девку может одарить разумом. Думаю, мне такая компания в Тириане придется по вкусу. – Ох, спасибо, Мордимер, – сказала она радостно, прижимаясь ко мне. Еще бы! Лучше иметь одного серьезного клиента, который хорошо платит (а я надеялся, что ван Бохенвальд платит ей хорошо), чем многих: мужчин, которых нужно обслуживать, хочется или нет, и независимо от того, кто они и как выглядят. Энья же была настолько мила и искусна в любовных забавах, что перспектива продлить наш чудесный оплаченный роман еще на несколько дней – а то и несколько их десятков – пришлась мне по душе. В порту уже дожидался полномочный представитель ван Бохенвальда, ворчливый господин с поджатыми губами и красным носом, одетый, несмотря на жару (но много, много меньшую, чем в Хезе: здесь удавалось хотя бы дышать), в шерстяной, черный плащ. – Я Тобиас Амстель, – сказал он, склонив голову. – И представляю в Тириане интересы господина ван Бохенвальда. Позвольте провести вас к снятым комнатам. А она должна остаться здесь, – небрежно взмахнул он ладонью в сторону Эньи. – Кто-нибудь за ней придет… – Годриг Бемберг, – поклонился я в ответ, надеясь, что почтенный господин ван Бохенвальд не растрепал по всему Тириану, кто я таков. – А она идет со мной, – добавил я, и полномочный представитель лишь приподнял бровь, но промолчал. – Воля ваша, – сказал он наконец. – Прошу за мной. Порт в Тириане и соседствующие с ним купеческие склады да лавки располагались над реками и Заводью. В принципе этот порт состоял из нескольких отдельных причалов, и управ здесь тоже было несколько, как и постов стражи да налоговой службы. Узкие улочки тянулись, виляя, меж домов, возведенных безо всякого плана. Мы пробирались в густой толпе, что заполонила улицы. И толпа здесь была, пожалуй, погуще, чем в Хезе. Может, стража в Хезе более пристально следила за тем, кого впускать в город? На улицах Тириана, кроме суетящихся прохожих, вдоволь было торговцев, нищих, циркачей, продажных девок, наемников с крепкими руками, пьяных грузчиков и докеров. Зато городскую стражу можно было искать хоть до второго Пришествия. Лишь раз вдали мелькнул шлем стражника да блеснуло острие глевии. Интересно, как он справляется с глевией на улицах, запруженных толпой? Куда полезней была бы обычная, обитая железом палка. Ну, зато глевия небось выглядит солиднее… Через несколько молитв мы сумели добраться до чуть более спокойного района. Улицы здесь были пошире, дома и лавки побогаче – к тому же нередко с оградами. И тут чаще мелькали патрули городской стражи. Наконец мы остановились перед солидным одноэтажным домом, выстроенным в виде подковы. Вывеска над дверью гласила: «Подо Львом и Единорогом. Дешевое вино, сытные обеды, безопасный ночлег». Кроме того, некий доморощенный маляр изобразил огромного белого единорога (который немного напоминал осла с рогом меж глаз), вставшего на задние ноги и нависшего копытами над головою льва. К моему удивлению, лев оказался с красной шерстью и тремя лапами. По крайней мере, четвертой я не сумел различить.