— Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? — Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник. — Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я. — А кто говорит, что лучше? — Не в том дело! Лучше, хуже… Просто — такой же. Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось. — Так что давай о деле. Если хочешь, конечно. — Не хочу… но — надо! — густо выдохнул собеседник Владимира Александровича. Все-таки пили не минеральную воду… — Скажи, Володя, как по-твоему: тридцать миллионов американских долларов — это много? — Много, — честно признал Виноградов. Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении подобная сумма при любом раскладе относилась ко второй категории. — Верно! — Литвинчук мечтательно прикрыл глаза. — К примеру, миллион долларов США без труда помещается в дипломат обычных размеров. — Смотря какими купюрами, — со знанием дела уточнил Виноградов. — Правильно. Какими купюрами? Разумеется, только сотенными — и самого что ни на есть нового образца. Аккуратные такие банковские упаковки… — Прямо как в кино! — Виноградов всегда довольно спокойно относился к чужому богатству, зная по опыту, что большие деньги — это всегда большие проблемы. — Тяжело, правда, будет, — пожаловался Литвинчук. — Бумага — она всегда очень тяжелая… — Алексей, это все очень интересно звучит… — Владимир Александрович не демонстративно, но так, чтобы видел его собеседник, покосился на циферблат своих часов. — Только сразу хочу предупредить: я с детства не любил физический труд. — Даже хорошо — очень хорошо! — оплачиваемый? — В наше время физическим трудом неплохо зарабатывают только валютные проститутки. Да и то не все… Улавливаешь намек? Литвинчук отставил кофейную чашку: — Ладно! Выслушать можешь? — Могу. Для этого, собственно, и приехал. Но ты уверен, что надо? Я — человек слабый, семейный, немолодой. И свои-то секреты хранить не умею, что уж тут говорить про чужие! Особенно если меня начнут по-серьезному спрашивать. Уверен? — На то и рассчитано… — Ответ Литвинчука прозвучал несколько двусмысленно и слишком уж многообещающе. — Излагай, — пожал плечами Виноградов. Больше ему ничего не оставалось. Можно было, конечно, встать и уйти, но этим уже ничего не изменишь. Как-то, перечитывая детективную повесть, написанную офицером питерского ОМОНа, Владимир Александрович заметил: многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания. — У вас в России вроде опять скоро какие-то выборы? — Не знаю. Я не читаю газет. — Ну и правильно… Генерал не рассказал, о чем у нас пойдет речь? — Нет. — Совсем ничего не рассказывал? Даже в общих чертах? — Нет, — еще раз покачал головой Виноградов. — Моя задача на этот раз проста как мычание — встретиться с тобой и внимательно выслушать любое предложение, которое поступит. — И только? — По возвращении домой я должен буду слово в слово передать Генералу содержание нашего разговора. Ну, а потом, очевидно, забыть все услышанное навсегда. — Ну, допустим… — Литвинчук машинально покрутил между пальцами столовый нож. — Допустим! Ты слышал когда-нибудь о проекте «Полоний»? — Нет, — совершенно искренне ответил Виноградов. — А ты и не мог о нем слышать. Так называлась операция советской разведки, о которой и в Политбюро, и в правительстве тогда знали от силы два-три человека. Да и то без подробностей… — Литвинчук положил нож на скатерть. — Ладно. Дело такое… В начале пятидесятых годов у СССР уже была атомная бомба, а надежные средства доставки ее до цели, вроде межконтинентальных ракет, еще только разрабатывались. Тогда все — и у нас, и у них — со дня на день ждали начала третьей мировой войны, а на бомбардировочную авиацию особо рассчитывать не приходилось: вероятность того, что хотя бы один самолет с атомной начинкой преодолеет все западноевропейские системы ПВО и достигнет, к примеру, британской столицы, была непозволительно мала. Так вот, в соответствии со специальной директивой, через третьи страны путем очень сложной и дорогостоящей многоходовой операции на территорию Соединенного Королевства доставили сначала компоненты обычного взрывного устройства средней мощности, а затем и контейнеры с радиоактивными элементами. Элементы этой нехитрой конструкции, представлявшей собой, в нынешней терминологии, классическую «грязную» атомную бомбу, были успешно собраны на конспиративной квартире в тихом и респектабельном квартале Лондона, а затем помещены в заранее оборудованный тайник… Насколько я понимаю, о том, что именно находилось за дверцей «сейфа», спрятанного в кабинете, не знал даже сам хозяин конспиративной квартиры. В его обязанности входило только одно: в случае начала империалистами новой мировой войны или же после поступления особого условного сигнала из Центра советский агент должен был набрать на цифровом замке известную только ему комбинацию цифр — и немедленно покинуть город… За то время, которое Виноградов с Литвинчуком провели в ресторане, уже сменилось несколько посетителей. Расстояние между столиками здесь было довольно приличное, но беглый офицер ФСБ тем не менее понизил голос: — Представляешь? В течение нескольких десятилетий этот человек каждое утро прослушивал по радио или просматривал по телевизору выпуск новостей, читал газету — и, убедившись, что война еще не объявлена, отправлялся по своим делам… А потом, каждый вечер субботы, понедельника или, скажем, среды, в условленное время он в течение четверти часа ожидал у телефона, — вот, собственно, и вся работа. — Продолжай. — Виноградов с тревогой разглядел в серых, запавших глазах собеседника отблески медных фанфар и автоматных очередей. Такие глаза бывают иногда у очень взрослых мальчиков, не наигравшихся в свое время в войну и в солдатики. — Со времени закладки лондонской мины прошло пятьдесят с лишним лет — никто из тех, кто готовил «грязную» бомбу, даже не надеялся, что ждать взрыва придется так долго! Не стало великой и могучей страны, которая готовилась к атомной войне, изменилась политическая картина мира, появились новые угрозы и новые вызовы, как теперь принято выражаться… Сам ядерный заряд не просто морально устарел — некоторые его узлы за эти годы вполне могли выйти из строя, и, чисто теоретически, возникла реальная опасность незапланированной детонации или радиоактивной утечки. Но ведь и это не самое главное, верно? — Что ты имеешь в виду? — Ничего особенного, кроме того, что эта чертова бомба из прошлого угрожает теперь не только Великобритании, но и вашей так называемой новой России. — Чем это, интересно? — Представляешь, какой поднимется шум и скандал, если ее обнаружит лондонская полиция? Да еще перед выборами? — Даже не представляю, — почти не покривив душой, ответил Виноградов. — А вот товарищ Генерал — представляет… — Литвинчук понизил голос почти до шепота. — Перестройка, разоружение, мирное сосуществование, партнерство с НАТО во имя мира, всякие там саммиты «большой восьмерки», единое европейское экономическое пространство — это, значит, все лишь на словах? А на деле получается, что вероломные и коварные русские все это время держали атомный камень за пазухой? Причем даже не у себя за пазухой, а у доверчивых англичан! Ведь никто же на Западе никогда не поверит, что наши геройские Штирлицы просто-напросто потеряли следы своей собственной бомбы… — Как это — потеряли? — Не важно, — отмахнулся Литвинчук. — Может, еще по одной? По последней? Зачастую по тому, о чем врет или просто умалчивает собеседник, намного проще докопаться до реального положения вещей. Поэтому Виноградов только пожал плечами: — Закусывать нечем. — Мы чаю закажем, чтобы запивать. — Литвинчук в очередной раз обернулся к официанту: — Иди сюда, мистер! Водку пода пи в рюмках, а чай официант разлил по чашкам: сначала немного холодного молока, а потом уже — душистую и крепкую индийскую заварку. Лимон и сахар были принесены отдельно, и добавлять ил следовало по вкусу. — Ерунда какая-то, — нахмурился Владимир Александрович. — Чтобы при нашей бюрократии в архивах советской разведки потерялись документы подобного рода… — Во-первых, материалы по проекту «Полоний» никогда не сдавались в архив КГБ. Дела подобной категории хранили в особом порядке, непосредственно в Политбюро. А во-вторых… — Литвинчук привычно поднял рюмку. — Во-вторых, давай пока лучше не будем об этом. — Ладно. Если все, что рассказано, правда — от кого ты-то мог об этом узнать? — Не важно. Пусть это будет моей маленькой тайной. Теперь за что? За прекрасных дам? — Давай, за наших женщин… Выпили. После спиртного даже чай с молоком, по-английски, показался Виноградову на вкус не таким уж и противным. — У тебя есть какие-то доказательства? — Ну, хотя бы то, что мы с тобой сейчас здесь сидим — и водку трескаем. Это был серьезный аргумент. Сам Виноградов к рассказу беглого контрразведчика мог относиться как угодно, но то, что сам Генерал без промедления воспринял озвученное Литвинчуком в телефонном разговоре сочетание слов «Полоний» и «Лондон» как прямую и непосредственную угрозу государственной безопасности, уже само по себе говорило о многом. — Что ты предлагаешь? — Я могу назвать точный адрес в Лондоне, где спрятана бомба. А также нынешнюю фамилию и имя советского агента, который за ней присматривает… — И чего ты хочешь? Вполне можно было предположить, что Алексей Литвинчук попросит взамен своей информации, к примеру, прекращение всех возбужденных в отношении него российской прокуратурой уголовных дел, помилование, разрешение вернуться на Родину и еще что-нибудь подобное, в романтическом духе. Однако все оказалось вполне современно и просто: — Денег, разумеется. — Сколько? — Я же сказал: тридцать миллионов долларов. — Очевидно, Литвинчук давно уже подготовился к произнести именно эту сумму. — Миллион — тебе. — Миллион долларов? — поднял брови Владимир. — Можно будет перевести их в евро или в рубли, если хочешь…