– Я видела Джо, – сказала я Люси, когда та взяла трубку. – О, – только и произнесла она. Я поняла, что моя племянница пьяна. – Люси! Приезжай домой. – А дальше что? – Дальше мы перевезем Джо из больницы ко мне, и ты будешь выхаживать ее. Ясно? Сон не шел. В три часа ночи я села в постели и стала сочинять письмо Талли, комкая листы один за другим. Ни один из вариантов меня не устраивал. Я не ожидала, что буду так сильно скучать по нему. Меня это пугало. Скомкав очередной лист бумаги, я посмотрела на телефон, высчитывая в уме, который теперь час в Лионе. Я представила, как Талли, в элегантном костюме, занимается делами, разговаривает с кем-то по телефону, сидит на совещании, напрочь забыв обо мне. Я вспомнила его мускулистое тело, подарившее мне столько наслаждения. Интересно, где он научился искусству любви? После утренней летучки Роуз доложила, что меня хотел видеть Лэрри Познер. – Не знаю, даст ли тебе это что-нибудь, – заявил Познер, когда я переступила порог его лаборатории. – Взгляни в микроскоп. Это диатомеи с твоего неопознанного трупа. Я приникла к окуляру, рассматривая микроорганизмы. Одни напоминали формой лодки, другие – цепи, зигзаги, ущербную луну. Познер заменил предметное стекло. – А это твой образец из Сены, – объяснил он. – Симбелла, мелозира, навикула, фрагилария. Самые обычные виды. Все пресноводные. Но интересно процентное соотношение данных видов. Пятьдесят один процент – мелозиры, пятнадцать – фрагиларии. Я не стал бы докучать тебе такими подробностями, но это соотношение наблюдается в обеих пробах. Я даже назвал бы пробы идентичными. Между тем в двух местах, отдаленных одно от другого всего на какие-нибудь три-четыре десятка метров, флора может различаться самым кардинальным образом. Я с содроганием вспомнила берег острова Сен-Луи и рассказы о голом мужчине, купающемся под покровом темноты возле особняка Шандонов. – Если это диатомеи с его одежды, значит, после купания в Сене он не принимает душ. – А какие диатомеи обнаружены на теле Ким Люонг? – Флора иная, чем в Сене, – отвечал Познер. – Но почти та же, что в пробе воды из реки Джеймс, которую я взял неподалеку от твоего дома. Мне в голову пришла странная мысль. – Мертвое море, Иордан, – взволнованно произнесла я. – Считается, что эти водоемы чудодейственно исцеляют больных. – Думаешь, он купается в реке в это время года? – изумился Познер. – Должно быть, сумасшедший. – Гипертрихоз неизлечим, – сказала я. – А что это такое? – Очень редкая аномалия. Врожденная волосатость всего тела. Волосы могут достигать в длину десяти-пятнадцати сантиметров. – Брр! – Может, он решил, что, купаясь голым в Сене, избавится от своего недуга. А теперь пытается излечиться купаниями в реке Джеймс, – предположила я. У себя в кабинете я застала Марино. – Марино, – сказала я, – похоже, убийца ищет исцеления от своего уродства в купании в реках. Возможно, он и здесь остановился где-нибудь поблизости от реки Джеймс. Марино задумался. Тут в кабинет влетел Филдинг. – Мы еще не успели прибыть на место происшествия, а ты уже известил прессу! – набросился он на Марино. – Эй, потише, успокойся. О чем это я известил прессу? – О том, что убита Диана Брэй, – сообщил Филдинг. – Во всех новостях передают. Задержана подозреваемая. Детектив Андерсон. Глава 10 Небо заволокли свинцовые тучи, начинался дождь. На узкой улице, где жила Диана Брэй, всюду мелькали репортеры. Их легковушек и фургонов с телеоборудованием было здесь втрое больше, чем полицейских автомобилей. – Ближе не подобраться, – сказала я Марино. Он схватил меня за руку: перед домом Брэй стоял темно-синий «форд-контур», а за ним – патрульная машина, в которой сидели двое полицейских и Андерсон. Она что-то быстро говорила сердитым, истеричным голосом. Слов я не слышала. – Доктор Скарпетта? – ко мне направлялся телерепортер. – Узнаешь нашу арендованную машину? – тихо спросил Марино, глядя на «форд» со знакомым нам номером RGG-7112. По его лицу стекали струйки дождя. – Доктор Скарпетта, вы можете сказать… – кричали со всех сторон журналисты. – Нет, – бросила я, взбегая на крыльцо. Мы поднырнули под желтую ленту. Дверь перед нами распахнулась, и полицейский по фамилии Баттерфилд впустил нас в дом. – Рад вас видеть, – поприветствовал он нас. Мы надели перчатки. Баттерфилд затворил дверь. – Рассказывай, что здесь, – скомандовал Марино. – Из таксофона кто-то позвонил на номер «911». Мы прибыли на место и обнаружили вот эту картину. Кто-то забил ее до смерти, – сообщил Баттерфилд. – Что еще? – спросил Марино. – Изнасилование и, по-видимому, ограбление. На полу – бумажник, но пустой. Сумочка тоже пустая. – Черт, у нее ведь были немалые бабки, – заметил Марино, восхищенно рассматривая богатый интерьер. – Ты еще ничего не видел, – сказал ему Баттерфилд. Брэй любила английский антиквариат. В гостиной взгляд приковывал массивный сервант черного дерева. Расшитые золотом шторы из тяжелого полотна были задернуты. На стенах ни единой картины. Убранство дома выдавало в Брэй холодную, властную натуру. – Откуда у нее столько денег? – спросила я. – Понятия не имею, – ответил Марино. – В гараже – красный «ягуар», – вставил Баттерфилд. – Девяносто восьмого или девяносто девятого года. Даже не представляю, сколько такой может стоить. – Примерно две твои годовые зарплаты, – сказал Марино. Они обсуждали вкусы и богатство Брэй так, словно в доме не лежал ее изуродованный труп. В гостиной следов борьбы я не заметила. Кухня имела нежилой вид. Столы и плита блестели. В шкафах, кроме пачки кофе, никаких продуктов. Марино открыл холодильник. – Похоже, она вообще не готовила, – заключил он, осмотрев полупустые полки, на которых лежали небольшой пакетик молока, мандарины и пакет с сухим завтраком. После он занялся мусорным ведром, в котором обнаружил разодранную коробку от пиццы, одну бутылку из-под вина и три из-под пива. Марино сложил обрывки чека. – Одна пицца с колбасой и сыром, – пробормотал он. – Заказано вчера вечером в пять пятьдесят три. Он еще порылся в ведре и нашел грязные салфетки, три недоеденных кусочка пиццы и штук пять окурков. – Брэй не курила. Очевидно, вчера у нее были гости. – Когда поступил сигнал? – спросила я. – В девять ноль четыре. Где-то полтора часа назад. И, сдается мне, утром она кофе не варила. – К утру она уже была мертва. Я на сто процентов уверен, – заявил Баттерфилд. Мы направились в спальню, расположенную в глубине дома. У ее открытой двери мы остановились как вкопанные. Беленые стены, пол и потолок были густо забрызганы кровью. Большая кровать, почему-то без постельного белья, тоже была вся в крови. Диана Брэй, избитая до неузнаваемости – я даже не смогла бы определить ее расу, – лежала на спине. На полу валялись содранные с нее зеленая атласная блузка и черный бюстгальтер. Подошвы ног и ладони были изжеваны, и на этот раз Оборотень даже не потрудился уничтожить следы зубов. – Марино, дай, пожалуйста, фонарь. Я нагнулась осмотреть залитый кровью пол и заметила возле кровати длинные белесые волосы. На теле Брэй они тоже были.