— Что? — Варя крайне удивилась. — Я ведь видела тебя до этого только на официальных встречах, при полном параде. А тут ты лежишь в постели, бледная как смерть, с потухшим взглядом и какими-то синеватыми губами. И меня так… торкнуло, как сказал бы твой папа. И я впервые подумала, каково тебе было расти без мамы. И каково сейчас оказаться обманутой женихом и потерять ребёнка. В общем, меня пронзило жалостью и сочувствием, и я начала ходить к тебе чуть ли не каждый день. Помнишь? — Помню, — кивнула Варя, чувствуя влагу в глазах. — Но ты, наверное, не помнишь, как сказала, что снимешь квартиру и переедешь. Да, это она действительно не помнила… — Твой папа был не против. Зато я решительно воспротивилась. Эх, Варя… Забыла, как я вам обоим доказывала, что переезжать к черту на кулички и жить среди чужих шкафов и тараканов — не лучшая идея для девятнадцатилетней одинокой девушки. Папа тогда впечатлился моим воплем «А кто её будет вечером встречать? Пушкин?!» и тоже начал тебя отговаривать. И ты сдалась. А потом я узнала, что беременна, мы начали обустраивать детскую, и ты вообще забыла эту дикую идею. В памяти вдруг что-то шевельнулось, и Варя действительно вспомнила… Почему её до сих пор не удивлял тот факт, что Ирина всегда была решительно против её переезда? Работал стереотип: она считала, что мачехе просто удобно иметь дома бесплатную уборщицу и кухарку. Но это ведь неправда. Тогда, после Вариного возвращения из больницы, Ирина сама варила им с папой супы, да и не только супы… И убиралась тоже. Да и сейчас не сказать, чтобы она постоянно бездельничала, хоть и любила отлынивать от домашних дел. Но при этом Ирина никогда не позволяла Варе хозяйничать, если девушка заболевала. Гнала в постель чуть ли не мокрыми тряпками. И первая замечала, если та начинала шмыгать носом… — К чему я это говорю? Кх-хм, — мачеха прокашлялась. — У меня самой папа был очень холодным человеком, никогда по голове не гладил, ласкового слова не говорил. И только когда меня в шестнадцать машина сбила и он прибежал в больницу весь бледный, я поняла, что он просто не умеет выражать свои чувства… Может, я тоже не умею? Как думаешь? Варя смотрела на Ирину, вытаращив глаза. — Короче… Кх-хм… — мачеха вновь кашлянула и поглядела на неё немного смущённо. — Люблю я тебя, Варь. Я не знаю как — как дочку или подружку, и не спрашивай даже, не отвечу. Просто вот… люблю. И волнуюсь. Ты сама не своя которую неделю, я уже счёт им потеряла. Не сплю, конфеты вон есть начала. Может, поделишься? В горле почему-то першило, а в глазах что-то жглось. — Я… — Варя шмыгнула носом и потёрла по своему обыкновению щёки ладонями. — Я просто… В общем… я… Ирина подождала ещё немного, а потом вздохнула, встала с табуретки, обняла падчерицу и погладила её по светлой макушке. — Ладно. Не мучайся. Но если захочешь рассказать — приходи. Мне не всё равно, Варь. Глазам и щекам было адски мокро, словно у Вари внутри внезапно прорвало плотину. — Не такая уж я и плохая мачеха, правда? — пошутила вдруг Ирина, но за смехом отчётливо слышались слёзы. — Правда, — ответила Варя и прижалась к ней крепче. 36 После подобных разговоров ходить на работу совсем не хочется, но надо. И Варя пошла, правда, чуть опоздала — оказалось, что Илья уже на месте. Он стоял возле шкафов с документами и что-то сосредоточенно изучал в одной из папок. Поднял голову, увидел Варю, кивнул и улыбнулся. Стало жарко. Нет, даже горячо. Она вспомнила, как накануне он сказал, что хочет её, и ужасно смутилась. Тоже кивнула, но не улыбнулась, села на своё место и… Илья опять оказался сзади, и Варю накрыло. Она всегда напрягалась, когда он вставал к шкафу с документами, и Берестов старался там не задерживаться. Вот и на этот раз сразу пошёл к своему столу, положил на него папку и даже сел. Прошло две минуты, он отнёс папку на место и взял следующую. Варе стало неловко. — Слушай, — она повернулась на стуле и посмотрела прямо на Илью, который вновь шёл к столу, — не надо маршировать. Я потерплю. Это ведь даже не паническая атака, так, лёгкий дискомфорт… — Мне не сложно, — ответил Берестов привычно и сделал шаг вперёд. Вот упрямый! Варя рассердилась, вскочила на ноги и перегородила ему дорогу, сама удивляясь собственной смелости. Видимо, Илья тоже удивился, потому что вздрогнул и уронил папку, которую нёс в руках. И они оба, как это и полагается делать воспитанным людям, сели на корточки и разом за неё схватились. Берестов фыркнул, а Варя засмеялась. — Хорошо хоть лбами не стукнулись, — заметила она, но подниматься на ноги не спешила. — У нас со Светкой так было. Илья смотрел на Варю, легко улыбаясь, и молчал. Будто любовался. Наверное, и правда любовался, потому что вдруг сказал: — Ты очень красивая. Варя чуть покраснела. Странно: вроде бы не пила, а ощущала себя так, словно залпом махнула бокал шампанского. И в груди что-то искрилось и бурлило… — Спасибо, — ответила она тихо, решив перевести всё в шутку. — Ты тоже ничего. Илья засмеялся, как и Варя, не торопясь вставать. Вместо этого протянул руку и дотронулся до её щеки. Сердце у Вари сразу же забилось, но не от страха — от волнения. И приятно было очень… Илья не позволил себе ничего дольше краткого прикосновения, и, с одной стороны, это было досадно, а с другой — радостно, что он настолько считается с её чувствами. А едва Берестов убрал руку, над их головами раздался голос Люды: — Ребят… а что это вы тут делаете? Варя вздрогнула и вскочила на ноги, пытаясь придумать оправдание собственному стоянию на коленях. Берестов поднялся более неторопливо и вместе с папкой, улыбнулся спокойно, как будто ничего особенного не случилось, и сказал: — Цветы сажаем. Варя кашлянула, а Люда засмеялась. — Какие такие цветы? — Офисные. Надеемся, что прорастут. — Как золотое дерево в Стране дураков? — Точно. — А поливать их чем надо? — Слезами рабов… тьфу, то есть сотрудников. — А почему не кровью? — Тогда вырастут не обычные цветы, а цветы-хищники. И слопают всех работников. Юрьевский не переживёт. — Так, стоп! — Варя замахала руками на ржущих Люду с Ильёй. — У меня сейчас мозг взорвётся! Люд, я просто помогала этому… шутнику поднять папку! — Фи, как скучно, — поморщилась девушка и вдруг совершенно нахально подмигнула Берестову. — Версия с деревом и слезами сотрудников мне больше понравилась! — С какими слезами сотрудников? — из-за спины Люды вынырнул Мишин, и Варя мысленно застонала. Сейчас тут все креативщики соберутся и узнают, что они с Ильёй миловались, стоя на коленях! — Да вот, — хихикнула Люда, — тут поступило предложение посадить офисные цветы и поливать их слезами сотрудников… наверное, чтобы быстрее росли. Варин начальник хмыкнул. — У дизайнеров их фикус вымахал уже будь здоров… — Это пальма! — Да без разницы. Вымахала их пальма будь здоров, но я не помню, чтобы они над ней рыдали. Чай выливают — это да. Но она уже, видимо, привыкла. — Угу, — поморщилась Варя: она не очень любила, когда издеваются над цветами. — Они её так и называют: чайное дерево… Изверги. — Зная наших дизайнеров, им больше пригодилось бы кофейное дерево, — фыркнул Мишин. — А нам в отделе нужно ламповое. — Почему ламповое? — А как в зарубежных мультиках: зажигаешь лампочку — и тебя осеняет очередной креативной идеей. — А-а-а… — протянула Варя. — А я уж думала, ламповое — потому что все мы здесь ламповые няши, как сказал бы мой папа. — Ну у тебя и папа, — заметил Мишин, пока Илья и Люда хихикали. — Можно подумать, что тоже креативщик.