Ангус удовлетворенно улыбается. – А теперь я точно знаю: ты понятия не имела, что его преследуют другие люди, и это только подтверждает мое первое впечатление: ты совсем зеленая, и тебе нечего мне предложить. Делаю огромный глоток сидра и с такой силой ставлю большую кружку на стойку, что напиток плещется внутри. – Это я убила брата Кристофера, – заявляю я, хотя это не совсем правда. – Ну да, конечно, – усмехается Ангус. – Потому что я дочь Кристофера, – с нажимом говорю я. Как говорят в покере, иду ва-банк. Рука старика со стаканом замирает на полпути ко рту. Он поворачивается и очень серьезно смотрит на меня, вглядываясь в черты моего лица. От его взгляда становится не по себе, но если я сейчас отведу глаза, он может решить, что я вру. – Вы не знаете меня, сэр, но если вы знали мою мать, Матильду, вы не можете не заметить, как я на нее похожа, – с вновь обретенной уверенностью говорю я, подняв голову. – Итак, если вам что-то известно о местонахождении моего отца, пора сказать мне. Думаю, я выполнила свою часть сделки. Более чем. Он так долго смотрит на меня немигающими глазами, что я начинаю думать, уж не перебрал ли он виски. Но, очевидно, то, что он видит в моем лице, убеждает его в правдивости моих слов, потому что после болезненно долгой игры в гляделки он кивает и что-то бурчит себе под нос. Однако все еще ничего не говорит по делу, и теперь мне уже кажется, что он не поверил и ничего важного не скажет. – Я знаю… – начинаю я, но под его суровым взглядом замолкаю. Он едва заметно наклоняется ко мне. От него несет алкоголем. – Для тех, кто… в теме, – аккуратно подбирая слова, произносит он, – Джаг назначил вознаграждение за голову Кристофера. За живого дают больше, но это в любом случае хорошая, крупная сумма. Мне требуются нечеловеческие усилия, чтобы не вскочить со стула. Живым или мертвым. С силой вцепляюсь рукой в стойку и делаю еще один большой глоток. До сих пор я была уверена, что нашими врагами являются только Львы, но если за папину голову обещано крупное вознаграждение, его может преследовать кто угодно из любой Семьи. Получается, Ангус намекает на то, что о папе знают еще какие-то люди. – Постойте, что вы имеете в виду, говоря о «тех, кто в теме»? Хотите сказать, и другим Стратегам известно, что он жив? – Кто знает? – загадочно отвечает он. Я открываю рот, чтобы засыпать его вопросами, но снова закрываю его. Он уже назвал меня неотесанной. Заставляю себя разжать пальцы, которыми держусь за полированную барную стойку, и, чтобы успокоиться, снова пью сидр. Несколько секунд рассматриваю Ангуса. Я не вела себя с ним так, как сделал бы это Эш, и не использовала мудреные техники обмана, выученные на занятиях с профессором Гуптой. Фактически я выложила всю правду. Честно говоря, я не продемонстрировала никакой тонкости в духе Стратегов. И все же… – Вы сказали, что кто-то уже искал здесь моего отца, – глядя на Ангуса, говорю я. – Очевидно, это не частная информация, иначе вы не поделились бы ею со мной. А учитывая, что я очень рискую, сообщая вам, кто я, вы могли хотя бы рассказать мне, кто мой враг. – Да неужели? – брюзгливо говорит он, но по глазам видно, что его забавляют мои слова. – Вы это лучше меня знаете. Я не указываю ему на то, что он сообщил мне о папе до того, как решил торговаться со мной. Не значит ли это, что он с самого начала подозревал, кто я? Он пытался предупредить меня или же все это время играл со мной? Я помню, как профессор Гупта говорил на занятиях, что хороший обманщик заставляет вас видеть ложь там, где ее нет, и правду там, где ее не существует. Может, он просто дурил мне голову? – Паромщик, – говорит Ангус с бесстрастным выражением лица, наблюдая за моей реакцией. «Паромщик?! – У меня кружится голова. – В смысле… персонаж греческой мифологии, который перевозит души умерших через реку? О боже! Это не… Я даже думать не могу…» – Если хочешь узнать больше, обратись к кузнецу около Эдинбурга, – говорит старик, прерывая мою безмолвную панику, и отворачивается. – К кузнецу? – У меня подозрительно пересохло во рту. – Еще. – Он поднимает стакан, и мне ясно, что переговоры окончены. – И для дамы тоже. Я пытаюсь привести мысли в порядок, но все как будто перевернулось вверх тормашками. Кто-то по имени Паромщик охотится за папой. Я до сих пор понятия не имею, где мой отец, разве что – возможно – где-то в Великобритании. А единственная зацепка, которую он мне оставил, указывает на какого-то загадочного кузнеца? У меня такое чувство, будто голова, оторвавшись от тела, сама по себе парит в воздухе. Делаю еще глоток и цепенею. С удивлением смотрю на почти пустую кружку. О черт! Теперь до меня дошло, почему у сидра такой странный вкус. Он не кислый, он с алкоголем. Я знаю, что здесь можно пить не с двадцати одного, а с восемнадцати, но когда бармен предложил мне напиток, я не думала, что он имел в виду алкогольный. Бармен ставит два шота виски на стойку перед нами. – Мне не надо, спасибо, – говорю я, и мой голос кажется мне чужим, как будто эти слова произносит другой человек. – Чепуха, – говорит старик. – Мы завершили дела, а теперь пьем. Так и бывает, когда отправляешься на верную смерть, детка. Наслаждайся отпущенным тебе временем. Меня одолевают сомнения. У меня нет причин доверять этому типу, но Стратегам вообще не стоит доверять, потому что они всегда с радостью тебя обманут…. Ищу взглядом Эша – он уже в другом конце зала, беседует с другими людьми. Сегодня двадцать второе декабря, за голову папы назначено вознаграждение, на нас объявлена охота, и вряд ли мы успеем домой на праздники, если вообще когда-либо туда вернемся живыми. Перспективы отнюдь не радужные, но вопреки всему я вспоминаю тетю Джо: уж она-то не просто согласилась бы с тем, что нужно наслаждаться жизнью, но еще и прониклась бы симпатией к этому старому брюзге. – К черту всё! Давайте пить, – говорю я. От выпитого сидра все уже плывет перед глазами. – Молодчина! – Ангус хлопает меня по спине. * * * – Ну а ты ритм-то держать умеешь? – спрашивает старик, покачиваясь. – Дааааа. Вся моя жизнь – сплошной ритм, – отвечаю я. У него такой вид, будто он во мне сомневается, но готов смириться за неимением другого выхода. – И партию свою помнишь? Потому что я не хочу, чтобы ты мне все испортила. Я хватаюсь за стойку, чтобы не упасть. – Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о. А потом повторяю последнюю строчку, которую спели вы, – настойчиво говорю я и икаю. – А теперь перестаньте нахваливать себя и дерзайте. Он усмехается: – И то верно. Между тем отличный получается вечерок. Он выпивает последний шот, посвящая его кому-то по имени Майк Кросс, и подает мне руку, помогая слезть с табурета. Впрочем, никак не пойму, поддерживает он меня или еще больше раскачивает. Он отпускает мою руку, сует два пальца в рот и громко, отчетливо свистит. Половина посетителей тут же поворачиваются в нашу сторону. Я начинаю хлопать в ладоши в ритме, которому он меня научил, а Ангус топает ногой. Некоторые из посетителей в секунду окружают нас. Ангус поет низким, громким голосом: Шотландец в килте в бар пришел и принял там на грудь, И был уже вечерний час, когда он вышел в путь. Писал ногами кренделя, шатался, а потом Упал в траву и под кустом забылся пьяным сном. Он кивает в мою сторону, и мы поем вместе: Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о! Упал в траву и под кустом забылся пьяным сном. Вокруг нас собирается целая толпа. Некоторые хлопают в такт мне, и я с удивлением обнаруживаю, что уже танцую. А мимо две девицы шли неписаной красы И видят, парень в килте спит на травке, где кусты, — продолжает старик. Зрители одобрительно свистят. Парень примерно моего возраста присоединяется к нам у стойки, хлопает и подпевает. Одна другую толк локтем, глаза горят огнем: «Давай проверим, есть ли там под килтом что на нем». Зрители хохочут и кричат «браво». Замечаю Эша, который протискивается сквозь толпу, и широко улыбаюсь ему.