– А подмастерья? – спросила Лара. – Подмастерья получили звания мастеров да распрощались, новых я не набрал. Эта новость её приободрила, и, как оказалось, напрасно. – Не нужны мне подмастерья, – продолжил отец. – Их учить надо. А я уже старый, хочу последние силы истратить, чтобы сына выучить. Только не желает он в моё дело вникать. – Он наградил молодого человека укоряющим взглядом. – Не увлекает Инго наше ремесло, как ни бьюсь с ним. Двадцать два ему. Что-то знает, умеет, но страсти к мебельному делу у него ни капли. Пусто. – Мне интереснее работать головой, чем руками, – с лёгким вызовом ответил Инго, подливая Ларе вина. «Надо прекращать столько пить», – подумала она, осушая половину кубка. – Вот такой я несчастливец, дочка, – пожаловался отец, – даже некому дело своё передать. Лара не собиралась торопиться с признаниями, но ей так хотелось порадовать этого рано состарившегося человека… – У меня есть страсть! Я хочу мастерить мебель. С детства хотела, не зная, кто мой отец и откуда во мне это желание. Голубые глаза отца, что минуту назад были грустны, просветлели. Он раздвинул губы в страдальческой гримасе и отчасти засмеялся, отчасти закашлял. Лара, привычная к такому отклику, не обиделась. Лишь вздохнула – опять придётся убеждать, взывать к разуму, преодолевать недоверие… – Рассмешила ты, дочка! – всхлипнул отец. – Да только шутками меня не утешить. – Я не шучу, – твёрдо сказала Лара. – Делать мебель – моя мечта. В Кемнице я часто ходила в мебельную лавку, чтобы изучать столы, стулья и шкафы. Я даже привезла один с собой. Он остался в гостинице – двустворчатый, из ясеня, великолепный образчик поздней готики. Хоть сейчас привезу. Только когда бабушка… женщина, что меня похитила, рассказала, из какой я семьи, я поняла, откуда во мне зародился этот интерес. В отцовских глазах блеснула тоска, и он покачал головой. – Одного интереса здесь мало. – Я понимаю, многому надо учиться. Живя в Кемнице, я просила мастера давать мне уроки за деньги, но, увы, в последний момент он отказался. – И правильно сделал. «Они везде одинаковые», – пронзила Лару ужасная мысль. – Я… я ехала сюда в надежде, что вы не позволите предрассудкам возобладать над собой и… согласитесь меня учить. – Значит, ты ехала зря. Она обомлела. – Что? – Ты женщина, Лара, – почти с упрёком заметил отец. – Никто в здравом уме не станет учить девицу мебельному делу. – Но из ваших детей я – единственная, кто искренне хочет обучиться ремеслу, – не выдержала та. – Кому тогда вы передадите своё дело, если брату оно не нужно? – Никому! Лучше никому, чем женщине! – рассердился отец. Потом спохватился и чуть мягче добавил: – Уж прости меня, дочка, но ты такой вздор говоришь, что и спорить с тобою неловко. Глупости это. – Возможно, я рано затеяла этот разговор, и наступит день, когда вы передумаете, – не сдавалась Лара. – И думать нечего. Бог с тобой, Лара! Будь ты парнем и скажи такие слова… да я бы стал сегодня самым счастливым отцом на свете. Но я не могу оставить свою лавку дочери! – Почему? – Наше ремесло передаётся исключительно по мужской линии, как ты не поймёшь такую простую вещь? – Вы правы – я не понимаю. – Лара поднялась из-за стола. – Просто смирись. – Не смирюсь, – бросила она на ходу. – Ба! Да кто тебя замуж-то возьмёт с таким несносным характером? «Насмешка? В его голосе была насмешка?!» Лара развернулась на каблуках, чтобы посмотреть на мужчину, оказавшегося её отцом. – В Англии женщины правили страной… – А теперь там революция! – воскликнул отец. – Король вынужден скрываться от собственного народа. Выходит, зря на женщин полагались? – По-вашему, королева, умершая полвека назад, повинна в том, что творится сейчас? – опешила Лара. Отец поморщился, будто ему было противно ломать голову. – Скажу попроще, чтоб ты поняла. Если одни женщины станут претендовать на трон, а другие – на семейное дело, к чему мы придём? К тому, что нам больше не понадобятся мужчины? – Какой странный вы делаете вывод, отец. – Какой есть. – Я ведь не просила о наследовании лавки. Я говорила лишь об учёбе. Дайте мне хотя бы попробовать, уделите всего полчаса. – Что решат те полчаса? – упорствовал мужчина. – Для начала научите меня плотничать… – Лучше я научу тебя жить. – Он опрокинул в рот последние капли вина. – Укороти свой нрав – вот мой отцовский совет. Другого не жди, не дождёшься! Лара сама не поняла, как выбежала на крыльцо. «Как я могла родиться от столь тёмного человека? Как?! Неужели это мой родитель?!» Дверь скрипнула, по крыльцу мазнул свет фонаря. Уверенная, что за ней пришёл отец, Лара не оборачивалась. – Сестрица, – протрубил мощный голос Инго. Обернувшись, Лара вздрогнула – её по-прежнему пугала огромная фигура брата. Тем более в сумерках. – Ты хотела научиться плотничать? Она энергично кивнула. – Если ты решила твёрдо, то пойдём со мной в мастерскую. Я научу тебя строгать. – Правда?! – Держи. – Отдав ей фонарь, Инго отпер замок на соседней двери, и Лара с восторгом последовала за братом в лавку. Мебели было выставлено немного – несколько стульев, секретер с отделкой из палисандрового дерева и высокое кресло. Но и того хватало, чтобы оценить безупречность работы. Лара провела пальцами по тончайшим змейкам в инкрустации секретера. – Сколько же времени и сил было потрачено, чтобы сотворить такое великолепие… Если продать этот секретер, на вырученные деньги можно жить целый год! – Угу, поэтому цех и запрещает выставлять его на продажу, – сказал Инго с обидой, которая явно отболела, но не забылась. – Слишком дорогой. А новое отец уже делать не хочет. – Долго он хворает? – Второй месяц пошёл. К врачу не обращается – боится узнать, что скоро умрёт. «И как в одном человеке сошлись такой талант и такая косность?» – с сожалением подумала Лара. В соседнем помещении находилась мастерская. Инго повесил фонарь на крюк и указал на рубанок с длинной колодкой, стоявший на краю рабочего стола. – Тебе знаком этот инструмент? – Это рубанок, – ответила Лара. – Фуганок, – уточнил брат. – Он нужен для выравнивания широкой поверхности, а ещё для прифуговки кромок длинных деталей. Сейчас мы будем обрабатывать эту липовую доску. Подойди сюда и смотри внимательно. Инго взялся за рукоять, несколько раз провёл фуганком по древесине, после чего, убрав из прорези стружку, уступил место Ларе. То, что было для брата обыденным делом, казалось ей удивительным таинством. – Слишком нежничаешь. Нажимай сильнее, – велел Инго, оттесняя её от стола и показывая снова. Лара не осмелилась сказать, что она не нежничает, а скорее благоговеет перед этим волшебным орудием, которое раз за разом превращало кусок дерева в совершенство. Поверхность под её пальцами становилась гладкой, как шёлк, и она не могла поверить, что тоже причастна к этому чуду. «Вот она, магия!» – восхитилась Лара.