Юнцы засмеялись, отчего Лара совсем расстроилась. Слово взял Андреас: – Вы, должно быть, знакомы со всеми мебельными мастерами? – Знаком, но не со всеми, – ответил мужчина. – У кого-нибудь из них восемнадцать лет назад пропадала годовалая дочь? Мебельщик задумчиво вытер тряпкой лоб. – Вам надо к мастеру постарше обратиться. Запоминайте, как его сыскать… Лара и Андреас поехали по новому адресу. Лавкой руководил пожилой мастер, который выказывал недовольство тем, что его отвлекли от работы. Но едва старик услышал вопрос Лары, как взгляд его потеплел, и он улыбнулся: – Хочешь сказать, что это ты? Она с надеждой кивнула. – У старого Франц-Ганцен-Мюллера как-то пропал маленький ребёнок, – поведал мастер. – Не помню, мальчик или девочка. – Франц… кто? – поморщилась Лара. – Франц-Ганцен-Мюллер, – без запинки повторил Андреас и хмыкнул. – Сочувствую, киса. – Спасибо, – грустно вздохнула та. Мастер достал из ящика стола бумагу и чернила. – Я напишу название улицы. – Лара Франц-Ганцен-Мюллер, – потешался Андреас, когда они покинули лавку. – Да мне вся жизнь понадобится, чтобы запомнить собственную фамилию! – проворчала Лара, глядя в заветный клочок. – А Ботманн запомнишь? – А? – Выходи за меня замуж, тогда и Франц-Ганцен-Мюллер запоминать не придётся, – весело сказал Андреас. – За кота замуж? – усмехнулась она. – Нет уж. Мне больше по нраву быть Ларой Лихт. – Ты носишь фамилию женщины, которая украла тебя, чтобы бросить в жертвенную бездну? – Но ведь в последний момент она передумала… – Ты носишь фамилию женщины, которая пыталась бросить в жертвенную бездну твоего возлюбленного? – не унимался Андреас. – Но… – Лара нахмурилась: ей не нравилось, когда её дурачат. – Ты мне не возлюбленный! – Я твой друг и любовник, – настаивал тот. – Бывший любовник. И просто попутчик, не друг. Не приписывай себе лишние звания. – Как это не друг? Мы с тобой шесть лет в одной кровати спали! Когда несколько горожан повернули в их сторону головы, Лара ткнула Андреаса в бок и прошипела: – Ну хорошо – товарищ по несчастью. – Я бы предпочёл именоваться товарищем по счастью, – признался бывший кот. – Меня тебе не жаль, а как быть с другими жертвами? Вспомни, Лара. Где твоя гуманность? Ты носишь фамилию женщины, которая убивала детей. – Я помню! Однако эта женщина меня воспитала. – Думаешь, твои родители воспитали бы тебя хуже? «Родители… До сих пор не верится, что у меня есть родители». – Нет, – поникла Лара. – Наверное, лучше. – Не появись в твоей жизни старуха, у тебя бы с детства были мать и отец. Мне не понять странной благодарности, из-за которой ты продолжаешь называть себя Ларой Лихт. «Изольда Лихт остаётся моей бабушкой, несмотря на все свои преступления», – подумала Лара, но объяснять это не хотелось. – Мною движет не благодарность. Я просто привыкла к своей фамилии. – Чёрная ведьма по фамилии Лихт[1], – ухмыльнулся Андреас. – Самоиронии у твоей бабки хоть отбавляй. Они остановились в гостинице недалеко от мебельной лавки Венда Франц-Ганцен-Мюллера. – Тебе не обязательно идти вместе со мной, – сказала Лара после того, как конюх отвёл лошадей в конюшню. – А если заблудишься? Ты ведь в первый раз в столице? – Да. Как и ты. Андреас одарил её самодовольной улыбкой: – Не беспокойся, киса, с моей памятью потеряться невозможно. «Хвастун! Мне и так нелегко, а ещё придётся тебя убеждать, что в мою первую встречу с родителями твоё присутствие излишне, – размышляла Лара, пока они шагали по улице. – Как только увидим лавку, отправлю тебя обратно в гостиницу, раз ты такой недогадливый». Вскоре показалась кривая вывеска «Мебель», что торчала сбоку кирпичного дома. Сердце заколотилось, словно заведённое. «Это здесь», – подумала Лара и вздохнула, приготовившись к спору. – Теперь сама, – вдруг объявил Андреас. – Если я пойду с тобой, то помешаю. Она не поверила своим ушам. – Ты не собирался меня сопровождать? – Нет, я лишь собирался тебя проводить и вернуться в гостиницу. – И давно ты такой понимающий? – Всегда, – кратко ответил бывший кот. – Но это вовсе не значит, что мне не интересно. Я подожду, когда ты сама представишь меня своей семье. Лара усмехнулась. Однако руки всё равно дрожали. Пальцы сцепились в замок, пытаясь усмирить эту дрожь. – Боишься? – спросил Андреас, заметив её жест. Она кивнула. – Ты тоже боялся? – Нет, я спешил скорее порадовать отца и мать. «Будет ли кто-то мне рад?» – засомневалась Лара. – Но я – другое дело, – продолжал Андреас. – Меня было легко узнать. Я пропал всего на шесть лет, а ты – на восемнадцать. «Вот именно. Что они за люди? Как меня примут? Может, будет лучше, если Андреас пойдёт со мной?» – все эти вопросы наводнили голову Лары и так испугали, что её затошнило. Она шагнула назад. – Вернёмся. – Чего это? – Я не смогу поладить с этими людьми, я передумала, – твердила она, глядя себе под ноги. – И пробовать не стоит. Мне страшно, не хочу… Серокаменная мостовая сменилась чёрным бархатом камзола. Стало теплее, надёжнее. Запахло домом. Тем домом, что остался на опушке букового леса рядом с Кемницем. Лара не сразу осознала, что Андреас её обнял. Она уткнулась лбом в его плечо, вбирая запах табака и мяты и понемногу приходя в себя. Задумалась о том, как странно они выглядят со стороны, – две бывшие жертвы чёрной ведьмы, ищущие друг в друге опору. «Мне больше некуда возвращаться, кроме твоих объятий» – эта мысль возникла одновременно с желанием ещё теснее прижаться к его груди. В ухо, унимая тревогу, пробрался не то шёпот, не то вздох: – Даже если тебя не примут, ничего не бойся – у тебя есть я. Когда Лара начала отстраняться, Андреас с видимой неохотой разомкнул руки. Она не улыбнулась, не поблагодарила. Просто нашла его блестящие глаза и сказала: