– Что ж ты длинная такая? – чуть не плакала женщина, стоя на коленях и измеряя расстояние от подола платья до пола. – Это ж мне всю ночь не спать… Лара не слушала. «Завтра канцлер повезёт меня в Оснабрюк! – осмысливала она. – Ещё дальше от Крэха и Адской Тьмы…» – Какое сегодня число? – Двадцать третье сентября, – вздохнула швея. – Проклятый ублюдок! – зашипела Лара, ещё больше напугав женщину. – Ты чего кричишь-то? – Прошу вас, помогите мне бежать! – взмолилась она. – Я дам вам столько денег, сколько пожелаете… И подол подшивать не придётся! Женщина, охая, поднялась на ноги и плаксиво сказала: – Да как я тебе помогу? Я сама немногим лучше пленницы! Как управлюсь с твоим туалетом, мне заплатят да память сотрут… В комнату ворвался Хансен. – Закончили? О… – Увидев Лару, он замер на пороге. – А ты, ослица, и впрямь девица. – Бесцветные глаза охранника ощупали её фигуру. – Только что же ты без корсета? – Корсет не надену! – рявкнула та. – Без корсета нельзя! – страстно возразил старик, выглядывающий из-за широкой спины Хансена. «Ты ещё кто такой?» – опешила Лара. Охранник пропустил вперёд сухопарого старика в камзоле оливкового цвета. – Это учитель танцев. Он обучит тебя манерам. – Корсет не столько подчёркивает талию, сколько держит спину, – объяснил учитель, для наглядности показывая на себе. У Лары голова пошла кругом. – Манеры… Корсет… Идите вы к чёрту! – закричала она раньше, чем поняла, что кричит. – Я не собираюсь притворяться благородной! – Заткнись и слушай учителя, истеричка! – ещё громче взревел Хансен. Лара ощутила, как её язык прилип к нёбу, и, не способная выразить свой гнев иначе, залилась беззвучными слезами. «Тебя я тоже убью, красноглазый изверг», – пообещала она себе. – Никто и не примет тебя за благородную! – будто сплёвывая, бросил Хансен. – Но как племянница канцлера ты должна хоть немного уметь вести себя в обществе. – Он обернулся к швее. – Приступай. Женщина сняла с неё платье и поверх сорочки надела корсет. Шнуровку почти не затягивала, но Лара всё равно почувствовала себя захваченной в капкан странного вида. На ней остались только сорочка, корсет и нижние юбки – платье унесла швея. Спина теперь была прямой и жёсткой, а себя Лара ощущала негибкой и несвободной, зато с соблазнительно приподнятой грудью. Ощущение усилилось, когда Хансен убирал её волосы в хвост, приговаривая: – Дура ты. Благодаря господину канцлеру ты станешь придворной дамой. Вообрази, сколько девиц поменялось бы с тобой местами. «Хочешь, поменяемся?» – мысленно съязвила Лара, не в силах сказать это вслух. Потом её учили делать реверанс. – Держи голову, не забывай об осанке! – восклицал старый учитель. «Забудешь тут…» – думала она, покорно приседая и отводя ногу назад, как муштрованная лошадь. Во время приседания Лару учили изящно расставлять руки в стороны. А они дрожали. Постепенно на смену подавляемого гнева приходило отупение: она больше ничего не воспринимала и не хотела. «Это не я. Они превращают меня в куклу. – Лара опустила глаза на своё полуодетое тело. – Уже превратили». Канцлер, принёсший обед, что-то почувствовал. – Довольно уроков, ей хватит. – Он посмотрел на Хансена: – Сколько времени осталось до конца заклятия? – Час. – Прекрасно. Сталеглазый отпустил и Хансена, и учителя танцев. – Слушайся его милость, – уходя, велел охранник Ларе. Та устремила на канцлера тяжёлый взгляд. «Не прощу. Изничтожу». Дверь закрылась. Йорг Хольдт указал на поднос, водружённый на столик. – Садись в кресло и ешь не спеша. Лара подчинилась. – Как-то ты молчалива, – заметил сталеглазый, оставшись стоять. – Ах да, Хансен, верно, приказал тебе помалкивать. Можешь говорить. Лара со вздохом отвела ложку и, не глядя на канцлера, сказала вполголоса: – Вы же понимаете, что я вас когда-нибудь уничтожу? – Когда-нибудь? – В его тоне слышалась улыбка. – Мне нравится, что так или иначе ты видишь свою будущность рядом со мной. – Я никогда не забуду унижения, которое испытала по вашей милости… Вдруг канцлер наклонился к столику, накрывая её руку прохладной ладонью. – Сначала, кисонька, ты остановишь войну. Лара подняла на него глаза. Тогда он убрал руку и выпрямился. – Господин канцлер, – обратилась она, хотя язык так и жгло назвать его господином ублюдком. – А какая звериная суть у вас? Некоторое время стальные глаза изучали её лицо. Пожав плечами, Йорг Хольдт ответил: – Этого я не знаю. «Скоро узнаем». Её день начинался до омерзения однообразно: Хансен говорил два заклинания подряд – для пробуждения и подчинения воли, а она послушно размыкала веки, будто тело ждало лишь его приказа. «Я вас всех ненавижу» – первая мысль за утро. – Вставай, ослица, и не смей колдовать. «Я вас всех уничтожу» – вторая мысль за утро. Поднимаясь, Лара заметила, что у изножья кровати стоит не только белобрысый охранник и плаксивая швея, но и молодая перепуганная служанка. – Это… ведьма? – шёпотом спросила та у швеи. На Ларе была вчерашняя льняная сорочка, которая украшалась серебряной вышивкой. Ни метлы, ни лохмотьев – ещё бы не засомневаться. – Такая же ведьма, как этот прохиндей – колдун. – Лара кивнула на Хансена, пользуясь тем, что пока способна говорить. – Молчать! – приказал охранник. Лара скривилась – теперь у неё отняли и это. – Стой на месте. Одевайте её. Если нижние юбки Лара стерпела, то, завидев свёрнутый корсет, от которого так радостно было избавиться вчера вечером, она замычала и замотала головой. Служанка и швея отпрянули от неё, побледнев. – Чего она мычит? – запричитала женщина.