Потрясённая его наглостью, Лара застыла с ложкой в руке. – Чем скорее ты согласишься мне служить, тем раньше кончится война. Разве ты не желаешь счастья своему народу? «Ну вот! Теперь я ещё и в народных бедах виновата…» – Не я затевала войну, – раздражённо бросила Лара. – Это вы – жадные делегаты – никак не можете договориться о разделе территорий. Не смейте стыдить меня за свои ошибки! – Ох, если бы я расплачивался только за свои ошибки… – отмахнулся канцлер. – Большинство князей – себялюбцы с путаными намерениями, а их представители – блохи с переменчивым мнением. Целых полгода они потратили на то, чтобы решить, кому где сидеть и кому входить в комнаты первым… Каждый посол норовит соблюсти интересы своей страны и посеять раздор между остальными. И таких послов – сто тридцать пять! Скорейшему завершению конгресса помогло бы прекращение огня, но война, как видишь, идёт. И дипломаты, надеясь получить преимущества во время переговоров, этим пользуются. Представляешь, в каких условиях приходится возвращать так называемый мир? Часть соглашений давно подписана, но многие вопросы ещё не решены. Империя уже потеряла Республику Соединённых провинций[11] и теряет Швейцарию, Западную Померанию[12], несколько епископств и городов, в том числе балтийский порт Висмар. Территория – это прежде всего люди. Чем больше территорий империя оставит за собой, тем больше немцев останутся немцами. «А вчера ты говорил, что моя служба мало изменит судьбу народа, кукловод проклятый…» – со злостью подумала Лара и сказала: – Это всё красивые слова, за которыми вы скрываете свои истинные цели. Территория для вас – это не люди, а дополнительный доход. Люди вам не интересны. – Дура, – с презрением выдохнул канцлер, – ты спасёшь империю… – Мне плевать на империю! Я хочу спасти лишь себя, сестру и Андреаса! – Какое невероятное расточительство – иметь такой дар и не использовать его для великого дела! Ты помогла бы своей империи сохранить больше земель… – Ни черта не желаю делать для своей империи, – сквозь зубы процедила Лара. – Плевать я хотела на вас, курфюрста и императора. От вашей делёжки моя жизнь не изменится. Я простолюдинка и никакими землями не владею. Чего ради мне стараться? Йорг Хольдт посмотрел на неё чуть более заинтересованно. – То есть ты хочешь стать землевладелицей? – Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое! Сталеглазый медленно покачал головой. – Наделить такой силой такую пустую особу… – Я не пустая! – крикнула Лара. – Я помогла бы людям напрямую, но не через вас. От ваших дроблений их доля легче не станет. Одни хозяева просто сменят других! Внимательный взгляд канцлера остановился на её лице. – Так я и не спорю. Лара почувствовала себя обезоруженной. – Чем больше у человека власти, тем больше ответственности, – продолжил Йорг Хольдт, вставая из-за стола. – Увы, не все правители обладают умом, чтобы это понять. – Он взял кувшин и налил ей кружку пенистого пива. – В том, что война длится тридцать лет, виноват каждый из них. Князья торгуются о землях, населённых людьми, словно речь идёт о товаре. И мне это противно. Я хочу, чтобы это закончилось. Помоги мне, Лара. Та растерялась. Но к кружке не притронулась. – Наш курфюрст умён и честен, но излишне прямолинеен, – добавил канцлер, возвращаясь на место. – Иоганн Георг пытается примирить германских католиков и протестантов, не допуская иностранного вмешательства. Он – один из немногих, кто не ищет выгоды в этой войне. И без нас ему не справиться. – Вы поддерживаете веротерпимость, будучи колдуном? – слегка удивилась Лара. – Религия важна лишь для народа. Для тех, кто правит миром, это пустой звук. – Канцлер тоже налил себе пива и сделал глоток. – Что скажешь, Лара Франц-Ганцен-Мюллер? Саксония может рассчитывать на твою помощь? – Я помогу вам, если вы поможете мне спасти Андреаса. Ответ последовал мгновенно: – Нет. Он будет тебе только мешать. – Тогда ваши взывания к моему патриотизму были бесплодны. – Лара с чистой совестью пригубила прославленного ростокского пива. – Мне казалось, что ты гуманистка, – ледяным тоном проговорил сталеглазый. – Вы моего гуманизма недостойны. – Влюблённая идиотка… – Я не влюблённая! – заспорила та, громко ставя кружку. – Можно мне ещё пива? – Нет! – Йорг Хольдт нетерпеливо постучал пальцем по столу. – Вставай. Я провожу тебя до комнаты. – Вы хотели сказать, до тюрьмы? – покорно вставая, уточнила Лара. Канцлер проводил её до самой постели. – Ложись. «Три часа ещё не истекли!» – с ужасом подумала Лара, забираясь на кровать. – Теперь вы снимете с меня заклятие? – опасливо спросила она. – Разумеется, – кивнул сталеглазый и вытянул в её сторону руку. – Я наложу на тебя новое. – Что?! – Спи, кисонька. Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин. Веки Лары немедленно сомкнулись, а голова упала на подушку. – Ур-рэв-ре-вэй-куц-та-ин! – грубо ворвалось в её сон. Лара, словно по приказу, открыла глаза. Не успела она прийти в себя, как на неё обрушилось новое заклятие: – Ши-рва-ци-ас-воль-он-тэ. «Нет! Нет!!! – мысленно кричало всё её существо, распознав знакомые слоги. – Я больше не хочу!» – Поднимайся, ослица. И не смей колдовать. – Оказалось, что слова для подчинения воли произнёс Хансен, имевший все основания её ненавидеть. Лара села на постели. Рядом с беловолосым охранником стояла низенькая, скромно одетая женщина с уставшим лицом. Она смотрела на Лару так отчаянно, что та испугалась. – Какой у тебя рост? – Не знаю. – Лара неуверенно сползла с кровати. – Ой, жердь-то какая… – застонала незнакомка, буквально пригвоздив её к месту. – Я не поспею! – Поспеешь, – отозвался Хансен. – Его милость не любит, когда одежда наколдована. «Жердь?! Да ты сама не красавица!» – Лара с обидой уставилась на незваную гостью. И губы, и глаза, и даже щёки – всё как будто тянулось у женщины книзу, отчего её лицо выглядело исключительно несчастным. Она безнадёжно махнула рукой. – Пусть разденется. – Раздевайся, – передал Хансен Ларе, и если слова незнакомой женщины не вызывали у неё ничего, кроме недоумения, то его приказов она ослушаться не могла. Лара с содроганием вспомнила, как на допросе её раздевал епископ, и принялась расстёгивать камзол. Женщина отвернулась к столику, на котором пестрел ворох тканей, а Хансен развалился в кресле, положив одну ногу на колено. «За подножку рассчитывается!» – догадалась Лара, и пальцы против её воли перешли к пуговицам штанов. – Тебе непременно нужно здесь находиться? – спросила она. Слава богу, заклятие не мешало ей разговаривать. – Непременно, – с вызовом ответил охранник. – Продолжай. – А вы тут зачем? Извольте уйти! – напустилась на него женщина таким противно-жалобным голосом, что Хансен не вытерпел и подскочил. Выходя за дверь, он мрачно распорядился: – Стой смирно, ослица. Делай всё, что попросит швея. Лара смотрела на женщину с искренней благодарностью. – Спасибо. Вы будете шить мне платье? – Ох, если бы у нас было время! – заголосила та. – Уже готовое платье я буду удлинять, и управиться надо до завтра. – Почему до завтра? – Потому что утром вы с его милостью уедете. Никаких подробностей Лара от швеи не добилась. Когда она сняла мужскую одежду, на неё надели вышитую сорочку, две нижних юбки и платье из голубой тафты, что оказалось ей коротковатым.