– Этого я не знаю, я же не колдун, – улыбнулся старик, сочетая правду с неправдой. – В итоге после подписания договора ведьма получает книгу заклинаний, которая даёт ей колдовскую силу. Лара заметила, как зачарованно слушает Крэха Филипп. – Право хранить у себя эту книгу необходимо продлевать раз в шесть лет. Для этого ведьма снова приходит на перекрёсток семи дорог, с помощью зелья открывает один из входов в преисподнюю и приносит жертву, бросая её в огненную бездну. – Крэх выдержал паузу, в тишине которой был слышен только скрип пера. – Изольда Лихт приносила в жертву детей. Среди обвинителей поднялся возмущённый гул. Лишь секретарь продолжал невозмутимо писать. – Одной из жертв была годовалая Лара. Ведьма выкрала её у родителей и привезла домой. Всё это происходило на моих глазах, но я был птицей, что я мог? К счастью, Господь не допустил гибели безвинного дитя. Изольда пожалела девочку и оставила при себе. О том, что её приёмная бабка является ведьмой, Лара узнала не ранее, чем после смерти Изольды. Но мало того, что девушка вела весь дом, ведьма забирала её молодость. Только поэтому проклятая старуха смогла протянуть до восьмидесяти девяти лет, выглядя при этом не более чем на семьдесят. Кого угодно в деревне спросите – никто бы не дал Изольде её истинный возраст. А теперь я подведу свой рассказ к ответу на ваш вопрос… – Наконец-то, – не вытерпел судья. – Лара нравилась некоторым юношам в деревне, – понизил голос старик. – Она – честная девушка и, разумеется, держалась с ними строго. Зато ведьма обожала общество молоденьких юнцов и иногда… принимала облик своей внучки. Лара, не скрывая потрясения, посмотрела на Крэха. – Так я флиртовал со старухой?! – взвился Филипп. – Вероятно, вы чем-то обидели Изольду, и она наказала вас за неучтивое обращение. – Ты не говорил о том, что был неучтив, – с подозрением глянул на племянника епископ. – Ты лишь сказал, что вы попросили воды. – Богом клянусь, я до сих пор не пойму, на что обиделась девица! Всё было как обычно. – Если «как обычно», тогда мне всё ясно, – ответил тот, стуча пальцами по столу. – Твои слова звучат вполне правдоподобно, Крэх Мецгер, – изрёк судья. – Однако мы не можем всецело им доверять, поскольку ты сам подозреваешься в колдовстве. Нам потребуется опросить свидетелей и продолжить дознание. – Я понимаю, ваша честь. Всё, чего я прошу, – не допустить произвола. Эта девочка чуть было не пала жертвой сатанинского культа. Один раз Бог уже оставил её без присмотра… – Бог никого не оставляет! – возгласил епископ. – Тогда будьте его дланью, отведите от неё напрасные обвинения и не позвольте ей стать жертвой чудовищного зла ещё раз! – призывал старик. – Лара и я пострадали от зловредной ведьмы ничуть не меньше, чем милостивый господин. – Крэх показал глазами на подпиравшего стену Филиппа. – И обвинять нас в колдовстве – такое же преступление, как и то, что творила с детьми эта беспощадная женщина. Судья, епископ и дознаватель о чём-то пошептались. Затем судья кратко обратился к Крэху: – Твой допрос окончен, старик. Стража, уведите его. «А как же я?» – внутренне кричала Лара, наблюдая за тем, как из комнаты выводят бывшего ворона. Потом случилось страшное. Епископ кивнул, чтобы Ларе развязали руки, и сурово глянул на красавчика. – Пошёл прочь. – Я главный потерпевший! – Уйди! Не стоит тебе на это смотреть. – Дядя, эту ведьму надо наказать со всей строгостью! – воскликнул Филипп, уходя вместе с канцлером. Искривив на мгновение рот, епископ поднялся из-за стола и направился к замершей Ларе. – Ваше преосвященство, боюсь, вы будете пристрастны, – улыбнулся дознаватель. «Ваше преосвященство? Так вот чей это особняк». – Я служитель христианской церкви, я не могу быть пристрастен, – возразил епископ, после чего окинул Лару пренебрежительным взором: – Нам нужно проверить, нет ли на тебе клейма дьявола. – Чего?.. – опешила та. – Нет на мне никакого клейма! Крэх же вам объяснил… Миг спустя епископ стащил с неё камзол. Перед глазами встала пелена. Из боковой двери появился палач в фартуке, как у мясника. Когда он встал на колени и, не сводя с Лары глаз, начал один за другим стягивать с неё сапоги, она задрожала от ужаса. – Радуйся, что пока он тебя только разувает, а не «обувает», – с насмешкой произнёс дознаватель. То, что это был дознаватель, Лара поняла по голосу – чувствуя, как пылает от стыда её лицо, она могла смотреть только в пол. Иначе пережить то, что двое посторонних мужчин снимают с неё одежду, было невозможно. – По крайней мере, теперь мы видим, что это в самом деле женщина, – услышала она минорный голос судьи. По голому бедру пробежали холодные, как лёд, пальцы епископа. Лара стиснула зубы, подавляя крик отвращения. Одно счастье – палача к досмотру не допустили, и он стоял в стороне. О том, как именно он на неё смотрел, Лара боялась даже думать и закрыла лицо руками. «Не реветь, не реветь…» – приказывала она себе. Когда епископ убрал её локти, чтобы осмотреть грудь, сдерживать слёзы Лара была уже не в силах. Наконец он зашёл за спину и отодвинул её длинные волосы, но передышка была недолгой – резкая боль так обожгла поясницу, что Лара вскричала. – Вы что-то нашли? – заинтересовался судья. – Родимое пятно, – ответил скрипучий голос его преосвященства. – Я уколол его иглой. Крови нет, но к боли чувствительно. – Стало быть, это не клеймо, – к облегчению Лары, сказал дознаватель. Епископ отступил. – Более ничего. – Ваше преосвященство, вы в этом убеждены? – Совершенно. Кто-то набросил ей на плечи накидку. И только после этого Лара отважилась поднять глаза на своих мучителей. – Господа, мы забыли поискать печать дьявола у старика, – вспомнил вдруг дознаватель. Судья брезгливо поморщился. – Уж это без меня. Когда самое большое в её жизни унижение закончилось, оглушённую Лару отвели обратно в камеру. Мужскую одежду ей так и не вернули, зато на соломенном тюфяке она нашла свою чистую отглаженную юбку, сорочку и корсаж. И гладила их явно не служанка епископа. Глава 23 Тебя нет, но ты виновна Шесть дней спустя состоялся суд. Лару и Крэха усадили в две отдельные повозки и отвезли к Красной Башне. Она была почти целиком построена из красного порфирового туфа, который добывали в родном лесу Лары, отчего и носила такое название. Инквизиционный процесс проходил в помещении с кафедрой и лавками для зрителей. За столом перед кафедрой сидел тот же секретарь, что протоколировал допрос. Стражники подвели Лару и Крэха к скамье подсудимых и вместо того, чтобы объяснить, что делать, грубо надавили им на плечи, вынуждая преклонить колени на скамью. Лара охнула от неожиданности, бедный старик чуть не потерял равновесие. Стоять в таком положении было неудобно, зато им, по крайней мере, развязали руки. Лара не подозревала, что в зале окажется столько людей. В первом, почётном ряду, судя по облачению, сидели церковники обеих конфессий и представители знати, в том числе трое потерпевших. На задних рядах шумели студенты и горожане. Среди последних слышались обрывки фраз: – …говорят, он не только колдун, но и пират… – …а она разозлилась и превратила их в мышей! – …и поделом! – …оттого епископ сам решил с ней расправиться, вот и дело побыстрее обстряпали… – Господа, суд идёт! – объявил секретарь. Присутствующие поднялись. В зал вошли уже известные Ларе судья и дознаватель. Кроме них за кафедру сели двое незнакомых мужчин лет сорока. Один был столь крупным, что походил на медведя, – им оказался общественный обвинитель. Второй – юридический советник – выглядел более благообразно. За исключением епископа и секретаря, судебные заседатели были в париках и чёрных мантиях. Когда все опустились на места, епископ прочёл молитву и, подойдя сначала к Ларе, а потом к Крэху, дал им поцеловать большое, украшенное камнями, распятие. Лара отметила, что судья при этом скривился, словно от зубной боли. – Крэх Мецгер и Лара Лихт, клянётесь ли вы говорить только правду? – зычным, как на проповеди, голосом спросил епископ. – Клянусь, – с чувством ответил Крэх. – Клянусь, – пряча глаза, пробормотала Лара. Склонившись над бумагой, секретарь начал вести протокол. Медведеобразный мужчина встал из-за кафедры с листком в руках.