Тот оглянулся и обмер. Лара надела самое скромное платье, но новый образ всё равно отличался от образа бедной пастушки, какой наверняка запомнил её мастер. Вместо ответа он торопливо прикрыл дверь. – Простите, что не приехала раньше. У меня были… некоторые затруднения. – Судя по всему, вы внезапно разбогатели. «Стоило одеться как знатной даме, и он начал обращаться ко мне на «вы», – с неудовольствием отметила Лара. – Вы обещали подумать о моём предложении, – сказала она. – Да, я думал. И чем больше я думал, тем яснее понимал, что должен вам отказать. Тем более видя вас теперь… Я не понимаю, барышня, зачем вам делать мебель? Что за причуда? Мимолётный каприз? – Не каприз, а мечта всей жизни. – Тогда у вас очень странные мечты, не подходящие ни вашему полу, ни положению. – Будь я мужчиной, вам бы даже в голову не пришли подобные слова, – процедила Лара. – Но вы не мужчина! – Мастер предпринял попытку её обойти. – Постойте! – Она схватила его за рукав. – Скажите, сколько вы получаете за свой труд? – Как вам не совестно задавать такие вопросы? – опешил тот. – Сколько платит вам лавочник за один предмет мебели? За один урок я буду платить вам вдвое больше. – Да вы с ума сошли! Меня засмеют и перестанут уважать. – Это лавочник вас переубедил? – Не лавочник, а моя жена. Губы тронула невольная усмешка. – Вы… Вы не хотите брать меня в ученицы, потому что я женщина, но при этом мнение женщины является для вас решающим? – горько уточнила Лара. У Вернера забегали глаза. Было очевидно, что он готов на всё, лишь бы закончить неприятный ему разговор. – Именно так. Жена запретила мне вас учить. Она заявила, что частые приходы молодой девицы посеют в нашем доме раздор и разврат. «А разврат-то при чём?» – Позвольте мне поговорить с вашей женой! – потребовала Лара. – Ещё не хватало. – Мастер спешно направился прочь. – Прощайте, барышня. Желаю вам поскорее выйти замуж, нарожать детишек и забыть о ваших никчёмных мечтаниях! «Ши-ги-шин…» Лара завертела головой, напрасно пытаясь вытряхнуть заклинание из памяти. «Нельзя! Я не имею права причинять ему боль, чтобы он согласился меня учить, – думала она, глядя мастеру вслед. – Я найду другого учителя». Теперь хозяйкой в доме снова была Лара. В порыве благодарности она наколдовала для Крэха по жёрдочке на каждом этаже. Однако, после того как она вернула себе бабушкину книгу, ворон всё реже появлялся в опустевшем доме. Его карканье она больше не понимала, а их общая цель была достигнута. Лара с улыбкой приветствовала старого друга, когда он попадался ей на глаза, но знала, что прежней заговорщицкой дружбы между ними не будет. Иное дело – пленник. Ларе было в тягость носить ему еду и питьё, время обеда без преувеличения стало для неё самым неприятным отрезком дня. Свою каждодневную обязанность всегда выполняла молча, из комнаты бежала с горестным вздохом и потом долго приходила в себя. Убить кота она не могла, выгнать из дома – тем более. Оказавшись на свободе, Андреас способен на что угодно: призвать на помощь друзей, выкрасть книгу, отомстить… «Книга – словно ключ к двери, за которой может ждать свобода, а может – и тюрьма, – размышляла Лара. – Зависит от того, кто им владеет». Не чувствовать себя последней злодейкой помогало лишь то, что темницей врага были самые большие и светлые покои в доме, да в придачу с камином. Камин не топился, зато служил пленнику окном в мир. По той же трубе, по которой однажды спаслась от него Лара, кот вылезал на крышу дома. Только ползти ему приходилось не три этажа, а два. Иногда Лара видела Андреаса сидящим у края. И каждый раз ловила себя на омерзительной мысли о том, каким облегчением стало бы для неё его добровольное или случайное самоубийство. Ведь это прекратило бы все её нравственные терзания, избавив от груза ответственности за чужую жизнь. А нести этот груз Ларе, как оказалось, было не по силам. Ненависти к Андреасу она больше не испытывала, жалости – тоже. Осталось разве что сожаление о том, что сама, своими же руками создала себе опасного противника. В первый вечер, когда Лара испробовала на Андреасе случайно всплывшее в памяти заклинание, она боялась, что перепутает буквы и вместо человека сотворит чудовище. Предчувствие её не обмануло – под оболочкой привлекательного юноши она получила самое что ни на есть чудовище. «Не разврати тебя жизнь человеком, ты бы навсегда остался моим славным котом», – думала Лара, глядя издали на бывшего питомца. Из-за коварного котяры она спала с книгой под подушкой, а днём таскала её с собой, запирая в сундуке перед тем, как отнести Андреасу еду. При этом самые важные магические формулы Лара переписала на листок, который носила в вырезе платья. Но главное заклинание она переписать боялась – слишком велик был соблазн его применить, что не мешало ей часто его перечитывать, как и в этот тёплый вечер уходящего лета. Лара сидела на качелях под сенью дуба, и взгляд её то поднимался на чёрную фигуру на крыше, то опускался на самую затёртую страницу книги. «Ши-ги-ру-аотци-вуил-ауро. Оруа-лиув-ицтоа-ур-иг-иш, – прочитала она про себя. – Примечание: вторая часть заклинания являет собой обратный порядок первой». – Как будто мне это поможет. Лара снова посмотрела наверх. Смотрел на неё кот или нет, она разглядеть не могла и ничуть об этом не жалела. – Ши-ги-ру… аотци?.. – одними губами повторила она, не сводя с него глаз. В небе показался Крэх. Широко расправив крылья, он подлетел к крыше и, к немалому изумлению Лары, сел рядом с Андреасом. «Зачем?» Лара поняла, что эта сцена ей знакома: кот и ворон сидели у края так же, как она и Крэх, когда тот отнёс её на крышу. Ворон вопросительно каркнул, кот повернул к нему голову и лишь секунды спустя соизволил мяукнуть в ответ. «О чём они говорят?» Она с подозрением прищурилась. Никаких заклятий о понимании звериного языка в книге не было – об этом Лара узнала, когда хотела посоветоваться с мудрым вороном насчёт дальнейшей судьбы Андреаса. Она в смятении опустила глаза и уже в десятый раз перечитала заклинание под заголовком «Как стереть живое существо». Несмотря на скверную память, то, что сказала бабушка, так потрясло её неуловимой горечью какой-то замалчиваемой драмы, что отпечаталось в сознании почти дословно: «Стереть» – это значит стереть человека со свету, будто его не существовало. Родители забудут, что у них был такой ребенок, друзья забудут, что у них был такой друг. Вернее, не забудут, а не будут знать. Иначе как можно забыть того, кого не было? Никак. А самое главное, что и ты о нём знать не будешь. Идеально. Андреас-человек исчез, но за время своего недолгого существования он успел завязать столько знакомств, что Лара быстро устала от паломничества посетителей. Сначала она отослала кучера, который был нанят для работы на другой день после обращения Андреаса в кота. Потом из города прибыл конюх, портной, сапожник… Слова «Господин Ботманн уехал, когда он вернётся – неизвестно» приходилось повторять каждый день, и Лару, напрасно мечтавшую о спокойной жизни, это до крайности раздражало. Серую кобылу она превратила обратно в мышь и отпустила в лес, хотя та не выглядела излишне счастливой. Но что делать с четвёркой вороных лошадей? Для того чтобы ими заниматься, у Лары не было ни опыта, ни желания; о том, чтобы нанять конюха, не могло быть и речи. Недолго думая, она оставила себе одну кобылу для редких поездок, а остальных доверила продать бывшему конюху Андреаса. Тот смотрел на неё круглыми глазами и показывал на безлошадную карету, что сиротливо стояла перед конюшней. Да, золочёная карета была теперь не у дел, но Лара решила: пусть стоит, хлеба не просит, и ладно. Когда конюх привёз ей вырученные деньги, Лара вернула ему процент за хлопоты и, обмахиваясь веером, спросила: – Скажи-ка, Хельмут, нет ли у тебя знакомого плотника? – Вам нужно что-то починить? – Не совсем. – Она колебалась – стоит ли посвящать посредника во все тонкости? – Я бы хотела научиться плотничать. Даже необоснованная продажа трёх прекрасных кобыл не произвела на Хельмута такого впечатления, как эти слова. «Очевидно, он решил, что я не в себе», – подумала Лара и добавила: – Не всякий согласится оказывать подобного рода услуги, поэтому я готова платить десять крейцеров[6] за урок. Хельмут вздрогнул, мигом придя в себя. – Я, наверное, неправильно вас понял. Обучиться плотницкому делу желает не ваш муж, а… – Ты понял правильно, – с лёгким раздражением перебила Лара. Простодушный конюх не пытался скрыть сомнение, отразившееся на его лице. – Надо поспрашивать, госпожа Ботманн. Может, и пришлю кого. – Если поторопишься, моя благодарность не заставит себя ждать. Хельмут уехал, и Лара надеялась, что, кроме плотника, её больше никто не посетит. Ещё она боялась, как бы в дом не нагрянули знатные приятели Андреаса. От них дежурными фразами не отделаешься. Уж они-то наверняка заподозрят обман, ибо в их последний визит никакой жены у Андреаса Ботманна не было. Придётся либо наслать на них «семь строк беспросветного бреда», либо взять в плен. На худой конец, убить. Убить, бесспорно, легче, нежели вызубрить заклятие для стирания памяти, но как-то… не по-человечески. Всё-таки Лара считала себя очень гуманной, хоть и начала понемногу свыкаться с ролью тюремщицы. – Только бы эти распутные дворяне сюда не заявились, господи… – почти молилась она. – Ещё пару пленников я не переживу. У меня и от одного Андреаса голова раскалывается так, что никакая книга не спасает. Где моё вино?.. Но оказалось, что бояться надо было совсем другого.