– Он пьян в хлам. – Элль прекрасна, но и импульсивна. Опасная комбинация. – Выйдем, и он выстрелит. Плеск воды. Коробка падает в озеро, и к горлу подкатывает тошнота. Коробка еще плывет, но уже понемногу тонет. – Надо позвать полицейских, – шепчет Элль. – Их много в отеле. Но ее глаза говорят о другом. Она понимает, что полицейские опоздают, и то живое, что заперто в коробке, обречено. Я согласно киваю, и Элль достает сотовый и касается экрана. Мотор урчит, оживая, из-под задних колес летит песок. «Шевроле» неуклюже отползает от озера и набирает ход. Сердце мечется в груди, стучит в ребра, и я срываюсь с места. Бегу, перепрыгивая через поваленное дерево, прорываюсь через кусты. Элль не отстает. Коробка вздрагивает, душераздирающий вой разносится над озером. Она погрузилась уже наполовину. Я стаскиваю через голову рубашку, сбрасываю на ходу обувь и прыгаю. Вода ледяная, и воздух вылетает из легких, но я плыву. Коробка почти скрылась из виду. – Хватай ее, Дрикс. Рывок… и коробка уходит в темноту. Я глотаю воздух и ныряю. Бью ногами, глаза открыты, но вокруг черно. Рука касается чего-то плотного. Я подсовываю руки снизу и поднимаю. Теперь коробка над водой, но сам я погружаюсь. Озеро глубже, чем я думал, и приходится работать ногами. То, что внутри, смещается, и коробка наклоняется. Что там? Поддерживаю ее плечом и, загребая одной рукой, плыву к берегу. Промокшие джинсы сковывают движения и тянут вниз. Элль входит в воду и бредет мне навстречу. Легкие горят, но тут правая нога касается дна, и Элль, подавшись вперед, подхватывает коробку. Бреду к суше. Элль уже на берегу, рвет запечатывающую коробку клейкую ленту. – Только не умирай… пожалуйста, не умирай… пожалуйста… Голос глухой, густой от горя, и я понимаю, что не должен позволить ей открыть коробку. Не должен позволить ей увидеть то, что внутри. Она рвет последний кусок, и я выхватываю коробку и, отвернувшись, снимаю крышку. – Господи, – выдыхает Элль, и это звучит, как мольба, как молитва. – Господи! Как так можно? Зачем люди так делают? В уголке коробки мокрый комочек шерсти. Неподвижный. Я опускаю голову с молчаливым проклятием. Не надо было отпускать того ублюдка. Плевать на опасность, надо было догнать, дать по роже, чтоб облился кровью. Вырубить. Отделать так, чтоб и имя свое забыл. Будь я наполовину таким, как год назад, так бы и сделал. Сейчас же мне и думать неприятно, что такой сценарий промелькнул в голове. – Что там? – спрашивает Элль. Мои ошибки, вот что. Она обходит меня, и я пытаюсь закрыть коробку, но Элль тянется к ней, и наши руки сталкиваются. – Не надо, – говорю я, но она не слушает. Похоже, она никогда никого не слушает. Делает, что хочет и когда хочет, и даже не думает о последствиях, от которых ей самой же будет хуже. – Нет. Она достает животное из коробки, и ее горестный стон повергает меня в отчаяние. Обессиленный, я сажусь на землю. На глаза наворачиваются слезы. – Мне так жаль, что мы не спасли тебя, – шепчет Элль. – Так жаль. Жаль и мне. К горлу подступает комок. Я тру ладонями лицо. – Извини. – Я откашливаюсь, но это не помогает. – Извини, Элль. – Дрикс, – тихонько говорит она, но я не смотрю на нее. Не хочу видеть разочарование на ее лице. Не могу жить таким неудачником. – Дрикс, щенок… он жив. Эллисон Я: Иду. Дрикс: Дверь открыта. Мы с Дриксом обменялись номерами. Забавно, что такая маленькая победа воспринимается как волнительное приключение. Я официально плыву на облаке. Даже с учетом того, что номер он попросил только из-за контрабандно доставленного щенка. Между нашими комнатами две другие. Дверь в его номер закрыта, но не плотно. Родители ясно дали понять, что я должна держаться от него подальше, и если меня поймают, то, образно говоря, сварят в кипятке. Меня также уведомили, что приводить бродячих собак строго запрещено. От меня ждут образцового поведения и никакой лжи по умолчанию. Пока получается не очень, но с этим я разберусь завтра. Шансы я взвесила. Меня скорее обнаружат в моей комнате со щенком, чем засекут крадущейся в номер Дрикса. Повидать песика и провести какое-то время с Дриксом, это определенно стоило риска. Дверь действительно была чуть приоткрыта, и я, прежде чем войти, тихонько постучала, а переступив порог, прижалась к ней спиной. Адреналин гулял по венам, и меня трясло. Я пришла к парню в номер, и мы были одни. Со мной такое случилось впервые, и под кожей как будто бегают мурашки. – Дрикс? – Сюда. Иду через прихожую, мимо ванной и… На большой двуспальной кровати, рядом со свернувшимся комочком чудным черно-белым пушистиком, вытянулся Дрикс. Телевизор включен, подушки собраны горкой, и Дрикс, откинувшись на них, смотрит телевизор. Рядом, на своей собственной подушке, спит щенок. Такой милый песик. Но мое внимание на весь миллион процентов привлекает не он, а Дрикс. Свежий, только что из душа. Влажные русые волосы торчат во все стороны бесподобными пиками, как будто он едва коснулся их и сотворил идеал. А эта обнаженная грудь. Матерь Божья на небесах! Дрикс не надел рубашку. Джинсы на нем, потому что если бы и их не было, я бы залилась краской и, наверное, врезалась в стену, потому что трудно подсматривать, когда стараешься не смотреть, а не смотреть невозможно. Дрикс – увидеть и не оторваться. Глаз не отвести. Рельефно очерченные мускулы, поджарый живот, загорелая кожа – одним словом, красавчик. – Как он? – спрашиваю я. – После того, как обнюхал все в комнате? Притомился. Разбуженный голосом Дрикса, щенок поднимает голову, и мое сердце тает. У него забавные крохотные ушки, а на мордочке любознательно-растерянное выражение. Я опускаюсь на колени у кровати и протягиваю руки. – Привет, дружок. Ты как себя чувствуешь? Песик поворачивает голову, смотрит на Дрикса, словно спрашивает, можно ли со мной разговаривать, и поднимается на все свои четыре лапки. Потом вытягивает каждую по отдельности и зевает так широко, что и я зеваю вместе с ним. Он скатывается с подушки, я тянусь к нему. Мы сталкиваемся носами, и тут его внимание привлекают мои очки. Я влюблена. Окончательно и бесповоротно. – Сказала маме, что доложила о пьяном водителе. О тебе и о щенке, как и обещала, ни слова. На берегу, едва лишь убедившись, что спасенный дышит, я позвонила на 911 – к большому неудовольствию Дрикса. Понять, почему не стоит предупреждать полицию об опасном водителе, я так и не смогла. Дрикс, отвечая на мой вопрос, пробормотал что-то невнятное насчет недоверия к блюстителям порядка. Ради его душевного спокойствия я ни словом не упомянула ни о нем самом, ни о щенке в коробке. Просто продиктовала диспетчеру регистрационный номер, передала описание машины и коротко рассказала о поведении ее владельца. Вождение в нетрезвом состоянии может обойтись ему лишением свободы. – И как она отнеслась к этому? – Нормально. Задала несколько вопросов, но сказала, что я поступила правильно. Еще она сказала, что мне не следует выходить из отеля, а для занятий пользоваться спортзалом. Жуть. Я поглаживаю щенка по длинной и мягкой шерстке. – Он наполовину бордер-колли. – А на вторую половину? – Пока не могу сказать. – Не знаю, будет ли у меня достаточно времени, чтобы это выяснить. – Обзвонила несколько приютов для животных. Надеюсь, до отъезда кто-нибудь отзовется. А пока надо чем-нибудь его покормить. Бедняжка наверняка проголодался. – Я уже налил ему воды и дал кусочек курицы с моего сэндвича. Проглотил и не поперхнулся. – Курица? – Я с сомнением качаю головой. – Разве щенки едят мясо? – В меню обслуживания номеров собакам ничего не предлагалось. Может быть, обед им подают только в ресторане. – Ха. Ты такой забавный. – Песик поворачивает голову то туда, то сюда, словно предлагает мне почесать его между ушами. – Можешь представить заголовки в газетах, если это выйдет наружу? – Дочь губернатора застали в комнате отеля наедине с несовершеннолетним преступником. Рождение ребенка ожидается к следующему лету. – Господи. Я что, слониха? Насколько я знаю, у людей в этом смысле ничего не изменилось, и дети появляются через девять месяцев. К следующей весне у нас вполне может быть двойня. Дрикс закашливается: – Двойня? Ты меня убить хочешь? Я хлопаю ресницами и притворно надуваю губы. – Ты же не бросишь меня с малышами, правда? Что скажет пресса? – Скажет, что твой отец аннулировал мой испытательный срок и вернул меня в тюрьму. Правильно. Если, конечно, Генри не убьет Дрикса. Мои родители не из тех людей, которые свободно говорят о сексе. Они против сексуального образования, а секс до брака наверняка вызвал бы у них депрессию. Не уверена, что могла бы надеть презерватив на банан.