– Где ты на публике, там и он на публике, – говорит папа. – На расстоянии вытянутой руки. Считай, что ты к нему приклеилась. Кружится голова. Мне семнадцать, но без няньки нельзя. Мало того, нянька – человек, которого я терпеть не могу. Хендрикс – Губернатор купил тебе костюмы. Скоро принесут. – Синтия снова склоняется над телефоном. А я уж начал думать, что она умеет говорить, только когда набирает что-то на сотовом. – Я напишу, когда их привезут, заберешь на ресепшене. Пожалуйста, повесь одежду в шкаф, чтобы не помялась. Мы стоим в вестибюле охрененного отеля, наверное, ровесника самого штата. Люди вокруг одеты так, словно явились на похороны или деловое совещание. Я в рваных джинсах и черной футболке. Даже служащие отеля смотрят на меня с опаской, будто я могу в любой момент выхватить револьвер. Зарегистрировался я час назад, а потом меня вызвала Синтия. Они звонят – я прихожу. Мне это не нравится, но придется как-то привыкать. – Что значит костюмы? – спрашиваю я с ударением на последнем слоге. Ее пальцы летают по экрану. – Весь следующий год тебе придется участвовать во многих мероприятиях. Отдавать одежду в чистку после каждой встречи мы не можем. Лучше, когда костюмов несколько. В неофициальной обстановке, между мероприятиями, можешь придерживаться собственного стиля. Варианты у тебя будут. Мы полагаем, что репортерам это понравится. – Рад, что заслужил ваше одобрение. Синтия раздраженно вскидывает бровь, но продолжает печатать. – В общем, так, встречаемся в восемь здесь. Я введу тебя в курс дела. У нее звонит телефон. Прежде чем ответить, она поднимает палец. – И не забывай, что я сказала насчет Элль. Держаться от нее подальше. По словам моего «поводыря», о том же – держаться подальше от меня – предупредили и Элль. Синтия, конечно, сказала много чего еще. Старалась успокоить, сгладить резкость, как-то замаскировать тот факт, что губернатор и его помощники считают меня, что называется, токсичным. Но все же… Что нужно, то нужно, хотя держаться подальше от Элль мне хотелось меньше всего. Только рядом с ней я чувствовал себя так, словно мир не перевернулся с ног на голову. – В восемь, – напоминает Синтия. – На собрании спонсоров. Свободен. При каждом упоминании о спонсорах мне жутко хочется врезать кулаком по стене. Я так скучаю по самым простым вещам – шуму ветра в верхушках деревьев, стрекоту сверчков… В лесном лагере я всегда хотел одного: вернуться поскорее домой. А сейчас, как ни странно, хочу вернуться в лес. Надо бы пойти в спортзал, покачаться до боли в мышцах, вымотать себя так, чтобы ни о чем не думать, но со всех сторон стены. Мне не хватает пространства. Мне недостает свободы. Прохожу через вращающуюся дверь, и яркое солнце бьет в глаза, а легкие замирают от влажной летней духоты. Дышать – все равно что всасывать воду, еще немного, и рубашка станет липнуть к телу. Тем не менее я поворачиваю направо и направляюсь к вьющейся между деревьями беговой дорожке. Не лес, конечно, но здесь лучше, чем в помещении. Несколько шагов под зелеными кронами, и шейные мышцы начинают расслабляться. Если так пойдет дальше, закончу, как те парни, которые живут сами по себе в хижинах и питаются ягодами да орехами. А поговорить, если уж станет одиноко, можно и с белкой. Тропинка бежит через рощицу, но мир остается рядом, на виду. Проносятся с ревом самолеты над головой, с автострады доносится ровное урчание моторов, впереди мелькает фигура другого бегуна. В просвете между деревьями поблескивает и искрится под солнечными лучами вода. Вот что мне нужно. Тишина, озеро и немного времени наедине с собой. Подзарядиться, накопить энергии и двигаться дальше через все это безумие, не теряя головы. Справа хлопает дверца машины. Я поворачиваю голову. Чуть дальше, у края воды, какой-то мужчина в видавшем виды «Шевроле» тянется, повернувшись, с переднего сиденья к заднему. Он наклоняется, рубашка ползет вверх, и я вижу пистолет, засунутый сзади под ремень. – Дрикс. – Из-за дерева выскальзывает Элль. На ней майка и спортивные шорты, в руке сотовый с подсоединенными наушниками. Загорелая кожа поблескивает от пота. Она так прекрасна, что захватывает дух. Элль быстро подходит ко мне, и мы стоим плечом к плечу. – Он пьян. Да, пьян и вооружен. – Тебе нужно повернуть назад. Она хмурится. – Хочешь сказать, нам? Если он опасен для меня, то и для тебя тоже. – Элль смотрит на меня, ждет, потом, не дождавшись ответа, недовольно фыркает и складывает руки на груди. – Я так и думала. – Что думала? – Что папина команда добралась и до тебя. Что нас не должны видеть вместе, потому что кто-то подумает, будто мы встречаемся, и если все будут говорить об этом, то никто не станет обсуждать насущные вопросы, влияющие на реальный мир. Люди такие глупые. Я встречаю парня, он относится ко мне по-доброму, а все уже считают, что я изменю себе самой, поклянусь в вечной любви и буду каждый день печь тебе печенье в знак бесконечной признательности. – Хочешь сказать, что мы не женимся на следующей неделе? – Шокированная услышанным, Элль замирает с открытым ртом, и я невольно ухмыляюсь. – Между прочим, мне нравится шоколадное печенье, и я буду благодарен, если ты возьмешь на себя глажку. Брюки должны быть со стрелками, а вот крахмалением не увлекайся. Она шлепает меня по руке, и я смеюсь, любуясь улыбкой на ее лице. – Ты ужасен. – Пытался предупредить. Элль еще раз легонько шлепает меня по руке. Та фотография, где мы вдвоем, была повсюду, но потом мир двинулся дальше. Должен признаться, мне тот снимок нравился. Нравилось пойманное мгновение с ее обращенной ко мне улыбкой. Почему? Не знаю. Может быть, потому что фотография напоминала о тех нескольких минутах, когда я был ее героем. – Собираешься и дальше меня не замечать? Потому что тебя так проинструктировали? – На публике? Да. Элль хмурится. – Не забывай, у меня испытательный срок. – А наедине? Тоже отворачиваться будешь? Если да, то я ценю прямоту и обманывать себя рассуждениями, что мы вот-вот подружимся, не стану. Правильно было бы игнорировать ее и наедине тоже, но, похоже, с головой у меня не все в порядке. Рядом с ней мне легко и спокойно, и отдавать это я не готов. – Ты же видишь, стою с тобой и разговариваю. Элль поддает ногой камешек на тропинке и смотрит на меня исподлобья. – У тебя из-за этого могут быть неприятности? Не исключено. – Готов рискнуть. Что за жизнь без опасности? Она негромко смеется, и этот милый звук танцует по моей коже и согревает кровь. – Так я опасна? – Да. – Опасно ее тело. Опасен ее чудный рот и та легкая непринужденность, с которой она притягивает меня к себе. Мой взгляд скользит сверху вниз, и румянец на щеках добавляет ей привлекательности. Она замирает на вдохе и с усилием поворачивает голову в сторону пьяного парня. – Терпеть не могу бегать в спортзале, и мне так надоели придурки, из-за которых все срывается. – Я в их числе? Она смотрит на меня с лукавым упреком. – Да, парни, которые милы, только жизнь портят. Я не о придурках вроде него. Без хорошей пробежки не обойтись, иначе я лопну от напряжения. А родители требуют, чтобы я была вечером в идеальной форме. Милы. Это она обо мне так? – Ты первая девушка, назвавшая меня милым. – Ты постоянно говоришь о каких-то плохих парнях, но я их видела не много. Или чего-то недопонимаю? Кто, по-твоему, плохой парень? Тот, кто думает, что он плохой, а на самом деле нет? Кто небрежно одевается, важничает, ведет себя развязно, и о ком все девчонки только и мечтают? – Она шевелит своими идеально очерченными бровями, и я чувствую, что проигрываю в этой игре. – Ты же знаешь, что мечтаешь обо мне. Ее зрачки темнеют, наливаясь желанием, и в моих венах бурлит кровь. Плохо. Я бы мог быть с ней по-настоящему плохим. Мог бы поддаться соблазну. Прижаться к ней. Раздвинуть ногой ее ноги. Вдавить спиной в дерево. Пробежать пальцем по шее и смотреть, как она закроет глаза, как затрепещет. Наклониться, вдохнуть ее сладкий запах, положить ладонь на талию. Мог бы коснуться губами щеки, спуститься к губам, и через несколько мгновений, когда мой пульс догонит ее, мы бы поцеловались. Элль как будто читает мои мысли – облизывает губы. Как будто хочет, чтобы я перенес эту фантазию в реальность. Она уже развернулась ко мне. И я развернулся к ней. Наши плечи соприкоснулись. Наши груди разделяли сантиметры. Нас влекло друг к другу как магнитом. Оставалось только уступить, поддаться этому влечению. Кровь стучит в висках, и… дверца снова хлопает, и Элль вздрагивает и подается назад, от меня. Парень с пистолетом поднимает какую-то коробку с заднего сиденья и, пошатываясь, бредет к воде. – Что он делает? – шепотом спрашивает Элль. Я не знаю, но наваждение уже рассеялось, уступая наползающему туманом беспокойству. Элль кладет руку мне на плечо, и сердце мгновенно словно прыгает с обрыва. Моя паника передается ей. – В коробке что-то живое. – Ее слова тяжеленным ядром бьют меня в грудь. Она делает шаг вперед, и я хватаю ее за запястье и тяну назад. – Надо помочь.