– Я слышала, у тебя выдалась тяжелая неделя. Я опустошила банку за пару больших глотков и, опустив голову на одну из подушек, на миг закрыла глаза. Спасибо. Соня села напротив, скрестив ноги и сцепив пальцы в замок, и одарила меня безраздельным вниманием. Она была шикарно одета, и я испытывала к ней противоречивые чувства. Мне хотелось чувствовать к ней неприязнь, но как это было возможно, когда она так упорно пыталась мне помочь и была так чертовски мила? – Понравилось пиво? – улыбнулась она. Я кивнула, осторожно держа пустую банку в руках, вместо того чтобы поставить ее на журнальный столик. Отец убил бы меня и за меньшее прегрешение, чем пятно, оставленное на его драгоценном итальянском дубе. – Ты знала, что в Европе законодательно разрешено пить с восемнадцати лет? Я всегда предпочитала российские порядки. Она так широко улыбнулась, казалось, будто вот-вот подмигнет. У Романа «Бэйна» Проценко была интересная мать. Она сбежала с ним из России и дала ему свободу, а он, в свою очередь, жил полной жизнью. И она была рада за него. Довольна. Как странно. – А теперь расскажи мне о своем брате и угрозах твоего отца в отношении него. Я хочу, чтобы ты начала с самого начала. С того момента, когда твой отец определил его в первый интернат. Соня взяла со столика стакан с чем-то, что по запаху было похоже на водку, и сделала глоток. И я рассказала. Я открыла свое сердце, рассказав о том, что Тео никогда не знал любви ни одного из наших родителей. О том, как Джордан откупался от роли родителя, всегда выбирая кратчайший путь. Как всегда отправлял Теодора в какое-то учреждение и прыгал из города в город по праздникам, чтобы нам не приходилось навещать Тео. Я не знала, что внушало больший ужас: пересказывать события тех лет, в течение которых Тео был лишен заботы, и проговаривать это вслух, понимая, как отвратительно это звучало. Или видеть их лица, когда я открылась им. Соня, похоже, была готова расплакаться, и даже Бэйн в какой-то момент убавил громкость музыки и уставился на меня так, будто его мир стал немного мрачнее. Когда я закончила, Соня прокашлялась, опустив взгляд себе на бедра. – Роман, выйди, пожалуйста, из комнаты. Если Бэйн и был шокирован, то не подал вида и, прихватив пиво, направился к двери. – Я буду на крыльце. Накурюсь до потери сознания после этой удручающей истории. Как только за ним закрылась дверь, Соня встретилась со мной взглядом. – Трент не предлагал тебе помощь? – Я… Я похлопала себя по губам, на миг задумавшись. Что она знала? И о чем я хотела ей поведать? Плевать. Речь шла не о моем романе со взрослым мужчиной. Вопрос касался Тео. – Какое-то время между нами кое-что было, и он помогал мне оплачивать нахождение Тео в интернате, но не более того. И сомневаюсь, что он теперь захочет мне помогать. Мы… больше не поддерживаем связь. Соня сняла ногу с ноги, сделала еще один глоток водки и прижала стакан к щеке. Ее глаза остекленели, и на миг у них был такой же взгляд, как и в тот момент, когда Трент вошел в нее. Опьяневший. Я содрогнулась, сидя в рубашке Бэйна. – Почему? – тихо спросила она. Я моргнула. – Что почему? – Почему ты положила конец вашей связи? – Почему вы полагаете, что я положила ей конец? Мне хотелось вскочить и сделать что-то, но потребность выяснить, знала ли она то, о чем мне не было известно, разгоралась и полыхала во мне пламенем. Соня поставила стакан на стол и посмотрела на меня с печальной улыбкой. – Потому что он никогда бы этого не сделал. – Почему вы так решили? Я сама себя ненавидела за то, что спросила. Это не должно было иметь для меня значения. Ему нужно было сосредоточиться на своей семье. Соня посмотрела на меня. – Потому что он влюблен в тебя, Эди. Глава 31 Трент Луна была важнее всего, и я должен был напоминать себе об этом. И первым делом нужно было обеспечить ей будущее. Рядом со мной. Но все же я испытывал дикую потребность поговорить с Эди лично. Я хотел ударить кулаком у нее над головой и наорать на нее за то, что отдала Джордану флешку. Мне хотелось кричать, вопить, ругаться и трахать ее, несмотря на всю эту хрень. Заставить ее осознать: между нами ничего не кончено, все только начиналось, и что я сходил по ней с ума. Хотел показать ей, до какого исступления любил ее тело и ненавидел, что мы не подходили друг другу. Безумно, абсурдно, всецело не подходили. А значит, я должен был отступить. Сразу после ухода Джордана и Вал я сел в машину и помчался по улицам, к единственной женщине, которая могла мне помочь и которая не предавала. По пути к ней я набрал номер Дина. – Мне нужно, чтобы ты съездил к Эди Ван Дер Зи и забрал у нее кое-что из моего барахла. – Почему сам не съездишь? – Потому что она сдала меня своему папаше. Потому что поимела меня. Потому что я предам все, что мне дорого, если самолично увижу ее лживое, предательское лицо. Если вкратце, – я прокашлялся, глядя на дорогу. Люди гуляли, смеялись и жили своей жизнью, наплевав, что моя жизнь разваливалась. Никто не заберет мою дочь. Никто. – Полагаю, ты позже объяснишь. – Мне было слышно, как Дин пытался успокоить плачущего Льва. – Что нужно сделать? Я рассказал ему, а потом добавил: – И ни в коем случае не говори ей о том, что случилось с Джорданом и Вал. Она предана только одному человеку – своему брату, и поступит так, как будет лучше для него. И я все еще не уверен, что то же самое будет лучше и для меня. Понял? – Понял, – ответил он. Я приехал в офис женщины, которая всегда была рядом и которая поможет мне уничтожить Джор-дана. – Да, и Трент? – окликнул Дин на том конце провода. – Луна всегда будет твоей. Уж поверь, мы об этом позаботимся. * * * В этой жизни мало в чем можно быть уверенным. Однажды ты умрешь. Каждый год будешь платить налоги. Если кто-то начинает питать к тебе ненависть, когда ты и рта не успел раскрыть, будь начеку, потому что этот кто-то жаждет твоей крови. Я не успел даже пожать руку Джордану Ван Дер Зи, а он уже взъелся на меня. Оказалось, что Вал не нужно было новое имя – у нее был Джордан. Он обеспечил ее жильем. Выдал кредитки на свое имя. Уйму наличных. Он оплачивал желанный ей образ жизни и любую ее прихоть, лишь бы она была счастлива. А еще пообещал, что однажды, когда настанет время, он даст ей жизнь, о которой она всегда мечтала. Такую роскошь, которую ей могли предложить только Тодос-Сантос и юг Франции. Вал устраивало ожидание, потому что ей было нечего терять. На самом деле ее никогда не волновала ни Луна, ни я. Ее интересовали материальные ценности – те самые, которые так горячо ненавидела Эди. И Вал знала: как бы сильно Джордан ни любил ее сейчас, однажды он заменит ее улучшенной версией, в точности как заменил Лидию. Вернувшись сюда, она обеспечила бы себе финансовую поддержку на четырнадцать лет – четырнадцать гребаных лет. Этого времени было предостаточно, чтобы собраться с мыслями и найти очередного идиота, которому хватило бы глупости отдать ей свои кредитные карты. Она все рассчитала. Или так она думала. Я, в свою очередь, наконец-то понял, почему Джордан так сильно меня ненавидел – я прикоснулся к тому, что принадлежало ему, и навсегда связал с ней свою судьбу. Впрочем, Джордан не любил Вал. Он думал, что любил, но это не имело значения. Она принадлежала ему. А он был не из тех, кто проигрывал. Я заставил его проиграть.