– Нет. Ты моя Далила,[27] Эди, а я твой Самсон. Ты хочешь погубить меня, уничтожить, лишить силы и предать. Мне стоит держаться от тебя подальше, но я хочу тебя слишком сильно. И когда все закончится, когда от нас останутся только взмокшие тела, пошатнувшийся рассудок и разбитые сердца, ты запомнишь меня как человека, который заставил тебя плакать, а я запомню тебя девушкой, которую мне пришлось погубить, чтобы самому удержаться на плаву. Мы пристально смотрели друг на друга, почти улыбаясь. Охрененно прекрасный вариант нарушить свои правила с девушкой, которая полностью была в моей власти и в то же время на вкус отдавала предательством. Проведя большими пальцами по ее щекам, я обрушился на ее губы в самозабвенном поцелуе, полном страсти и сожаления. Я целовал ее, вложив в поцелуй все стоящее, что мог ей отдать. Мы покусывали друг друга и полностью владели поцелуем, понимая, что он, скорее всего, никогда не повторится. Я делал то, что хотел сделать с тех пор, как впервые увидел ее в дальнем конце лужайки Дина, где она стояла рядом с отцом с такой ухмылкой на лице, будто была готова объявить всему миру войну. Я открывался перед кем-то, кроме своих родителей и троих друзей, и чувствовал, как вокруг меня сжимаются стены грядущей катастрофы. Наши губы распухли, а веки потяжелели, когда мы попались с поличным прямо посреди цветастой игровой комнаты, прижавшись к пластмассовому замку с горкой. Дверь распахнулась, и к дверному косяку, держа руки в карманах, прислонился Вишес и обвел нас скучающим взглядом. Найт и Вон стояли рядом, обняв отца за ноги, и смотрели на нас, совершенно не понимая, что видят. – Ты сказал, что вы осторожны. Ни за что не попадетесь, – друг глумливо бросил мои же слова. Стремление все отрицать было раздавлено порывом заявить на нее свои права. Я убрал руки от лица Эди, но лишь для того, чтобы повернуться к нему. – Тебе лучше уйти. – А тебе нужно придумать хороший план, пока ее отец тебя не прикончил, – спокойно ответил Вишес. – Все, что мне сейчас нужно, – я опустил взгляд, стараясь не выругаться при детях, – это твое содействие. Пока я не вышел из себя. От моих слов Вишес отступил. Но пока он не успел закрыть дверь, я услышал, как он сказал: – Кажется, пора нажарить попкорна, ребятки. Эти двое устроят нам лучшее шоу в городе. Глава 23 Эди Рози нравилась мне больше всех. Они все были милы, но только Рози по-настоящему меня понимала. Одетая в футболку с рок-группой Queens of the Stone Age и рваные джинсы, она кивнула мне, качая на руках своего сына Льва. – Ага. Это очень похоже на Дарью. – Не хочу показаться грубой, но, черт побери, она жестокая девчонка. Не знаю даже, где найти для Луны такого же морского конька, – я отщипнула виноград из стоявшей в середине стола вазы с фруктами. Рози сделала глубокий вдох, напрягая легкие, будто ее дыхательные пути были перекрыты. Когда Вишес застукал нас с Трентом тискающимися в игровой комнате его сына, он попросил, чтобы мы постарались не перепихнуться в его доме. Трент не сдался без боя и высказал Вишесу все убийственным взглядом. Мы вместе вышли из комнаты. На миг показалось, что наши руки соприкоснутся. Но этого не случилось. Дурман от поцелуя все еще охватывал все мое тело. Я ощущала его на припухших, саднящих губах. Они пульсировали, гудели и возвращались к жизни. Словно были отдельным от моего тела организмом. Заметив, что в нашу сторону идут Эмилия и Мэлоди с бутылками вина в руках, Рози наклонилась ко мне через стол. Я знала, что мне не предложат выпить бокал, и одно только это обстоятельство напомнило мне: эти люди считали меня ниже себя из-за одного лишь моего возраста. – Что происходит у вас с Трентом? Он всегда производил на меня впечатление загадочного и тихого человека, но еще немного опасного. – Рози заиграла бровями. – Эмилия хорошо его знает? – спросила я, отчасти чтобы уйти от ответа, но главным образом потому, что жаждала узнать о нем больше. Рози покачала головой и одарила меня взглядом, который говорил, что мне так просто не отделаться. – Сомневаюсь, что кто-то хорошо его знает, включая его друзей. – Кого знает? – Эмилия села рядом со мной и с улыбкой обняла за плечи. – Спасибо, что присоединилась к нам сегодня, Эди. Луна тебя обожает, а я рада видеть, как она сияет. Боже, она была безупречна даже в винтажном бледно-голубом платье «Алисы из Страны чудес» и желтом кардигане. Неудивительно, что Вишес был безумно в нее влюблен. – Мы говорили о Тренте. Удивительно, да? – Рози поцеловала сына в белокурую макушку, и он, проснувшись, тотчас потянулся к ее груди. – Весь в отца. – Рози закатила глаза и оголила одну грудь, почти до верха задрав футболку. Я отвернулась, понимая, что абсолютно нормально, когда мать кормит младенца, как задумано природой, но все же чувствуя себя глупым, незрелым подростком. – А что с Трентом? – Мэл присоединилась к разговору, присаживаясь к нам за стол. Луна была с ним на другом конце сада, и вдруг все происходящее стало напоминать мне пригородную версию «Секса в большом городе». Мэл открыла бутылку вина и наполнила два бокала – один для себя, а второй для Милли. – Вот сучка, ты же кормишь грудью, – нахмурилась Рози, а когда Милли вопросительно изогнула бровь, добавила: – Что? Лев еще ни слова не понимает. Я перестану материться к тому времени, как ему исполнится год. – Сомневаюсь. – Мэл закатила глаза и сделала щедрый глоток вина. У нее тоже была малышка Бейли, которая была даже младше Льва. – Я сцеживаю и выбрасываю молоко. Бейли в основном питается смесями. Нянечка сказала, что она не умеет брать грудь, что странно, потому что у ее отца с этим нет никаких проблем. – Спасибо, это было отвратительно, – усмехнулась Рози. – Так что насчет Трента? – повторила Мэл. – Я пыталась свести его со своей подругой. Он безнадежен. Специально испортил свидание. Трепет. Бабочки. Улыбка так и норовила прорваться. Так и знала. – Он не хотел идти на то свидание, – сказала Эмилия в его защиту. – Мне кажется, это все из-за Вал. Он никогда раньше не был в отношениях, а из-за того, что произошло с ней, и вовсе отказался от данной идеи. И это печально. Мэл изогнула бровь и, опустошив бокал, пожала плечами. – Она всегда может вернуться. – Держи карман шире, – фыркнула Рози. – Я надеюсь, она вернется. Луне нужна мать, – пробормотала Эмилия. – Если она вернется, я уверена, он никогда ее не отпустит. Ему стоило дать ей шанс, когда она сообщила о своей беременности. Джейми говорит, что Трент до сих пор порой корит себя за это. Он всегда был хорошим отцом, но ни разу не дал Вал возможность быть кем-то, кроме как матерью Луны. Я не говорю, что понимаю или поддерживаю ее поступок, но если она все же вернется, я думаю, он может попытаться построить с ней отношения. В этом ведь есть смысл? – пояснила Мэлоди своим серьезным, дружелюбным тоном. – Нет, – невозмутимо ответила Рози и поправила голову Льва, жадно присосавшегося к ее груди. – Полностью согласна, сестренка, – Эмилия глотнула вина. – Трент имеет право злиться. – И страдать, – добавила Рози. – Это еще одна причина дождаться, когда вернется женщина, пошатнувшая весь его мир, и вместе с ней собрать его по кусочкам, – Мэл налила себе третий бокал вина. Я пыталась убедить себя, что она была пьяна, неправа и вообще высказывалась не к месту. Но где-то в глубине моей души она затронула мои самые большие страхи. Она была его учительницей в старшей школе. Знала его. Возможно, даже лучше всех собравшихся за столом, включая меня. Оставшееся время я провела, желая быть подальше отсюда, рядом с Тео, где парни никогда не имели значения. Губы все еще горели от нашего с Трентом поцелуя, и, выловив кусочек льда из своего безалкогольного коктейля, я прижала его к ним и постаралась мыслить ясно. Трент Рексрот не был объектом влюбленности. Он был тем, кто, в конечном счете, уничтожит меня, если я не буду осторожна. * * * Люди часто любят драматизировать. Поэтому я никогда не верю, если кто-то говорит мне, будто заранее знал, что вот-вот случится что-то плохое. Но я признала свою ошибку, едва в субботу вечером открыла дверь своего дома, потому что дурное предчувствие пробрало меня до нутра. Оказалось, у несчастья был свой запах. Оно пахло слабым дорогим алкоголем, отсыревшими и выдохшимися табаком и духами Chanel № 5. Я смотрела в пол, будто шла к камере смертников. Каждый шаг в сторону кухни наполнял меня все большим ужасом, и я не понимала почему. Все выглядело по-прежнему. Стены все того же современного светло-серого цвета, французская мебель была все такой же светлой и внушительной, диваны кремового цвета все так же стоили по тысяче долларов за штуку, а картины на стенах – такую сумму, которую никто даже не мечтал иметь на банковском счету. С кухни раздался похожий на бульканье звук, и я напряглась. Ничего страшного. Ты ничего не слышала. Иди дальше. Еще шаг, а потом еще один. Я хотела быть трусихой. Хотела подняться к себе в комнату и не разбираться с этим. Только не снова. Это не могло случиться снова. Насколько плохо, что едва я заподозрила, что жизнь моей матери была в опасности, мне захотелось лишь уткнуться лицом в подушку и вспоминать вчерашний день, в особенности момент, когда Трент нарушил все свои правила и присосался к моим губам, будто я была самым вкусным блюдом в меню. Я знала ответ на этот вопрос. Это очень плохо. Вернее даже непростительно. – Кх-х-х-ш-ш-ш… ех-х-ш… п-п-п-ф-ф-ф… – булькающие звуки не стихали. Это была не ложная тревога. Не мое больное воображение. Я бросила рюкзак на пол и побежала на кухню. Волосы заслонили лицо, словно защищая меня, но я смахнула их и повторяла, задыхаясь: – Нет, нет, нет. Мама лежала на полу – и почему она всегда делала это на кухне? Почему не в своей ванной? Почему ей всегда нужны были зрители? Из ее рта стекала пена. На столе над ней лежала дюжина пустых банок из-под лекарств, а радужное ассорти таблеток разлетелось всюду, словно печальные зонтики сдутого ветром одуванчика. Сверху на столе лежали документы на развод, уже подписанные моим отцом. – Черт, – судорожно вдохнув, я бросилась к ней. Господи боже, он был здесь. Он сказал ей. Я перевернула ее на бок и, обхватив ладонями за щеки, посмотрела в пустые глаза. – Сколько ты приняла?