Часть 41 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она помотала головой и ничего не ответила. Я не сомневалась, что ее молчание было вызвано тем, что она была одной ногой на том свете. Трясущимися руками я достала телефон из заднего кармана.
Я забыла о милой девочке, которая отдала мне свое сердце, о ее отце, который одарил меня тайным поцелуем. Забыла о том, как смеялась с Рози и Эмилией, и хмуро смотрела на пьяную, но все же безобидную Мэл. Здесь и сейчас происходила моя настоящая жизнь, и мне нельзя было забывать об этом ни на секунду.
Мать бросилась вперед в рвотном позыве, но из ее рта вышло только еще больше пены.
– Выплюнь, выплюнь, выплюнь, – еле слышно повторяла я.
В прошлый раз, когда я засовывала палец ей в горло, мне было всего двенадцать лет. Я искренне надеялась, что тот случай больше не повторится. Глаза матери закатились в глазницы. Я снова возненавидела весь мир. Толкнула ее на колени, прижав телефон плечом к уху, и сунула палец ей в горло, но из него ничего не вышло.
– Сколько времени прошло? – спросила я, пусть и напрасно.
Она не могла ответить. Она даже не была полностью в сознании. Не то, как в прошлый раз. Боже, мама.
– Пожалуйста, мама, прошу. Просто… выблюй их все. Пожалуйста. – Я сама не знала, что дрожало сильнее – мой голос или руки. И то и другое перестало мне подчиняться, и я почувствовала, что меня уносит за рамки. За рамки контроля, которым я владела над собой.
Неужели она меня не любила?
Неужели ей было все равно?
Я трясла ее, но она лишь дрожала, как лист, переживая что-то вроде приступа.
Наконец меня соединили с оператором.
– Девять-один-один, что у вас случилось?
Я разрыдалась, называя ей свой адрес. Оператор зафиксировала всю информацию и отправила к нам помощь. Даже чертовой службе спасения не терпелось от нее отделаться.
Глава 24
Трент
«Моя мать пыталась покончить с собой».
Эти слова преследовали меня, пока я несся по улицам Тодос-Сантоса к больнице Святого Иоанна. Я не был дураком. Я прекрасно понимал, что делал, когда помчался к ней. Скорее всего, там будет ее отец. «Лучше бы он там был», – думал я со злостью. Я был первым человеком, которому она позвонила, и я не стану ограничивать время своего присутствия в больнице. Сразу же после звонка я отвез Луну к Камиле, так как не хотел, чтобы они были в пентхаусе, если Эди захочет остаться у меня. Сказал дочке, что мне потребуется, по меньшей мере, несколько часов, дабы разобраться с личными делами, и тогда я дам ей знать, когда вернусь.
Бедная Эди.
Бедная, бедная Эди.
Мать моего ребенка любой ценой избегала своих обязанностей, а Эди старалась позаботиться обо всех на свете, глядя, как ее юность ускользает сквозь пальцы. Я презирал себя за то, что составил о ней самые дурные предположения. Будто она была избалованным ребенком, который пытался красть деньги ради острых ощущений или из-за собственного скотства. Эди не была избалованным ребенком. Она разбиралась с тяжелобольной матерью и, судя по всему, с шантажом со стороны отца.
Я спешно припарковал машину и набрал номер Эди. Она взяла трубку после третьего звонка, отчего мое чертово сердце чуть не разорвалось в груди. Как иронично, что я пользовался ее слабостью, когда мы только познакомились, а теперь отчаянно хотел, чтобы она опиралась на свою силу, чтобы пережить происходящее.
– Четвертый этаж, я буду возле четыреста двенадцатой палаты, – шепотом проговорила она, будто не хотела никого потревожить.
Путь до нее оказался самым долгим в моей жизни. Меня всюду преследовали бледно-голубые стены и усталые, выражающие поддержку глаза персонала больницы, обрушивая на меня воспоминания, которые я хотел забыть.
«У тебя сломана нога. Стипендия в колледж, скажем так, не состоится, Трент».
«Поздравляем. У вас девочка. Мать в ближайшее время подпишет свидетельство о рождении. Будем надеяться, что она даст ребенку вашу фамилию, а?»
«С ней все хорошо. У нее все в порядке с голосом. Просто она… что ж, в любом случае я знаю одного очень хорошего детского психолога».
Я остановился возле четыреста двенадцатой палаты, прижал ладонь к прохладному дереву и закрыл глаза. Мне уже было плевать на Джордана. Если он окажется там и начнет спрашивать, какого черта Эди позвонила мне, я скажу начистоту. Я три раза тихонько постучал в дверь, а потом развернулся и принялся мерить коридор шагами.
Через десять секунд Эди вышла из палаты. На ней была все та же цветастая майка с надписью «#ЛовецСолнца» и крошечные шорты бордового цвета, из-за которых все парни на пикнике пускали слюни. Вот только она была больше не похожа на Эди. Она выглядела, как кто-то лет на десять ее старше. По иронии, как раз как та, переспав с которой я бы не пребывал в таком ужасе.
– Привет.
Мой голос прозвучал тихо, а сам я не знал, куда деть руки, что делать со своим лицом и вообще с самим собой, поэтому подошел к ней и заключил в неуклюжие объятия, на которые она, слава богу, ответила.
Так мы и стояли, слегка обнимая друг друга у дверей палаты ее матери. Я устремил взгляд на простецкую дверь, а Эди смотрела на банальные картины у меня за спиной, которые, наверное, пожертвовал больнице какой-нибудь богатый ублюдок. У нее были такие хрупкие плечи, и я не сомневался, что и разум ее был хрупок. Время будто ненадолго замерло вместе с нами, пока Эди не отодвинулась от меня, опустив взгляд.
– Как она себя чувствует? – спросил я.
Плохо ли, что на самом деле мне было все равно? Единственный человек, который меня сейчас волновал, это Эди. И я сам был не вполне уверен, как было бы лучше для нее самой: чтобы ее мать выздоровела или нет. Эди сдула прядь волос с лица и бросила взгляд на почти пустой коридор позади нас. Медсестра лениво облокотилась на овальный стол в приемной. Звонили телефоны. Врач что-то писал на маркерной доске.
Эди кого-то ждала. Скорее всего, своего клятого папашу.
– Я не знаю. Ее состояние стабилизировалось, но… – Девушка устало потерла лицо руками и покачала головой. Мне хотелось высосать ее боль и забрать ее себе. – Но она в коме, Трент. Жизненно важные органы функционируют, но она без сознания, – у нее задрожал подбородок, в глазах заблестели слезы. – Я не знаю, что делать. Не знаю, стоит ли говорить ему…
– Ты еще не сказала своему отцу? – спросил я, поддавшись желанию прикоснуться к ней.
Я погладил ее по руке, надеясь успокоить ее своим прикосновением и побудить прижаться ко мне. Она помотала головой и снова бросила взгляд в коридор. Затем всхлипнула.
– Давай поговорим в другом месте. Мне предстоит долгая ночь, и, пожалуй, не помешает подзарядиться.
– Кофе? – спросил я.
– Кокосовой водой, – она почти улыбнулась.
Мы зашли в кафе, расположенное на том же этаже. Я взял ей кокосовую воду, а себе немного кофе. Мы сели возле окна с видом на наш маленький, грешный городок. Эди потягивала свой напиток через трубочку, глядя на него.
– Я сказала отцу, но едва ли мне нужно было это делать. Это он во всем виноват. Пока мы были на пикнике, он приехал домой без предупреждения и решил огорошить ее тем, что хочет развод. Мама… она уже не в первый раз пыталась покончить с собой… В общем, отец. Я отправила ему сообщение. Он до сих пор на него не ответил, но я этого и не жду. Восемь лет назад я одна сидела рядом с ней после ее первой попытки вскрыть себе вены, и уж точно не жду, изменится ли что-то теперь, когда он ее бросил.
Гребаный Ван Дер Зи. Черт возьми, выкидывать подобную хрень было в его манере. Оставить женщину, которая явно была больна, и собственную дочь, которая нуждалась в помощи, разгребать все самим. Я с трудом сглотнул и застучал пальцами по колену.
– Я сожалею.
– Все нормально, – она наморщила нос. – Правда. Я уже даже не испытываю разочарования. По крайней мере, в нем. Но было бы неплохо, если она хотя бы позвонила, прежде чем сделать это. Моя мать неплохой человек. Просто у нее проблемы. Но она все равно нужна мне. Всем нужна мать.
Должно быть, в этот момент мое лицо исказила мучительная боль, потому что Эди прикусила нижнюю губу и прижала ладонь ко лбу.
– Боже, какую глупость я сказала. Прости.
– Не нужно извиняться. Ты права. Всем нужна мама. Даже моей дочери. Может быть, ей в особенности.
Но я сейчас хотел говорить не о Луне. Внезапно меня пронзило желание прикоснуться к Эди, и, сдвинув ладонь со своего бедра на ее колено, я легонько его сжал. Не для того, чтобы соблазнить ее, а чтобы утешить.
– Когда ты сказала, что не знаешь, стоит ли говорить ему… ты имела в виду не Джордана, Эди.
Она осторожно перевернула мою ладонь и переплела наши пальцы. Мы оба смотрели на руки, как на волшебство. Мои крупные, смуглые пальцы обвились вокруг ее крошечных белоснежных пальчиков. Свет за окном мерк, как и мои намерения сохранять наши отношения несерьезными.
Они не были несерьезными.
Никогда не были.
Это была сущая катастрофа, и я должен был положить ей конец, пока она не прикончила меня, но как я мог это сделать, когда мать Эди лежала в коме, а сама она держала меня за руку, будто я был ее другом, ее парнем, ее любовником.
Я поднял взгляд и увидел, что она перестала плакать. Ее лицо исказила ненависть, челюсти были плотно сжаты.
– Тео, – сказала она.
– Тео? – переспросил я.
Мне казалось, что я уже слышал это имя, но не был уверен, где и когда. Очевидно, что была чертова куча всяких Тео. Но какой-то мучительный зуд внутри настойчиво подсказывал мне, что я знал Тео, о котором она говорила. По крайней мере, знал о нем.
– Да. Он мой брат. Он родился, когда мне было шесть лет. Сейчас ему двенадцать. Но… во время родов возникли сложности. Маме дважды стимулировали роды. Пуповина обвилась вокруг его шеи, но к тому времени роды уже начались, и ей не могли сделать кесарево сечение. Он надолго… остался без кислорода.
Она прокашлялась, подняла взгляд и, нахмурившись, погрузилась в воспоминания.
– Я помню, как спрашивала у мамы, почему он так странно выглядит, задолго до того, как стало известно обо всех его проблемах. Отец распсиховался. Он был топ-менеджером в своей суперпрестижной фирме и усердно работал над имиджем. Он не хотел, чтобы произошедшее запятнало его драгоценную карьеру и идеальную семью. Ему предложили открыть филиал в Нидерландах, и он согласился, но главным образом ради того, чтобы спрятать Тео. У него аутизм, эпилепсия и церебральный паралич. Он другой. Совсем не такой, как все, – Эди издала смешок, но взгляд ее стал мягче. Будто разговоры о брате ее успокаивали. – Но еще он умный. И добрый. И невероятно храбрый. Он очень снисходительный и терпимый, и когда я навещаю его, всегда улыбается, будто я лучшее, что есть на свете. Он не жалуется, что мои родители никогда его не навещают. Не плачет, что ему выпала такая судьба, такая жизнь. Поэтому я поддерживаю его. Всегда поддерживаю.
Моя ладонь вспотела в ее руке, но я не хотел ее убирать. Я хотел узнать больше.
– А где Тео сейчас?
– В специализированном интернате в Сан-Диего. Честно говоря, это прекрасное учреждение, но пребывание в нем стоит уйму денег. Отец хотел отослать его подальше, куда-то на Восточное побережье, чтобы вообще не иметь дел с его присутствием. Сотрудники призывают членов семей постоянно навещать воспитанников и участвовать в их жизни, но Джордану это не нравится. Не думаю, что он хотя бы раз навещал его за последние годы. Мама приезжает каждый год на Рождество, чтобы поздороваться и подарить подарок. Но дабы Тео оставался там, мы с отцом договорились, что я буду оплачивать половину ежемесячной оплаты. Иначе он заберет его у меня.
Я презрительно хмыкнул.
book-ads2