— Были бы извилины, а песок начистит их до блеска, — начал снова шутить Горюнов. Пообщавшись с сирийцами, он вроде начал оттаивать. В маленькой квартирке из двух комнат, где пахло, как в казарме, оружейной смазкой, табаком, кофе и одеколоном, Петр ушел на кухню и принялся готовить рыбу, ловко разделав ее десантным ножом. Василий, сонный, встал в очередь в ванную, прислонившись спиной к бетонной стене, где было чуть прохладнее. Над дверью ванной располагалось матовое зеленое стекло, на котором мелькали блики воды. Старенький кондиционер только включили, и он тарахтел, как трактор, поставляя в квартиру пока теплый воздух с привкусом мокрой пыли. Его тут отродясь не чистили, и можно схватить легионеллёз. Но Егоров старался об этом не думать и пресечь поток кровавых картинок, ползущих по сетчатке прикрытых глаз так же, как ползли по стеклу над ванной водяные блики. После душа слегка прояснилось в голове. Можно было почувствовать, что ты человек и что ты живой человек, а не лежишь там вместе с парнями в той воронке, как в братской могиле. И эта мысль «Я жив!» вызвала такой зверский аппетит, что Василий умял целую рыбину, даже не заметив костей. — Котяра, — по-отечески похвалил Горюнов удовлетворенно и выставил на стол бутылку арака. — Я не буду эту анисовую дрянь! — возразил Зоров, деликатно выкладывающий частокол из костей по краю тарелки. — А есть и нашенская, — не растерялся полковник и бухнул непочатую бутылку, выудив ее из-под стола. — Не пей с ним, — посоветовал Мирон. — Его не перепьешь. — Да я и не задавался такой целью. — Василий хлопнул рюмку водки, заел ее салатом из помидоров и огурцов, нарубленных крупно, от души с луком и дольками зеленых мандаринов. К удивлению майора, Горюнов купил целый пакет мандаринов с абсолютно зеленой шкуркой, но, как выяснилось, спелых и поразительно сладких. Уже начинался сезон цитрусовых. Пока сегодня мотались по городам и весям Сирии, Егоров видел много зацветших деревьев, покрытых фиолетовыми, розовыми и белыми цветами, мясистыми и наполнявшими воздух дурманящим ароматом. — Я на боковую, — с трудом произнес он. Глаза слипались. Вася добрел до спальника, расстеленного на полу, плюхнулся на него, повернулся к стене и тут же засопел. — Младенец! — сказал о нем Петр. — Выпить не с кем. — Он закупорил бутылку и спрятал ее в холодильник. — Любишь ты кого-нибудь напоить, а потом сидеть напротив и в глаза заглядывать. Что за удовольствие? — с затаенной обидой выдал Мирон. — Сам ведь как слон толстокожий. Все правила нарушаешь, плевать тебе на конспирацию, законы контрразведки. Живешь как нелегал до сих пор. Все соседи знают, что ты сюда русских водишь. Донесет кто-нибудь боевикам. Накроют тебя здесь… — Пошли спать, утонченная натура. Зоров занял плацдарм на диване, Горюнов, черный от загара, морской звездочкой раскинулся на большой кровати в спальне на белой простыне на правах хозяина. К звукам кондиционера присоединилось акапелльное похрапывание. * * * Через два дня после приезда Егорова в Сирию турки прекратили боевые действия. А уже двадцать второго октября был заключен меморандум между Россией и Турцией о совместном русско-турецком патрулировании буферной зоны, отведении курдов из нее, но уже под контролем России и с гарантией безопасности. А тем временем сирийцы все больше восстанавливают контроль над собственной территорией. Только еще остаются американские базы на нефтяных месторождениях, где американцы приросли, как навозные жуки, и тянут ресурсы из чужих недр. Все в русле старых и недобрых ковбойских фильмов, пропагандирующих силу и наглость. В отместку за неудачу в реализации сепаратных договоренностей Штаты в эти же октябрьские дни признали геноцид армянского народа турками, чего не делали десятилетиями. Нажали на очередную больную мозоль Турции. Октябрь 2019 года. Москва У Егорова перед глазами еще стоял пляж Сахра абъяд с белыми слоистыми скалами, расположенными по берегу и торчащими прямо из бирюзового моря, как куски слоеного торта. Там под ногами хрустела галька вперемешку с ракушками и клешнями крабов. Попадались и опустевшие панцири морских черепах, словно им надоела война, они сняли камуфлированные доспехи и голышом ушли купаться. Но больше всего на берегу валялось мусора. Когда-то красивое, место отдыха опустело и заросло банками из-под газировки, пакетами и еще бог знает чем. Да и сама Латакия зарастала мусором. Горюнов, когда выехали со двора и проехали чуть вперед по улице к морю, и сам выбросил на пустыре пакет с мусором. Искупавшись в бодрящей прохладной воде, они вернулись на базу, куда уже в самом деле прилетели эксперты из Москвы… Но теперь за окном стояла сырая московская затянувшаяся осень, не пускавшая в город снег. И сирийскими мандаринами, и жареным средиземноморским сибасом не пахло. Так же, наверное, сейчас в окно смотрела и Акчан, думая о Саларе. Вчера Егоров съездил к ней с этим тяжелым известием. Фотографию, которую он захватил с собой, ему, к счастью, доставать не пришлось. Она поверила. Сидела с каменным лицом, и вряд ли ее тронули слова, переведенные оперативником, приставленным к ней, что Салара наградят, а дети их ни в чем не будут нуждаться. Дядя Карван завыл в голос и стал рвать на себе волосы, узнав о гибели племянника. И только дети, кажется, ничего толком не поняли… Ноябрь 2019 года. Москва Егоров дремал у телевизора, а присмиревшего Валерку усадили за уроки. В вазе на столе лежали мандарины, уже спелые сирийские, привезенные Горюновым из очередной командировки в Сирию. Вот ведь не поленился, захватил и для Василия целую коробку и сам завез. Как только адрес узнал? Ручки Вике целовал, обаял ее совершенно. Вася его еле вытолкал. Валерка только что бегал по квартире, нацепив отцовскую медаль на футболку, и пластиковыми оранжевыми пулями расстреливал из коридора тапок отца, повисший у того на кончиках пальцев. Один меткий выстрел сорвал тапок, мягко шлепнувшийся в экран телевизора. Тогда Егоров восстал из кресла, и тапок шлепнулся уже не мягко по Валеркиной заднице. — Сам же его учишь стрелять, — вступилась Вика за насупившегося сына и усадила его за уроки, а медаль отобрала и велела Васе спрятать в оружейный шкаф. Егоров покладисто выполнил ценные указания, подумав, что он, как Горюнов, с ног до головы не обвешан наградами, упомянутыми Ермиловым, и ему его солдатская медаль дороже множества других, которых у него, впрочем, еще и нет. Он дремал, когда раздался неожиданный звонок от шефа. Вика, встревоженная, высунулась с кухни, откуда аппетитно пахло варившимся холодцом. Виктория не любила ночные звонки по работе. — Сидишь? — спросил Ермилов. — Сижу, — согласился Василий, удивившись в первую секунду прозорливости шефа. Затем, стряхнув сонливость, сообразил, к чему такие вопросы. — А что случилось? — Новости смотрел? Вася хлопал пушистыми ресницами в телевизор и пытался вспомнить, в какой момент он смотрел новости, а в какой уже видел сновиденья. — Ле Мезюрье хлопнули в Стамбуле. Погляди в интернете. Завтра поговорим, — Ермилов дал отбой. — Что там? — Вику обрадовало уже то, что благоверный все еще сидит в кресле с задумчивым видом, значит, «пожара» нет, иначе бы его уже ветром сдуло с насиженного места. — Где? — переспросил Василий. — А хрящики есть будешь? — задала она проверочно-контрольный вопрос. — Угу, — тут же отозвался Егоров. — А где моя большая ложка? — предварила его вопрос Виктория и засмеялась. Когда она вышла, Вася отобрал ноутбук у сына, вместо уроков игравшего в стрелялку, и вернулся в кресло. Выхватил обрывки новостийных лент о смерти одного из основателей «Белых касок»: «С переломами ног и черепа… Причина смерти неизвестна… В 04.30 тело обнаружено рядом с офисом Фонда спасения…» Из других информационных источников: тело нашли в 05.30 в саду его дома с указанием тех же повреждений. И тут же обвинили Россию в причастности к убийству. «Куда же без нас?» — подумал Василий. …На следующий день первым делом заглянул к шефу. Тот поливал свои плантации алоэ на подоконнике. — Заходи, заходи, кто там скребется? — позвал Ермилов, не видя пришедшего, остановившегося в широком простенке между первой и второй дверью. — А, Василий! Присаживайся. А ты знаешь какое у меня предположение? Помнишь нашего Зераха Яглома? Ну этого горе-эксперта. Его Зам попросил привезти запись женевской беседы, наверное, для отчета перед Доктором. Но перед тем как это сделать, Яглом нанес визит в офис Фонда спасения. Цели его нам неясны. Как докладывает наш агент из «Белых касок», вроде искали двурушника в их рядах, но вряд ли подозревали самого Ле Мезюрье. Теперь наш агент сообщает, что ходили слухи, дескать, Ле Мезюрье взялся писать мемуары, и были желающие это поползновение пресечь. Чушь конечно! Он все-таки сотрудник MI6, хоть его и называют его бывшим. Уж он-то понимает, что можно писать, а чего нельзя. — Допустим. Мемуары, проверки… А почему к нему отправили Яглома, какое он отношение имеет к английской разведке? — Наш пострел везде поспел, — усмехнулся Ермилов. — Но это я все к чему… Сам посуди. Яглом прибывает в Стамбул с записью о сепаратных переговорах спецслужб Турции и США при участии Израиля. Заезжает к Ле Мезюрье, которого, скажем, подозревают в связи с российскими спецслужбами или в написании каких-то мемуаров. На следующий день Яглом погибает в автокатастрофе, флешка исчезает-сгорает, в общем, нет ее. И все бы ничего, но через время, когда в октябре начинается операция «Источник мира», прекращенная довольно резко, в результате которой мы заняли американские базы, становится ясно, во всяком случае туркам, а через них и американским спецслужбам, что флешка попала к нам в руки. Вывод? Кто последний видел перед гибелью Яглома? — С какой целью Ле Мезюрье мог писать мемуары? — выводы шефа были понятны Егорову. — Вы же понимаете, что такие люди просто так ничего не пишут, без санкции руководства спецслужбы или, более того, с подачи этого самого руководства. Об участии сотрудников «Белых касок» в боевых действиях вместе с игиловцами общеизвестно. Существовала и связь белокасочников с турецкими спецслужбами. Что, если Ле Мезюрье решил в своих «мемуарах» слить информацию о действиях турок по заданию MI6? И получил от турок. — Если бы он собирался подложить туркам свинку, то чего бы он сидел в Стамбуле прямо-таки на пороховой бочке? Только если он продался турецким спецслужбам и прятался у них под боком, планируя вломить собственную спецслужбу в мемуарах. Но как ты хочешь, со смертью Яглома это каким-то образом связано! Одно хорошо, как передает агент из «Белых касок», наши действия по предотвращению бойни среди курдов и перехват американских баз косвенно отвлекли внимание от поиска крота внутри «Белых касок». На время, конечно. — Ну а что Доктор? — Это риторический вопрос. Как человек неглупый, он вовремя скинул все переговоры на стрелочника в лице Зама. — И что же, ЦРУ так легко простит ему такую индифферентность в данном вопросе? — засомневался Егоров. — Оно все ему простит. Если наши предположения верны и он их агент, то на таком уровне совсем другие счеты с агентами. Потерять его можно в секунду, а добыть такого человека — это годы работы и тонны баксов. Нет, они его и простят, и еще вылизывать будут, оберегая от разборок внутри Турции после неудачи на севере Сирии. Что это у тебя такой мечтательный вид? — Вот, думаю, не позвонить ли вашей Меркуловой, вдруг она еще чего-нибудь выловит из своих многочисленных интервью? — Она не моя. Но ты не особо усердствуй, — скрывая улыбку, посоветовал Ермилов. — Медаль получил, на этот год исчерпал лимит поощрений. Даже если самую главную буржуинскую тайну раскроешь, наши кадры не расщедрятся ни на орден, ни на внеочередное звание. «Вот и закончился звездопад», — усмехнулся Егоров. * * *