Полковник тут же развернул машину. Зоров и Василий смотрели на него, прожигая затылок незаданными вопросами. — Док приехал сразу после нашего отъезда и пока возился с теми трупами около ангара, сапер нашел еще одного, между двух габионов[26] чуть прикопанного. Сапер думал, что там «лягушку»[27] поставили, ан нет. То, что откопали, уже не прыгает. Труп, как сообщил док, со следами пыток. Все в машине подумали об одном — не Салар ли это? — Что он, собственно, нам сообщил такого ценного, чтобы за это убивать? То, что Доктор придет и всех усмирит, или как там? — Зоров вытащил из-под ног бутылку с минеральной водой и протянул Егорову. — Почему ты решил, что это он? — раздраженно спросил Горюнов. — Хотя, конечно, все может быть. Они не успели далеко уехать от Аль-Кулаиба и вернулись за полчаса. Труп до их приезда доктор оставил в могиле, велев бойцам накрыть его от солнца куском брезента, подцепив за края двух габионов. Первым под брезент зашел Горюнов, а выйдя, сплюнул и достал сигареты. — Можно не посылать за образцами ДНК. Это он. — Кто «он»? — встрял любопытный доктор. Крепкий, лысоватый мужичок в камуфляже и перчатках на руках. Егорову показалось, что это тот самый, что оперировал его после ранения весной. Но сейчас его больше занимал труп. Он нырнул под брезентовый навес и в полутени рассматривал нечто, слившееся по цвету с серо-коричневой землей. — Что у него с лицом? — спросил Егоров. — Почему оно как будто коркой покрыто? Доктор попросил закурить у полковника. И только закурив, сказал: — Он был окровавленный, и кровь еще не высохла, когда его прикопали, вот земля и налипла. Хотя здешний грунт — это скорее каменистый песок. Я думаю, хотя, конечно, это покажет вскрытие, что похоронили его еще живым… — Вася, сфотографируй, — попросил Горюнов. Его голубые глаза глядели устало и грустно. Курить он стал еще чаще. Зоров и вовсе не пошел смотреть на останки Салара. Он сел на невысокий бетонный куб и стучал пятками ботинок по бетону, подкидывая в руке камешек. Однако он не просто так загорал, пока Василий, скрутив все в себе в жгут — и внутренности, и нервы, чтобы не случился конфуз, залез под брезент. Сфотографировал со вспышкой, а затем попросил брезент убрать, хотя от солнца фотографии, скорее всего, получатся словно засвеченными. — Я вот что думаю, — Зоров пригладил свои и без того идеально уложенные волосы. — Если тут в модулях работают кондиционеры, электричество есть… Сами кондиционеры не утащили, а видеокамеры? — Мне не попадались, — Горюнов завертел головой, а потом двинулся к уцелевшим ангарам и модулям, разглядывая точки, в которые из его опыта стоило бы воткнуть камеры. Он нашел несколько опустевших гнезд из-под камер с пучками проводов, оставшихся после того, как камеры с мясом вырвали. Полковник исчез из поля зрения Егорова. Вася взял бутылку воды у Зорова и жадно отпил больше половины, борясь с очередным приступом тошноты. — Василь! — крикнул откуда-то издалека Горюнов. Егоров пошел на голос. Солнце уже крепко напекло макушку и загривок. Одурительный калейдоскоп из мертвых тел и впечатлений слегка выбил его из колеи. Но, увидев, куда указывает Горюнов, почувствовал, что усталость как рукой сняло. Под самой крышей в тени поблескивала камера. Оглянувшись, Василий прикинул ее обзор, попадавший примерно на тот участок, где лежали расстрелянные курды. — Как будем снимать? — Вот и я о том же. Поэтому они ее и не забрали, — Горюнов задрал голову и рассматривал пятиметровую стену. — Однако обстреляли. Приглядись, видишь сколы на бетоне? Вопрос, обстреляли до или после произошедшего здесь? В таких обычно есть карта памяти. Может, соорудить пирамиду? Зорова вниз поставим для устойчивости. Он монументальный! — Лучше что-нибудь понадежнее. У саперов есть наверняка. — Мыслишь в правильном направлении, — Горюнов свистнул, как мальчишка-хулиган, командиру саперов. — Серега! У тебя есть алюминиевая лестница? Наверх послали самого молодого сапера, как самого легкого, заставив его снять бронекостюм ОВР[28], затем и охлаждающий жилет. Только в таком можно работать по сирийской жаре. — Она разбита, товарищ полковник! — крикнул он сверху. — Пуля вот сплющенная, — он скинул ее в пыль под ноги Егорова, придерживающего лестницу вместе с командиром саперов. Поковырявшись узкогубцами в отверстии, где была закреплена камера, сапер ее извлек, осмотрел и сообщил: — Вам повезло. Здесь есть небольшая карта памяти, и она цела. Так-то трансляция шла на пост дежурного или кто у них здесь этим заведовал. Вы держите там, полковники, а то я загремлю сейчас и кости переломаю. — Держим, держим, — пропыхтел Василий, так как лестница норовила соскользнуть по песку и камням, как на шарикоподшипнике. — Ну? — Горюнов забрал камеру и понес в свою машину. Зоров и Василий устремились следом. Чемоданчик с ноутбуком и кардридером был у Зорова. Он занялся картой памяти. Распахнув двери, Петр сел на порожек с водительской стороны, покуривая и ожидая, когда Мирон разберется. Вася считал следы от пуль по бортам машины и качал головой. — Есть! — воскликнул Зоров. — Идите сюда. Гляньте-ка, камера запечатлела даже тот момент, когда ее расстреливали. Я всего на десять минут назад отмотал. — Давай хоть на час, — предложил Горюнов, упершись руками в чуть согнутые колени, как запыхавшийся футболист. Установленный на заднем сиденье ноутбук в тени не так перегревался, и в тени хоть что-то можно было разглядеть на экране. Вася, сунув руки в карманы, стоял чуть позади, гадая, что они сейчас увидят. Зоров поманил его рукой. Вася, обняв за спины Мирона и Горюнова, склонился над ними, выглядывая поверх их голов. — Шайтан! — только и сказал полковник. — Они расстреляли и тех троих. Наверное, посчитали, что все курды заодно с Саларом, — сказал Зоров. — А вот и его выносят, — осипшим голосом прокомментировал Василий. — Волокут, — холодно уточнил полковник. И снова выругался, теперь уже по-арабски. Отошел в сторону. — Непонятно, на чем он прокололся? Наверное, все же всплыла история с погибшими курдами от одного меткого стрелка, — он взглянул на Егорова. — Или его застукали, когда он последний раз выходил с нашим человеком на контакт и передал информацию о начале операции. — А он передал, — понимающе покивал Петр. — Как считаешь, он перед смертью все им рассказал? — Это в самом деле волновало Егорова. Горюнов долго молчал, а потом все же ответил: — Этот Салар не вызывал у меня симпатии. Однако, когда мы с тобой с ним разговаривали второй раз… Не знаю. С учетом, что у нас его жена и дядя, думаю, он принял страшную и героическую смерть. Будем говорить о фактах — и это хорошо видно на записи — с ним поквитались не курды. Остальных убили как свидетелей, с одной стороны, и как возможных пособников шпиона — с другой. — Когда они его тащили, заметны конвульсии, — некстати выдал Мирон, продолжавший смотреть на экран. — Братцы, вы еще здесь? — подошел к ним доктор. Зоров захлопнул ноутбук. — Я там еще кое-что нашел. Перед тем как тех ребят разбомбили, их пристрелили. — Да мы уже в курсе, — Горюнов протянул руку доктору, потряс ее и попросил вкрадчиво: — Ты уж дождись вертушку. Они трупы заберут. — А упаковывать их кто будет? — у доктора вытянулось лицо. — Ты, дорогой, — Петр ободряюще похлопал его по плечу. — Вон, может, саперы пособят, а нам ехать надо. У нас еще дел невпроворот. И на базе их надо в холодильник положить до приезда экспертов из Москвы. А то им смотреть нечего будет. — Эй-эй! — замахал руками доктор, но понявшие, что надо сматываться, Зоров и Вася уже уселись в джип, а Горюнов, помахав ручкой, быстренько обогнул машину и плюхнулся за руль. — Заскочим все же в Манбидж, чтобы Васе потом специально не мотаться, — Зоров обхватил подголовник пассажирского кресла и выглядел расстроенным. Горюнов хмурился и ничего не отвечал. Через час дороги он врубил арабскую музыку на полную катушку. Василий хотел было попросить урезать звук, но Мирон тронул его за руку и покачал головой. Тогда Егоров в расстроенных чувствах взялся за консервы. А через пятнадцать минут жутких завываний из магнитолы Горюнов успокоился и, прижавшись к обочине, попросил ему тоже «консервину» открыть. Василий успел подремать после перекуса, когда его растолкал Зоров. Впереди по курсу джипа торчали вышки связи на подъезде к базе американцев рядом с Манбиджем. Затем потянулся забор с колючкой, бетонные блоки. Все серо-бежевое, в том числе и габионы, окружающие вышку наблюдателя и почти все постройки. Спешно американцы бежали. Оружие, компьютеры, средства связи побросали. Егоров заглянул и в их госпиталь, где валялись на полу несколько пластиковых мешков с донорской кровью рядом с деревянными столами, вызывающими отчего-то ассоциации с моргом. Наверное, из-за того, что день не задался с самого утра. Во дворе стояли пустые картонные коробки, а некоторые даже нераспакованные, с присланными из Штатов запасами консервов. Василий фотографировал все. И кучи пепла с блестевшими в золе компьютерными платами, и госпиталь, и оставленные надписи по-русски… Эту базу американцы использовали для координации работы коалиции. Вася подобрал с земли несколько черных мишеней с разной величины силуэтами на одной и той же картонке, рассчитанных на тренировку по стрельбе с разных расстояний, в том числе и для работы снайпера. — Твоя тема? — подкрался бесшумно Горюнов и заглянул через плечо. — Поехали. К ночи только будем в Латакии. Туда пилить еще почти шесть часов. Егоров не сразу понял, что Латакию Петр упомянул не случайно. Они добрались до этого приморского городка рядом с базой Хмеймим уже в темноте. Скудно освещенный город с оживлением на центральной улице, с небольшими магазинчиками семейного бизнеса без витрин и даже без стен по фасаду вообще, словно обычные склады — с мешками фруктов, стоящими частично внутри, частично на тротуаре. Но попадались и торговые центры побогаче. Кафешки и рестораны, палатки со специями и шаурмичные около которых на пластиковых стульях сидели местные, попыхивая сигаретками и коротая еще жаркие вечера. — У него тут нора, — шепнул Зоров и кивнул на спину Горюнова. — В каком смысле? — Я все слышу, — подал голос полковник, сворачивая с центральной улицы. — Своего рода конспиративная квартира, но только для него одного. Он здесь с агентами встречается, со своими дружками из Ирака, — посмеиваясь, уже в полный голос рассказывал Зоров. — На базу их не протащишь. И алкоголь там не приветствуется. — Вот так и спалил меня, — вздохнул Горюнов. — Чего мы будем куковать в модуле, как три кукушки, не уместившиеся в одних часах? Переночуем, искупаемся и поедем в Хмеймим. Может, уже эксперты из Москвы прилетят. Хотя нового мы ничего не узнаем. Разве что спецы поработают с видеозаписью, чтобы морды этих упырей увеличить. Квартира в Латакии оказалась в замызганной пятиэтажке, на четвертом этаже. Во дворе сидели соседи, шумно приветствовавшие по-арабски Горюнова, которого называли Кабиром. Он пожал им руки, передав Егорову пакеты с продуктами, которые они купили по дороге в маленьком магазинчике. — Чего они хохочут? — негромко поинтересовался у Зорова Василий. — Говорят, что он гостеприимный хозяин. Меня они знают, — Мирон тоже заговорил по-арабски, и раздался новый взрыв хохота. Один из сирийцев метнулся в подъезд и вынес в тазу штук шесть рыбин, кажется, сибаса. Таз перекочевал в руки Мирона. Он брезгливо морщился, глядя на вяло толкавшихся лбами друг о друга рыбин, но вежливо улыбался. Кабир дал денег рыбаку. Как успел заметить Егоров, с десяток зеленых тысячных купюр сирийских фунтов. Юноша обрадовался. — Это примерно тысяча триста на наши деньги, — пояснил Мирон. — Пошли, я хоть душ приму. А то ощущение, что песок забрался даже в мозг и шуршит между извилинами.