— Леня, вот оно! Конгресс! Понимаешь? Говоров посмотрел на товарища заинтересованным и нежным взглядом врача-психиатра. — Да вот же! — Василий хлопнул тыльной стороной ладони по стенограмме. — Теперь посчитаем! — По-моему, пора нам на боковую. У тебя мозги расплавились, — посочувствовал Леня, машинально потянувшись под стол, где обычно лежали зимние ботинки. Вспомнил, что лето на дворе. — Мой процессор тоже перегрелся. Вася с отрешенным видом загибал пальцы, повторяя как заговоренный: — Две недели назад, две недели назад… Три плюс четырнадцать — это выходит семнадцать. — Удивительное умозаключение, — согласился Вася, на всякий случай отодвинувшись от крепкого Егорова. Если у того в самом деле с головой проблемы, он разнесет половину дома два. — Они встречались 17 мая! — торжественно заключил Василий. — А Зерах Яглом разбился в Стамбуле 22 мая. Все сходится! — Вася, а кто такой Захар?.. Или как там его? — вкрадчиво поинтересовался Леонид. — Хватит смотреть на меня как на психа! Я разве тебе не говорил про Зераха? — Егоров быстро посвятил напарника в дело, уже успокоившись, сухо и сдержанно. — Пошли к Ермилову докладывать. Июнь 2019 года. Женева Работающему на должности офицера безопасности посольства России сотруднику управления внешней контрразведки СВР Семену Москалькову прошвырнуться в Женеву — все развлечение. Официально обставили выезд Семена как короткий отпуск — несколько отгулов. Если бы не висящие на хвосте швейцарские контрразведчики… Почти год назад местная пресса написала в утвердительном тоне, что каждый четвертый российский дипломат — шпион. Это началось после фиктивного отравления предателя в Лондоне. Подозреваемые в псевдоликвидации посещали пару раз Швейцарию, из чего тут сделали далеко идущие выводы обо всех дипломатах. Затем статьей разразилась местная «Тагес-Анцайгер», ссылавшаяся только на анонимные источники, за которыми наверняка скрывался господин Мюнхгаузен. Они утверждали, что россияне, задержанные в Голландии и депортированные оттуда на родину, планировали следить за лабораторией в Шпице. Эти же задержанные и депортированные пытались взломать антидопинговое агентство в Лозанне. Ну и наконец, журналисты договорились до того, что готовится атака на ту же лабораторию радиологического и химико-бактериологического анализа в Шпице. Посла таскали в МИД Швейцарии, а за сотрудниками посольства и Генконсульства в Женеве контрразведка организовала тотальную слежку. Москальков собирался встретиться с агентом, что противопоказано делать в присутствии соглядатаев. В данном случае бессмысленно было посылать сотрудника глубокого прикрытия, никогда не светившегося перед спецслужбами и выходившего на контакт со швейцарским агентом после определенных многочасовых отвлекающих маневров «засвеченных» разведчиков, которых местная разведка и без того подозревает. Теперь следили за всеми, наверное, и за детьми посольских сотрудников, и за домашними животными. А вдруг с волнистым попугайчиком кто-то переправит шифровку? В такой обстановке рисковать разведчиком глубокого прикрытия нецелесообразно. Поэтому резидент поручил дело опытному Москалькову. И агента вербовал Семен сам, еще когда швейцарцы, не натравленные MI6 и ЦРУ, расслабленно попивали кофе с шоколадом в своих кофейнях. В стране — центре политических и шпионских интриг, где сосредоточение штаб-квартир различных организаций. Агент работал портье в одном из старейших отелей Женевы, куда и заселился Москальков. Чего проще и безопаснее — передать записку вместе с документами при заселении? Единственный минус отеля — цена. Но каждый раз, отчитываясь перед руководством, Семен разводил руками и говорил: «Ну что поделаешь, если наш человек там работает. Как иначе с ним контактировать? Самый удобный способ — заселиться». Четырехэтажная пятизвездная гостиница походила на старинный бастион с маленькими окнами-амбразурами и уютным входом, напоминающим монастырскую лавку с двумя полукруглыми окнами-витринами, занавешенными до половины белыми полупрозрачными шторками, расположенными справа и слева от двери, находящейся в углублении. В номерах каменные стены, кое-где нарочито оставленные неоштукатуренными, тяжелые балки на потолке из старинной древесины. Все лаконично и стильно. Правда, Москальков больше любил приезжать сюда зимой, в рождественские праздники, когда снег и голубые вечера, подсвеченные разноцветными фонариками. В альпийском чистейшем воздухе звуки кажутся хрустальными, музыка, звучащая на ярмарке, разносится повсюду. И когда не видно дорогих иномарок и попадаешь в старинные кварталы Женевы, кажется, что тебя отбросило в средние века и навстречу пройдет какой-нибудь мастер, изготавливавший шоколад или часы уже тогда… Теперь Семену оставалось только ждать. Причем ожидание может затянуться, что позволяло Москалькову погулять по Женеве, наплевав на хвост. Пусть ходят, они зарплату во франках получают. Но он надеялся на старину Жюля. Жюль Февре выглядел абсолютно бесстрастным, с сухощавым желтоватым лицом, с дежурной улыбкой на бескровных бледных губах, в темно-зеленой жилетке поверх белоснежной рубашки. Портье с многолетним стажем, он поддерживал марку отеля даже своим чопорным видом, стоя за квадратной небольшой стойкой ресепшена, отделанной белым мрамором. А по совместительству сообщал немало информации. Наблюдательный от природы, имевший в знакомых чуть не пол-Швейцарии, он, может, не обладал доступом к военным секретам, хотя знавал многих офицеров, выпивавших в ресторане отеля и ночевавших тут нередко. Все, что касалось гостей отелей, особенно женевских, — Жюль бывал незаменим. В данном случае речь шла именно об отелях Женевы. Погуляв до вечера, посидев в ресторане отеля, часть столиков которого под оранжевыми зонтиками выставляли на раскаленную за день мощенную камнем узкую улицу, Москальков проторчал до позднего вечера на улице, попивая кофе, глядя на гуляющих людей, пытаясь вычислить, кто за ним приставлен. Возвращаясь в номер, проходя мимо ресепшена, он не увидел Февре на посту, вместо него стояла немолодая дама, блондинка с кудряшками, напоминающая немецкую фрау, как изображение с иллюстраций немецких сказок. Семен открыл настежь окно с видом на соседний дом с черепичной крышей и прислушался к негромким звукам, доносящимся с улицы, — голосам, звонку велосипеда, отдаленной музыке, вроде бы джазу. В Женеве не принято шуметь, хотя ночных развлечений тут хватает. Постоял у окна и сжевал пару шоколадок, положенных гостеприимными хозяевами гостиницы в качестве приветствия гостю. Жена утверждала, что Москальков уж чересчур увлекся местными шоколадками, кофе, какао, горячим шоколадом… Он отвергал эти гнусные инсинуации и утверждал, что это необходимо для усиленной работы мозга. Вздохнув и отказавшись еще от одной шоколадки на сон грядущий, Семен лег спать. Едва коснулся головой невесомой, как облако, подушки в дверь постучали и подсунули записку на бланке отеля, написанную почерком Февре, хорошо знакомым Семену. «Спустись с небес на землю», — гласило послание. В этом весь Жюль. При постной физиономии он саркастического склада ума. Семен влез в брюки и рубашку и прошелся по коридору до лестницы. В этом здании семнадцатого века, не так давно отремонтированном, лифт все же установили. Убедившись, что ни на лестнице, ни в коридоре никого нет, Москальков спустился в подвальное помещение. Прошел знакомой дорогой по чистенькому, но темноватому коридору почти до конца, мимо нескольких дверей, в одну из них постучал и зашел. Кафельный пол и металлические кухонные стеллажи блестели чистотой. Между стеллажами сидел на табуретке Жюль и ел пасту, громко и смачно всасывая макаронины. — Садитесь, мой друг. Есть для вас кое-что. Вы везунчик. Хотите? — он показал глазами на серебряный клош, закрывающий блюдо на столе. — Тут только и можно поужинать спокойно. Вино есть. Fendant. — Белое? Красные у вас, не в обиду будет сказано… — Да, дрянь! Кислятина, — Жюль дотянулся до стеллажа, откуда взял два бокала и налил вина щедро в оба. Под клошем оказались мелкие поджаренные окуни с жареной картошкой и соусом, блюдо Жюль явно припас для гостя. Отказываться Москальков не стал, пахло заманчиво, тем более он знал, что местные готовят окуня, старательно вытягивая пинцетом все кости, и от еды получаешь одно удовольствие, а не кости в язык и десны. — Когда вы написали мне сегодня записку, я сразу подумал о старине Жане-Филиппе. Только он у нас самый старый официант и разговаривает на диалекте. Он работает в «Президенте Вилсоне» — это один из наиболее дорогих отелей. Там есть и королевский пентхаус, в котором даже президенты останавливаются. Но и стоит пентхаус по семьдесят тысяч евро за ночь. Семнадцатого мая Жан-Филиппе работал, он проверил по своему журналу дежурств. А потом припомнил тех важных господ. Американцы остановились, конечно, не в пентхаусе, но тоже тысяч по шесть за ночь. Пробыли они двое суток. — Погодите, а старик когда их видел, когда те заселялись? — Нет, он принес им в номер сок и кофе. Кто-то из них решил сразу расплатиться наличными, и Жан-Филиппе согласился. Не американцы конечно. Тем просто на счет расходы записывали. Жан-Филиппе получил хорошие чаевые. Все чин по чину. — Там были только американцы? — Нет, с ними за столом сидели еще трое. Он описал их внешность, я тут записал, — Жюль протянул Москалькову листок бумаги, а взамен получил конверт с деньгами. Они выпили еще вина, чокнувшись бокалами, довольные друг другом. — Да, кстати. У Жана-Филиппе зять работает в аэропорту. И в тот день прилетел частный самолет из Штатов. Зять утверждал, что самолет принадлежит ЦРУ. Хотя на нем нет, конечно, никаких специальных опознавательных знаков. Частный самолет из Америки. Он еще пошутил, что это американцы прилетели либо за деньгами в наши банки, либо указания нашему правительству давать. — А те трое других, они не в отель Жана-Филиппе заселились? — О если бы ему принадлежал отель! — засмеялся Жюль. — Нет, они пришли и ушли. К их разговорам он не прислушивался. Он знает только французский, да и при нем они перекинулись лишь парой слов. — Что, в этом отеле часто такие важные иностранцы останавливаются? — Чиновники разных государств, как правило, именно там и останавливаются. В отеле повышенная система безопасности, особенно, конечно, в пентхаузе. — Это заметно, — хмыкнул Семен. — Они-то следят за безопасностью, но только есть общительный Жан-Филиппе. И слава богу! Утром, едва рассвело, Москальков сел в машину с посольскими номерами и отправился обратно в Берн, чтобы переслать в Центр новые сведения и описание внешности пяти вершителей мировой политики, решающих вопросы войны и мира. В ответ Центр намекнул, что если бы сложились благоприятные условия и удалось бы добыть запись с видеокамер аэропорта, где видно самолет ЦРУ и его пассажиров, то резидентура в Швейцарии оказала бы неоценимую услугу своему Отечеству. А предоставивший такую запись получит щедрое вознаграждение. Озадаченный Москальков сомневался, что в принципе реально провернуть такую операцию по изъятию видеозаписи в чопорной и законопослушной Швейцарии. Но и он, и резидент понимали, что идея вызрела в Центре не на пустом месте, а в связи с упомянутым зятем Жана-Филиппе, работающим в Женевском аэропорту. — Что же, мне снова ехать в короткий отпуск? И в ту же самую гостиницу? Не наведет это наших швейцарских друзей на определенный ход мыслей? — спросил Москальков у резидента. — Вопрос правильный, но не своевременный. Раз просят, значит, надо попробовать. Жаль, ты не можешь связаться с Жюлем из Берна. А то, что в одной и той же гостинице… Но ты и раньше останавливался, а до сих пор за сотрудников отеля никто не взялся, — резидент призадумался. — Однако поступим иначе. Попросим посла усилить консульский отдел в Женеве. — Но тогда я должен остановиться в консульстве. В служебной квартире. Кто будет в своем уме оплачивать рядовому сотруднику пятизвездный отель? Резидент крякнул от наглости зама. Он каждый раз напоминал Москалькову, что тот мог завербовать человека в гостинице подешевле. Шутил не без задней мысли, ведь расходы в Швейцарии на работу резидентуры и так одни из самых дорогих, в силу того что страна недешевая. — Поселишься в служебной квартире, а сходишь несколько раз столоваться, так уж и быть, в тот отель, — вздохнул резидент, оценивая предстоящие траты. — Только не слишком усердствуй. Садись-ка лучше на диету. Вот уж правда «неоценимая услуга Отечеству». Родину спасай, но про бухгалтерию не забывай. — Се ля ви, — вздохнул Москальков. * * * Две недели он добросовестно отработал в консульском отделе. И ожидал ответа от Жюля, лишний раз стараясь не мелькать около отеля. У них была договоренность, что в случае невозможности заселиться в отель Москальков обозначит свое присутствие для Жюля, проходя в ресторан через лобби отеля, хотя в ресторан можно попасть и с улицы. Невинно и без затей. Увидев своего куратора, Жюль через некоторое время заходил на кухню ресторана, куда приносили кожаные папки со счетами и деньгами от клиентов, а чаще с кредитными картами. Обычно старые отели в Европе это семейный бизнес. Официантом в ресторанчике при гостинице работал внук Жюля. Дед нередко заглядывал на кухню перекусить и просто потрепаться с шеф-поваром, когда заканчивал работу. Из папки для денег можно было легко и незаметно взять из кармашка для кредиток послание, выглядевшее как старый чек этого же отеля, забытый в кармашке официантом. В следующий раз, наведавшись в отель, Москальков не прошел через вестибюль, а просто окинул его взглядом, словно договорился здесь о встрече, но, не увидев того, кого искал, направился в ресторан, обогнув здание гостиницы. За столиком он почитал сегодняшнюю цюрихскую газету на немецком, выпил кофе с пирожком со свиным паштетом, памятуя об избыточных расходах и жалея нервы резидента, но в то же время уважая женевскую выпечку. Положив кредитную карточку в папку, Москальков дождался, чтобы папку с кредиткой и чеком вернули ему обратно. И он забрал чек, только не свой, из кармашка вместе с кредиткой. Расшифровал он послание, уже вернувшись в Генконсульство, и приуныл. Жюль писал, что куратор хочет его подставить, раз предлагает такое. Но в итоге пообещал порешать вопрос за дополнительные финансовые вливания. И выкатил такую сумму, которую Москальков долго еще переживал как личную трагедию. Через день Москальков снова заглянул в отель нарочно не в дежурство Жюля. На ресепшене он напомнил девушке, что останавливался в их отеле пару недель назад, когда приезжал сюда в отпуск. Она его, разумеется, помнила. Он ведь нередко здесь гостил. Москальков попросил сообщить ему, если кто-нибудь пришлет по почте письмо на его имя, дескать, он сообщал друзьям этот адрес, так как думал, что отпуск продлится дольше, но, увы, вызвали на работу. Он оставил рабочий номер Генконсульства, понимая, что звонить никто не будет. Зато записку с его номером телефона и именем положат на виду на ресепшене. И это станет сигналом для Жюля, что сумма одобрена и ее заплатят в срок.