— А на заднем фоне все-таки что-то есть. Как будто что-то произнесено или эхо вроде. Вот здесь, послушай. Василий надел наушники и обратился в слух. — Да, действительно вроде чего-то есть. Но не по-русски. Тьфу ты, я имел в виду не по-английски, — он засмеялся и потянулся, подняв руки вверх. — Ай, — тут же скривился, вспомнив о раненой лопатке. — Что за язык? Вроде не арабский и не турецкий. — Французский, — торжественно поднял палец вверх Леонид. — Нам надо вычленить этот кусок из записи и дать его послушать тем, кто знает французский. Звони шефу, испрашивай разрешения. …Оперативник из французского отдела сам походил на француза: черненький, смуглый, с выдающимся авторитетным носом и блестящими черными близко посаженными глазами, живыми и любопытными. — Что за запись? — Не твоего ума дело, — осадил его Леонид, который приятельствовал с этим парнем. — Ну-ну. Заводи шарманку, — махнул рукой «француз». Он послушал пару раз выделенный из контекста обрывок, включенный громко. Сказанное на переднем фоне приглушили, а то, что было едва слышно, подняли по громкости. — Ну и что вы хотите? — Перевод. — Этот швейцарский официант говорит, что ему должны девяносто франков. Причем, скорее всего, это старик из деревни. Так обычно разговаривают необразованные сельские жители. Он рассмеялся, увидев ошарашенные лица военных контрразведчиков. — Вот так работать надо! — сказал «француз», собираясь уйти. Но его схватили за руки, предложили чаю, даже посулили чего покрепче, благо рабочий день подходил к концу. На чай «француз» согласился и с лимоном, и с шоколадкой, припрятанной куркулистым Леонидом. — Ну! Объясняй, — потребовал Егоров. — Неблагодарное это дело — фокусы раскрывать. Теряется момент волшебства, магии… — Он мастер спорта по стрельбе, — деликатно напомнил «французу» Леонид. — С чего ты решил, что это в Швейцарии? — Более того, скорее всего, в Женеве, — уточнил «француз», покосившись на сжимавшего кулаки Василия. — Леня, ты сдерживай порывы товарища, а то он меня своей кувалдой сейчас по кумполу стукнет. Поговаривали, что его ранило в Сирии, а контузии не было? — Сейчас у тебя будет, — пообещал Василий. — Говори уже. — Во-первых, франки есть только в Швейцарии. Тут ничего мудреного для образованных людей, — набивал себе цену оперативник. — Кроме того, в женевском кантоне говорят по-французски. И именно там, в Романдии. — Увидев непонимающие взгляды, он пояснил, вздохнув: — Во Французской Швейцарии используют патуа — диалект. В основном в деревнях, старики. Богатые и средний класс разговаривают все же на классическом французском. Во Франции цифру девяносто произносят как quatre-vingt-dix, а в Романдии скажут nonante. Поскольку он говорит: «С вас девяносто франков» — это официант, судя по голосу, пожилой, судя по диалекту — из деревни. Работал небось старик всю жизнь официантом, едва-едва читать и писать научился. — Допустим, — Егоров перестал сверлить нетерпеливым взглядом «француза». — Почему официант? Так мог сказать и продавец в магазине, и портье, таксист, да мало ли кто! Леонид смотрел на него, загадочно улыбаясь. Егоров покосился на Леню и, дождавшись, когда уйдет «француз», прихвативший с собой остатки шоколадки «угостить своего соседа по кабинету», Василий не выдержал: — Чего ты скалишься? Что не так? — Представь, что наши исследуемые вели эти разговоры в такси, в магазине или стоя у ресепшена. — Я нарочно так сказал, — покраснел Егоров, — чтобы «француза» с панталыку сбить. — Тебе это удалось, — Леня прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть очередную улыбочку. — Хорошо, ресторан. А как они в ресторане могли такие беседы проводить? Мы бы слышали звяканье посуды и еще много голосов, да и как насчет безопасности? — Дальние звуки диктофон мог отсечь, есть там возможность убирать посторонние шумы, а вот официант подошел близко и попал в зону записи, — не сдавался Леонид. — Чушь! И что, в Швейцарии возможно на девяносто франков поесть вчетвером? — Кофе выпить, — сделал еще одну робкую попытку Говоров. — Официант может фигурировать в обслуживании номеров. Так ведь? Ты же ездил за границу? — Пару раз, в детстве с родителями. А ты? — Сначала бабок не было, а когда появились, нам уже выезжать запретили, — пожал плечами Василий. — Я вот только не пойму, как в СВР слушали эту запись. Они упустили что там не трое, а четверо… — Пятеро, — уточнил Говоров торжествующе и протянул наушник: — Послушай, это еще кто? Другой голос. Василий вслушался. — В самом деле. Он что-то говорит про запись. Дай-ка стенограмму. Василий нашел этот кусок. Стенограмма была на двух языках. Под английскими фразами шли строчки русского перевода. — А, вот. Гляди, он говорит, что запись пригодится для истории, вроде как иронизирует. Его речь приняли за слова моссадовца. Он сказал только пару слов. Но это точно другой голос. — Там он еще и в конце говорит: «Не волнуйтесь, я запись вам потом привезу». А что, если это тот человек, у которого эту запись взяли эсвээрщики? Значит, его персона установлена. Кто он? Этот же вопрос Егоров задал через несколько минут Ермилову. Тот нехотя ответил: — Считалось, что на встрече он не присутствовал, поэтому я не стал грузить тебя лишней информацией. Зерах Яглом — израильский эксперт по Ближнему Востоку, в большей степени по Ирану и Сирии, человек, оказывающий большое влияние своими выводами на правительство страны и спецслужбы, а, что вероятнее всего, пишущий и говорящий то, чем потом правительство и спецслужбы прикрываются, принимая резкие и грубые решения по Сирии и Ирану, по бомбежкам некоторых районов Сирии. Он обосновывает целесообразность и необходимость, скажем так, с научной точки зрения. Но теперь уже не будет. Яглом погиб в Турции в автомобильной катастрофе. В Стамбул приезжал, по сведениям СВР, для встречи с неким «замом». — Чтобы передать ему флешку с этой записью, — подхватил Егоров. — А флешку свистнули, и Яглома кокнули. — Что за выражения? — сдержал улыбку и никак не стал комментировать выводы подчиненного полковник. — Значит, их уже пятеро. Двое от Израиля, двое от Америки и один турок. — А в чем собственно проблема? Очевиден сговор за нашей спиной, за спинами Ирана, Сирии, курдов — предать огласке, и дело с концом. Тем самым предотвратим очередное турецкое вторжение в Сирию. — Разбежался! Во-первых, чтобы утверждать что-то, надо установить все обстоятельства встречи и сепаратных переговоров, личности переговорщиков. Во-вторых, если мы сейчас встрянем, ничего не получим, кроме очередной волны нападок, обвинений в фальсификации, да к тому же формально мы партнеры с турками и вроде как не должны ожидать с их стороны подвоха и подобных необдуманных шагов. Дело тут скорее дипломатического характера. А наша забота факты предоставить нашим дипломатам. Нам необходимо установить примерный временной отрезок, когда могла происходить эта встреча. Любые зацепки из их разговора. Беседа явно свежая, этого года, с января по май. Но необходимо сузить рамки. Тогда можно будет озадачить снова СВР, их резидента в Швейцарии конкретной проблемой — отыскать следы присутствия в Швейцарии в такой-то период двух американцев, двух израильтян и турка. — Они люди опытные, разве могли так засветиться? Как в анекдоте — собрались в Женеве американец, еврей и турок… — Турки и в особенности моссадовец — ребята наверняка ушлые, а вот американцы грешат шапкозакидательством. Исходя из позиции, что они хозяева мира, сложно соблюдать конспирацию и вообще какие бы то ни было правила. Они их сами пишут. Вот на этом их можно подловить. Госдеп вообще любит пошиковать, их чиновники себя не особо ограничивают. Значит, заселились в отель не с четырьмя звездами. — А если в тот же день после проведения встречи улетели? В отель не селились вовсе. Ермилов кхекнул недовольно: — Ты же сам пять минут назад меня убеждал, что они встречу проводили в отеле, в чьем-то номере, раз их обслуживал старик-официант. Так? К тому же ты поверишь, что, приехав в Швейцарию за казенный счет, госдеповец и цэрэушник не воспользовались всеми благами швейцарского курорта? СПА там всякие, бассейн и т. д., и т. п. Им ведь надо себя беречь для блага Соединенных Штатов Америки. Но кто это может быть из Госдепа? И цэрэушник рангом должен быть не меньше того же турецкого зама. Надо будет проверить сперва замов нынешнего директора ЦРУ. По голосам, я имею в виду, тех, кто у нас когда-нибудь засвечивался. Потом уж спускаться на коллег пожиже. — И какие у нас сроки? Понял-понял, — вскинул руки Егоров от одного гневного взгляда шефа. …— Конечно, никто не может знать, когда все эти события стартанут, — Говоров услышал от Егорова, пришедшего от шефа, что, может, придется сидеть в обнимку с наушниками и записью с флешки всю ночь. — Надо быть во всеоружии, и чем раньше, тем лучше. И эсвээрщикам необходимо время дать проработать наши запросы. Им там в положении цейтнота просто опасно работать, они ведь не дома действуют, риск больше. — Какой ты сердобольный стал, — поддел его Егоров. — Поработаем ушами. Они сидели с полчаса, каждый со своими наушниками. Вдруг Егоров захохотал. — Ты чего? — опешил Леня, опустив наушники на шею. — Мы сейчас, как в советское время, вражеские голоса слушаем. — Иди ты! Давай работать. Я уже, во всяком случае, понял, почему шеф определил, что встреча является событием именно 2019 года, а не раньше. Американец тут говорит, что президент продлил срок вывода американских военнослужащих из Сирии до четырех месяцев. Якобы чтобы игиловцев добить. Словно они вообще там этим занимались, а не своими махинациями. Так вот их президент это объявлял в январе 19-го. Американец намекает турку, что тянуть дольше с выводом они не в состоянии и надо решаться на новую операцию, иначе все их договоренности, ранее достигнутые, провалятся. Егоров покивал. — Но ты обрати внимание на то, что курды согласно астанинским переговорам и так сами покинули Манбидж, отдав его сирийским военным еще в 2018 году, в обмен на защиту от турок. Все шло к тому, чтобы уладить дело мирно. Американец же просто науськивает турка, чтобы они зашли и перебили курдов, сломали все переговорные достижения. — Кончай трепаться, давай дальше искать, — прервал его Леонид. И снова стал слушать, записывая отдельные фразы и сверяясь со стенограммой, когда не улавливал все нюансы в английской речи. Вася отвлекся и поискал в своих материалах, добытых в Центральной базе данных и в открытом доступе, факты о событиях с января по май 2019 года. Официальный представитель Госдепа сообщил, что после вывода американских войск в Сирии останется небольшой миротворческий контингент, человек четыреста. Союзников из Европы будет больше тысячи и еще двести на базе в Эт-Танфе. И ни слова о ротации, даже намека на турецкий контингент. Егоров взялся снова за наушники и наконец, кажется, нашел то, что искал. Турок предъявлял претензии, обосновывая нежелание организовывать наступление наподобие «Щита Ефврата», опасаясь, что американцы подведут, кинут их, как бывало не раз. «— А нам, к примеру, не нравится, что вы за две недели до нашей нынешней встречи организуете конгресс и пытаетесь примирить сирийские власти и это раковое курдское образование у нас на границе». Егоров пропустил несколько строчек, взволнованный услышанным. «— Вот для чего вам именно сейчас было проводить этот конгресс? За две недели до этой нашей встречи? Это же намеренная демонстрация неуважения. Вы призываете сирийцев признать курдскую администрацию на северо-востоке, воспринимать их всерьез, договариваться с ними. О чем можно договариваться с террористами? — А вы, вместо того чтобы выполнить обязательства, натравливаете на курдов вашу протурецкую сирийскую национальную армию. Пытались прорвать оборону около Тель-Рифаата, — напомнил моссадовец. — Вместо того чтобы не распыляться, а решать вопрос кардинально. А что касается этого конгресса, согласен с коллегой, это можно назвать убаюкиванием. Пусть YPG считают, что свято блюдут их интересы. Это для того, чтобы они раньше времени не впадали в панику. В надежде на светлое будущее под покровительством людей Оратора они не будут искать других спонсоров и покровителей, скажем, в лице того же сирийского правительства или российских сил». Оратором в разговоре они называли американца. — Погоди-ка, погоди, — опасаясь спугнуть удачу, прошептал Егоров и полез искать упоминание о конгрессе в своих папках. — Третьего мая Конгресс родоплеменных союзов, племен и народностей Сирии. — Чего?