Халюк не видел больших перспектив расшевелить австралийских турок на усиление позиций ислама, и пропаганда тюркских ценностей среди других мусульман, живущих в Австралии, представлялась ему сомнительной. Они здесь стали появляться в последние лет сорок-пятьдесят, когда австралийцы сделали послабления в своей программе «Белая Австралия». А затем в 1973 году и вовсе отменили эту жесткую иммиграционную политику, не позволявшую приезжать беженцам из Азии и с тихоокеанских островов. Должность была прикрытием разведработы, одновременно с которой Халюку удалось осуществить дипломатическую стажировку после окончания Билькентского университета. Фырат фактически уже работал на MIT. Он попал в разведку еще во время учебы в университете Билькент. Халюку не слишком нравилась австралийская изолированность, оторванность от Турции, Европы. Ему казалось, что, пока он здесь, без него там все решат, займут все перспективные должности. Однако он ничего не предпринимал и служил терпеливо, убаюканный неторопливым островным образом жизни. А что оставалось? В один из нечастых выездов с семьей на океан, в Батеманс-Бей, куда ехать два с половиной часа, выгружая из багажника пляжный приклад, Халюк заметил знакомую фигуру. Человек в синей джинсовой панамке сидел на скамье и курил трубку. Дым порывами ветра резко отрывался от курильщика, словно из волшебной лампы вырывался дух, готовый вот-вот преобразоваться в джинна и исполнять желания. Появление Джеймса сулило перемены в нынешней жизни, пропитанной солнцем, тишиной и однообразием. — По-моему, вы тут засиделись, — выразил общее мнение Джеймс, когда Халюк, устроив семью на пляже, расстелив покрывало и поставив зонт от солнца, пошел прогуляться и присел на скамью рядом со своим куратором. Затем они еще встречались в Квестаконе, в Центре науки и техники Канберры. Там Джеймс детально описал возможности работы в ТИКА и необходимость приложить все силы, чтобы закруглиться с дипломатической миссией на данном этапе, пока есть хорошая вакансия в агентстве и существуют люди, готовые порекомендовать в агентство молодого и перспективного Халюка. И Фырат сделал все, чтобы туда попасть. А за четыре годы работы в агентстве продвинулся настолько, что возглавил ТИКА. Силовая дипломатия, накрепко спаянная с работой спецслужб, — на таком векторе развития натовской Турции настаивало ЦРУ в работе с Фыратом, да и он сам видел в этом перспективы для Турции в ее неоосманских устремлениях. Сила. Непреклонность, пусть кому-то кажущаяся туповатой. Главное стоять на своем, что бы ты ни отстаивал, и тогда это назовут не упрямством, а позицией. Весна 2019 года. Сирия Василия занимал вопрос, зачем, едва встав у штурвала MIT, Халюк ввязался в историю с провокацией для Израиля? С ним ссориться резона на тот момент вроде бы не было. А тем не менее на одном из шести кораблей так называемой Флотилии свободы, на судне «Mavi Marmara», оказался сотрудник MIT, координирующий действия кораблей, движущихся к сектору Газа с гуманитарным грузом. Вполне ожидаемо их задержали израильтяне, которые уже много лет, словно в заложниках, держат в полной изоляции палестинцев, периодически обстреливая их и получая ответ самодельными кассамами. И не всегда их спасает «Железный купол». Только завывает над приграничными израильскими городами цева адом[11]. Из некоторых источников поступила информация, что на корабле был и агент Моссада. Кто бы там ни был на этом «Mavi Marmara», напоминающем ящик Пандоры, в результате обе стороны готовились. Одни — к атаке, другие — к сопротивлению. В подытоге погибшие и раненые среди турок и израильтян, а в итоге — конфликт и охлаждение отношений. Турки ждали извинений. Эта операция подняла популярность власти Турции. Помощь своим собратьям по вере арабам-суннитам в секторе Газа вызвала в обществе одобрение. Подобное мероприятие могло стать и ударом исподтишка от ЦРУ. Эдакое тявканье моськи на слона. Слишком Тель-Авив взял власть, в том числе и над США, их решениями по Ближнему Востоку. Играл первую скрипку. ЦРУ руками турок решило украсть канифоль, которой натирают конский волос смычка. Но слабовато. Зачем цэрэушникам был этот скандал через полтора месяца после назначения Халюка на должность? Предположить, что операцию «Флотилия свободы» готовил его предшественник, можно было бы, если бы Фырат не был заместителем советника MIT еще за месяц до того. Вася сжег листки своих умственных камланий вокруг персоны Доктора, сжег в пепельнице в виде консервной банки из-под тушенки. Она тут стояла, когда майор только ввалился в модуль по приезду, измочаленный многочасовым перелетом. Вася метнул сумку на левую аккуратно застеленную койку на нижнем ярусе и с раздражением наткнулся на забитую окурками до отказа банку. Сперва он хотел избавиться от нее. С брезгливым лицом даже вынес из модуля. Но затем, вытряхнув в урну, которую насилу отыскал в модульном городке, где только бетон и железные контейнеры-домики, решил приберечь банку для собственных нужд. Он так рвался на встречу с курдом, но теперь хотел, чтобы как можно дольше не появлялся ни Горюнов, ни кто-либо из спецназовцев, кто занимается выковыриванием курда с территории Сирийского Курдистана. Не жаждал Егоров проводить это серьезное мероприятие, чихая и кашляя на Салара. Как-то несолидно, что ли. К тому же майор понимал, что курда ему не привезут «с доставкой на дом», то есть на базу Хмеймим. На пятый день сидения в модуле, кашляя, страдая от ломоты в суставах, не привыкший в принципе болеть, да к тому же вдали от дома, Егоров с кислой миной, небритый, поплелся в столовую поужинать. Врач настаивала, чтобы он ел как следует. Без аппетита он проглотил гречку с сосисками, хотя на отсутствие аппетита никогда не жаловался. Но он бы сейчас не отказался от пельменей или удмуртских табаней с зыретом, которые любил есть в Ижевске. Виктория еще здорово жарит перепечи… Егоров, подумав о Вике, впал в романтический минор и побрел в свой железный коробок-модуль, накинув на плечи спортивную куртку, которую жена ему всунула-таки в сумку в последнюю минуту, несмотря на его уверения, что он сварится вкрутую под сирийским солнцем безо всякой куртки. Вася подумал, что одна из девчонок, светленькая, которая его мазала кремом в первый же вечер, а потом приносила пару раз чай, когда он лежал с температурой, вообще ничего себе. «Можно и вместе почаевничать», — размечтался Вася, и походка его стала расслабленно-вальяжной, а-ля моряк сошел на берег. Но вдруг он смутно различил, что кто-то сидит на деревянной палете, которую использовали вместо ступени, подставляя к двери, расположенной довольно высоко от земли. Почти как комингс у моряков — такой большой порог. Мигал оранжевый огонек сигареты, вспыхивая на затяжке, словно этот кто-то подавал таинственные сигналы в вечерней южной темени. Пахло горячим железом и бетоном, немного морем и табачным дымом. Егоров испытал волнение и сожаление, что вечерок со светленькой, похоже, накрылся медным тазом. Достал из кармана фонарик, которым здесь обзавелся в военторге, и посветил на вечернего гостя. Перед ним сидел грустный араб в пыльном камуфляже-мультикам, с недельной черной щетиной, тронутой легкой проседью. Он докурил сигарету буквально до фильтра. У его ног стоял «Калашников», на поясе висела кобура под «Стечкина», а еще одна набедренная облегченная кобура с ТТ. Вася оценил подобный набор как слишком солидный для простого араба. «Интересно, как этот араб проник на базу? — подумал Егоров. — Ему еще на голени кобуры не хватает для полного комплекта. А я, между прочим, не вооружен. Сейчас шмальнет этот мутный тип, и чего делать?» — Вася оглянулся. Вдалеке появились фигуры нескольких мужчин. — Ну чего ты вертишься? — вдруг хрипло по-русски спросил араб, правда, с акцентом. — Отпирай ларчик! Мироша пошел в баню и утащил ключ. А я хочу вытянуть ноги — пять часов за рулем, как погонщик верблюдов. Песка набилось в глотку доверху, как в боксерскую грушу. Ты же Егоров? Вася захлопнул отвисшую челюсть и начал догадываться, кто перед ним, вспомнив, что слышал этот голос с хрипотцой на диктофоне Меркуловой. — Вы Горюнов, что ли? — Что ли, — вздохнул полковник и фильтр от сигареты сунул под палету. — Не выкай, перестань светить мне в глаза прожектором и открой наконец дверь. Егоров хрюкнул, то ли кашлянув, то ли подавившись от возмутительной бесцеремонности этого типа из УБТ. «Ну и гусь!» — подумал майор, включив кондиционер и оглянувшись. При свете, в полный рост, несмотря на худобу, Горюнов показался гораздо крупнее. А когда он разделся до пояса, впечатлила его мускулатура, какая бывает от многолетних тренировок в каком-либо из видов восточных единоборств, что-то вроде карате или ушу. На левом плече у него два больших шрама, похожие на осколочные, когда рана с рваными краями. — Меня Петя зовут, — Горюнов повернулся и протянул ладонь. Если бы он не так сильно и живо сжал ему руку, Вася решил бы, что поручкался с мумией, такая сухая и костлявая оказалась ладонь с длинными музыкальными пальцами. — Василий, — Егоров сел на свою койку и ожидал продолжения разговора, однако Горюнов, сбросив кобуры с пистолетами в металлический шкаф, стоящий в ногах кровати, туда же поставил автомат, снял ботинки и штаны, оставшись в трусах, и улегся поверх одеяла. — Сейчас, несколько минут, — пробормотал он и тут же уснул. Обескураженный майор смотрел на него, недоумевая: «И это их хваленый Горюнов? Какой-то умотанный тип, небритый, обтрепанный, пыльный. Неужели он в самом деле был нелегалом? Никогда бы не подумал. И мне с ним придется найти общий язык? Единственное, что утешает, он вроде не заносчивый. Общается по-простому. А кто этот моющийся в бане Мироша? Если Петр такой измотанный, как мы будем работать? Дела-то серьезные предстоят, требуют собранности». Прошло двадцать минут, и Горюнов как ни в чем не бывало сел на кровати и потянулся к камуфлированной куртке, которую бросил на кровать в ногах. Достал смятую пачку сигарет. На ней Вася углядел только арабские надписи. — Здесь вообще-то не курят, — намекнул Егоров. — Это кто сказал? — поинтересовался полковник и огляделся по сторонам. Даже заглянул под кровать. — Ты же меня не выдашь? — спросил он вкрадчиво. — Где моя заветная баночка? — Он нашел банку из-под тушенки и обнаружил в ней пепел от сожженных бумаг. — Кладбище идей? Или ты собирался мою баночку в качестве контейнера использовать для тайниковой закладки? — затянулся сигаретой, выпуская отвратный едкий дым. — Бросаю курить, — сообщил он вдруг мечтательно. — Сашка мне клювом отверстие в башке продолбила насчет здорового образа жизни. Василия восхитили его напор, ироничность и умение вести себя так, как удобно ему, не считаясь с мнением окружающих. Потрясающая органичность. Даже не раздражает нисколько. — Мне в общих чертах ситуацию обрисовали, — неожиданно деловито и спокойно заговорил он. — Курда этого я помню. Не было времени тогда им заняться. Другое стояло на повестке дня. Хотя желание имелось. Он явно из штанов выпрыгивал со своими намеками. Да они все тут ищут, под кого лечь, чтобы и бабло получить, и шкурку не повредить. Война затянулась. А как известно, долгая свадьба научит танцевать. Вот они и научились играть в игры со спецслужбами. Но свет забрезжил в конце тоннеля. События идут к кульминации. Это, знаешь, заходишь, бывало, на кухню, свет зажигаешь, а там тараканы, вот такенные, — он раздвинул большой и указательный палец сантиметров на десять-двенадцать. — И, свет увидев, они начинают разбегаться кто куда. Так и здесь. Вася не стал уточнять, в каких краях водятся «такенные» тараканы, но догадался, что не в России. — Цветисто рассказываешь, — Егоров отмахнулся от дыма. Он уж от этого поотвык — отец все детство травил его дымом. Но пресекать курение в модуле Вася не стал. Горюнов на этом «топливе» сидит давно, а с заядлым курильщиком бесполезно пререкаться. — Вопрос, где наш курд? — Хороший вопрос. По моей информации, его вот-вот выманят. Но нам придется ехать к нему на встречу. — Как выманят? Я думал, что его вывезут силой. Он что же, добровольно явится на рандеву? — Эк ты красиво выразился — «рандеву». На тебе спецодежду, — Горюнов выудил из-под койки потрепанную спортивную сумку и достал оттуда похожий на его собственный камуфляж. Видимо, запасной. — Здесь тебе небось дали местную песочку? Вид в ней такой, словно в кирпичной пыли вывалялся. Нам надо незаметную форму одежды, как у местных ребят. Держи мою. Ты, правда, покрупнее меня. Но будет, как выражается моя Сашка, в облипочку. — Ты на этом топтался? — Вася брезгливо развернул камуфляж, штопанный и мятый. В модуль зашел еще один парень в камуфляже, неся два кирпича белого хлеба, выпеченного здесь на базе. Этот в отличие от Горюнова, наоборот, чистенький, аккуратный, напоминающий научного работника. Вася с легкостью мог представить себе его в химической лаборатории в белом одноразовом комбинезоне, защитных очках и с дымящимися колбами в руках. Видимо, это «утащивший ключи» Мироша. — А вот и Мирон Гаврилович Зоров собственной персоной, — то ли представил его Горюнов, то ли вознамерился поворчать. — Где ключ от сего бунгало, Мирон Гаврилович? — Здравствуйте, — Зоров улыбнулся Василию, похоже, привычно проигнорировав претензии Горюнова, и начал снимать камуфляж. — Извините, я тут устрою стриптиз, — манерно сообщил он. Влажные черные волосы у него аккуратно, волосок к волоску, зачесаны назад со лба. Ровный загар и очень правильные черты лица. Хорошего лица, надо сказать, добродушного и серьезного. — Опять накурено. — Это мой подчиненный, майор Зоров, — ехидно напомнил Горюнов о субординации. — Как видишь, ни во что меня не ставит. Разболтался. — Каков поп, таков и приход, — без азарта отреагировал Мирон. Он переоделся в белоснежную футболку, оттенявшую его загар, и в легкие шорты до колен. — Давай на ты? — предложил он Василию, протянув руку для рукопожатия. Поставив на стол бутылку с минералкой и пластиковые стаканчики, Мирон забрал у Горюнова банку-пепельницу и вынес ее за дверь, а когда его шеф открыл было рот, Зоров пообещал: — Все Александре расскажу. Кури на улице, табашник! — Ладно, — покорно согласился Горюнов и вдруг изменился в который уже раз за их недолгое с Егоровым знакомство. Посерьезнел и сразу стал выглядеть старше, появились морщины на лице. Хотя ему что-то около сорока пяти лет. — Так, парни, давайте обсудим нашу диспозицию. Вася, еще раз вкратце, чего нас с Зоровым дернули с нашего мероприятия? Курд нам нужен, которого я с Меркуловой интервьюировал, это я понял. А с чего вдруг? Знаю, что семью его вывезли из Ирака… — Так где его семья? — Егоров удивился просьбе Горюнова изложить суть дела. Ему показалось, что полковник прекрасно знает все подробности. Хочет вытянуть больше того, что сообщило ему руководство? Вася решил взять паузу, дабы обдумать, что говорить, а о чем промолчать. — Пока в Иране. — Где? — переспросил Егоров. — Зачем так сложно? Переходить границу… — Да там границу перейти проще пареной репы. Полтысячи километров никакой охраны на границе. Горы, дикие тропы. Тащат на себе курды китайские, индонезийские телевизоры, холодильники, компьютеры, ну иногда на лошадках. А по ту сторону не менее крепкие иранские курды тащат вещички в нору, на тайные склады, а оттуда уже товар по магазинам распределяют. Цены поэтому без наценки. В приграничный Бане со всего Ирана едут за покупками. С учетом санкций и безумной инфляции — очень выгодно. Этот Бане Саддам-сайид бомбил во время ирано-иракской войны, бои шли. Самый разнесчастный городок был, а теперь там уже вторую четырехзвездную гостиницу строят на курдские денежки. Насмотрелся я на этих контрабандистов. Сам как-то охранял со своими бойцами караван с фурами, шедший из Сулеймании. А туда он прибыл из Басры. Так с нами был сопровождающий иранский курд. Как там его звали? — Горюнов почесал затылок. — А, вспомнил. Атта. Так вот он, паразит, шутил: «Благословен Аллах, что послал нам американских собак, они перегрызли глотку Саддаму, и теперь мы богаты». — А что же полиция, я уж не говорю про пограничников? — робко спросил Вася, не оставив без внимания слова Горюнова о том, что тот сам участвовал в контрабанде, то есть жил в Иракском Курдистане. — В доле, — коротко ответил Петр. — Им нравится ни за что риалы получать. Зачем иметь недовольных курдов под боком? Лучше пусть торгуют, чем воюют. У них ведь и младенцы могут стрелять. Развернешь пеленки, а там уже эфка лежит или ТТ… — А куда семью Салара потом денут? Горюнов пожал плечами и ждал. Зоров, попивая минералку, тоже молчал. Василий сдержанно рассказал о причинах заинтересованности ДВКР в персоне курда. Первое — интервью, второе — подозрение в том, что курд агент спецслужб, третье и самое главное для контрразведчиков — возможная осведомленность курдов о предстоящих спецоперациях турок на территории Сирии. Если нет возможности предотвратить нападение, то хотя бы постараться не допустить потерь среди российских военспецов, которые могут оказаться на атакованных территориях. Турки — вроде как союзники, а до сих пор никаких сведений об их планах не имеется. — Да, надо самим шевелить извилинами, турки никогда не были и не будут союзниками, влюбленными в кого бы то ни было до одури, — прокомментировал Горюнов, и они переглянулись с Зоровым, понимая друг друга без слов. Егоров с досадой подумал, что он здесь третий лишний. Играет в открытую, а они прячут козыри по рукавам. — Никакой особой тайны, — полковник заметил, что Вася нахмурился. — Мне доводилось работать с турками довольно тесно. Успел их изучить всесторонне… — он усмехнулся. — И они меня тоже… Вопрос в том, кого нам с собой целесообразно брать? У нас есть Абдулбари из Мухабарата. Он с нами давно и плодотворно работает. Вот только ты вряд ли захочешь, чтобы сирийский разведчик пронюхал про твоего курда. Так? — Не хотелось бы, — уклончиво ответил Егор. — Что скажут Салару, чтобы он явился на встречу с нами? — Тот же человек, кто договаривался об интервью, попросит его выехать в одну точку на карте, которая более-менее безопасна для нас и в то же время довольно далеко от его базы и бойцов YPG. Только Салар человек непростой во всех отношениях — и в плане своей командирской должности, и в контрразведывательном плане, я более чем уверен, он явится с охраной. Сколько их будет? Ну, обычно человек пять-десять. Выезды в таких случаях в целях безопасности осуществляют на двух машинах, на одной из которых может оказаться ДШК или, еще лучше, зушечка. И вот если они будут на такой тачанке, мы перед героической гибелью спляшем «Яблочко» вприсядку. Или дабку, она больше подходит для здешней местности.