— Засунь себе эти извинения знаешь куда! — осадил его Карван. — Ты много на себя берешь. — Шиван, отведи апо. Карван, ты же не хочешь, чтобы все узнали?.. Тебе никто не станет заламывать руки. Тихо-мирно, как с приятелем, пройдешь, куда укажет Шиван. — Что будет с ней? — накинув на плечи камуфлированную куртку, сутулый и бледный Карван, прихрамывая, вышел из своей комнаты и указал на Акчан. Седая щетина на впалых щеках старила его, и он выглядел как после тяжелой болезни, когда нет ни сил, ни возможности побриться. — Не волнуйся, ей ничего не грозит. Секо кивнул Авдаляну, и тот увел арестованного. Телохранитель прошелся по комнате, чего-то выжидая, закурил, поглядывая на испуганную Акчан. Минут через десять его хождений на бетонном полу остались рифленые следы от огромных ботинок. Обычно курды, заходя в дом, оставляли обувь у порога. И этот знак неуважения к дому и хозяевам сказал ей о многом. Акчан смотрела на следы: словно грязными ботинкам прошлись по ее жизни и судьбе, а впереди ее ждет что-то страшное. У нее побелели губы. — Эй! — вскрикнул Секо, когда увидел, что Акчан сползает по стене на пол, потеряв сознание. — Вот еще, возись теперь с ней. Сбившись в стайку, проснувшиеся дети молча смотрели на великана. Их не пугала ни его форма, привычная взору курдских детей, ни «Беретта», висящая на поясе, только, пожалуй, его выражение лица со шрамом на лбу. От курдянки он мог ожидать чего угодно. Автомата под подушкой, нацеленного на него пистолета. В складках ее платья могла таиться и граната. По опыту он знал, что курдянок нельзя недооценивать. Помнил недавнюю историю с Зарифой, которая закрыла собой Кабира Салима от пуль турецких полицейских в Мардине. Секо иногда ходил к ней на кладбище, сам не понимая, что ему та вздорная девчонка. Но обморок — это уж слишком. Секо сердито похлопал женщину по щекам, и старший мальчишка, лет десяти, решив, что он ее избивает, кинулся к сидящему на корточках телохранителю и стал колошматить его по спине и по коротко стриженному затылку кулаками. Секо было достаточно повести плечом, чтобы мальчишку раздавить, как ящерку, которые шныряли по всему лагерю, но он только отмахнулся от него как от надоедливого москита. Акчан пришла в себя. — Чтобы больше без этого… — Секо помахал ладонью не в силах подобрать слова. — Тебя никто не тронет. Наоборот. Если ты сейчас быстро не соберешься и не поедешь, куда велят, а останешься здесь, будешь в большой опасности. Это все, что я могу тебе сказать. Собирайся и побыстрее. Не бери с собой много. Тебя обеспечат всем необходимым и детей тоже. — Это из-за мужа? Секо закурил и молча очень внимательно наблюдал, как она собирается. С него хватит сюрпризов. Минут через пятнадцать он вдруг спросил: — Где у тебя мобильник? — Ты же знаешь, что здесь не положено их держать, да и не ловит. А спутникового у меня и не было никогда, — не оборачиваясь и продолжая укладывать вещи в спортивную черную сумку, ответила Акчан. — Как же ты связывалась с мужем? — Секо шагнул ближе, что-то его заинтересовало среди вещей. — Апо Карван иногда с ним связывался по спутниковому в вашем штабе. Мне передавал привет. — А когда ты ездила в Эрбиль или спускалась в нижнюю часть лагеря, где сотовый ловит? — он не отступался. — Если ты сейчас не отдашь телефон, ты подставишь не только себя, но и детей. Это слишком опасно. — У меня нет телефона, — ровным голосом ответила Акчан. Секо взял одну из мягких игрушек и повертел в руке. Вынул десантный нож из ножен на поясе и вспорол брюхо розовому медведю. Заплакала девчонка, видимо, хозяйка игрушки. — Акчан, я ведь все сейчас проверю, — пообещал Секо. Курдянка достала ярко-зеленую игрушку, напоминающую инопланетянина и кинула под ноги телохранителю. — Спокойнее, — ухмыльнулся он и подобрал игрушку, быстро нащупав в ней твердый предмет. Вскрыл инопланетянина по шву и достал телефон. Акчан, проинструктированная мужем, предусмотрительно держала сим-карту и аккумулятор отдельно от мобильного. Когда он отобрал у нее телефон, Акчан будто потеряла последние силы. Она догадалась, что причина сегодняшнего ночного вторжения не в дяде, а все-таки в муже. Секо позвал бойца, стоящего все это время за дверью как безмолвный и промокший под дождем страж. Передал ему сумки курдянки, а ее повел сам, крепко ухватив повыше локтя. Они спустились к площадке, где их ждали машина и Авдалян. Пока курдянка с детьми усаживалась в заляпанный грязью джип, Секо отвел Шивана в сторону. — Ты поаккуратнее с ней, — посоветовал телохранитель. — Она решила, что ее уничтожат, терять ей нечего и ради детей может пойти на любую крайность. Переубедить ее невозможно. Проводник будет вас ждать. Он иранский контрабандист, нами хорошо прикормленный. Заплатят ему за этот переход прилично, так что тут никаких неожиданностей ждать не приходится. Что с паспортами? — Обижаешь, — Авдалян хлопнул Секо по плечу. — Я вернусь, как только будет ясно, что она успешно перешла границу. За последние несколько лет позиции Авдаляна укрепились не только в русском батальоне, но и в РПК. Он был вхож к руководству. Карайылан единственный знал, что Шиван человек, имеющий связь с российскими спецслужбами и дорожил этим контактером. Поэтому просьба задержать Карвана до выяснения обстоятельств ради безопасности не только РПК, но и YPG, не вызвала у руководителя партии особых вопросов. Более того, ее оценили по достоинству. Помощь от русских курды принимали охотно. Карван один из старейших командиров, но малейшее подозрение в сговоре с любыми спецслужбами приводило к жесточайшим проверкам. На этом незыблемом правиле держалась вся система безопасности. Карвана решили пока что не прессовать, как и просил Авдалян. — Думаю, завтра к вечеру буду в лагере. — Авдалян сел за руль. Акчан сжалась на заднем сиденье, облепленная напуганными детьми. Девочка прижимала к себе медведя с распоротым животом, как тяжелораненого. Дети тут привыкли видеть изувеченных войной людей. Дождь усилился, темнота окутала машину, залепила окна, дворники не справлялись, сметая налипавшие листья, сбитые ветром. Секо ошибся, Акчан не собиралась нападать. Она решила, что Салар уже мертв и ей надеяться не на что. Увезут подальше от лагеря и прикончат в лесу. А вещи разрешили взять, чтобы успокоить, чтобы не подняла шум там, в лагере. Никто никогда их не найдет, останутся только несколько холмиков под опавшими солеными, как слезы, листьями тамариска. Однако они ехали и ехали, путь не кончался, и дети уснули, укачавшись на ухабистой горной дороге. Акчан глядела в темноту, измученная, осиротевшая и обездоленная женщина. Но часа через два сложной дороги машина вдруг затормозила. Стал слышен дождь, барабанящий по крыше джипа. — Что случилось? — Акчан подалась вперед, чтобы увидеть сбоку лицо Авдаляна. Тот был расслаблен и отмахнулся: — Все нормально. Ждем проводника. — Куда? В Иран? — изумилась курдянка. — Зачем? Что я там забыла с детьми? Меня посадят за незаконный переход границы. — Никто тебя никуда не посадит. Все будет гораздо лучше, чем сейчас. Не задавай лишних вопросов и делай что велят. Акчан вскрикнула, когда вдруг из полной темноты прямо рядом с окном машины возникла морда лошади. Блеснули глаза животного, мокрого и грустного. — А вот и он, — обрадовался Авдалян. — Там за спинкой сиденья дождевики для тебя и детей. Советую надеть, иначе промокнете насквозь, а добираться еще долго. Весна 2019 года. Сирия Василий — человек неприхотливый. Он считал порой, что, десантируй его в пустыню, он и там найдет себе пропитание, как бедуин с прокопченным солнцем лицом в одной дишдаше на голое тело. Во всяком случае, он в это верил, до тех пор пока не прилетел в Хмеймим. Погода двадцать пять — тридцать. Средиземноморье. Красота! Вася не любит себя обременять лишними вещами и посему не взял ничего, кроме «Беретты» и ПМ. Выложил и аптечку, которую ему настойчиво совала в сумку Виктория, о чем вскоре пожалел. Сначала Егоров обгорел, когда показывал удаль в стрельбе знакомым ребятам из ССО[9]. Он с ними встречался еще в Кубинке в ЦСН[10], когда решал там свои контрразведывательные задачи. И чего греха таить, пострелял он и там. Здесь Вася сдуру снял рубашку и погорел. А измученный жаром (хоть милосердные и запасливые девчонки-военнослужащие из соседнего модуля, сжалившись, намазали его кремом), он простудился под кондиционером. Так что Ковбой, как Василия называли здесь за глаза, слег с бронхитом. Единственным утешением оказалось то, что он в модуле на две двухъярусные койки находится в гордом одиночестве. На соседней койке, правда, лежали чьи-то вещи — джинсы и рубашка, от которых разило табаком, однако хозяин не объявлялся вот уже четвертые сутки. Вряд ли кто-нибудь выдержал бы Васины оглушительные сморкания и бухающий, как в бочку, кашель. Егоров спотыкался о соседские ботинки, стоящие у входа, когда выходил в столовую и к врачу, которая немилосердно колола его антибиотиками. На базе жили по секторам, по принадлежности к тем или иным подразделениям. И Вася догадывался, что отсутствующий сосед кто-то из своих или из ГРУ. Никто другой не мог так долго отсутствовать, в разъездах по Сирии. Пока лежал, кашляя и матерясь тихонько в носовой платок, Вася думал о Докторе. Перед отъездом он успел досмотреть материалы и сопоставить факты, хотя Ермилов и противился его розыскной деятельности в этом направлении. Рано ставший советником MIT, Халюк к тому же преподавал и в Билькенте, где учился сам, и в Хаджеттепе. Находил же время! Подбирал себе кадры? Ведь после «мятежа» 2016 года было очень удобно избавиться от неугодных Халюку, а вернее, США турецких чиновников и сотрудников спецслужб. Чистку провели колоссальную, несколько тысяч, в том числе офицеров. Да и в 2013 году, когда на волне арабской весны и Турцию едва не захлестнуло (неспроста конечно), Халюк, вместо того чтобы наводить порядок у себя, вел интенсивные переговоры с американцами. Шел очевидный торг. В итоге волнения погасили как ни в чем не бывало. А как итог — увольнение больше полусотни чиновников под эгидой борьбы с финансовыми преступлениями. Никто в Турции, как и в любой ближневосточной стране, не гнушался мздоимством. Но чтобы бороться с ним с помощью «дружественной» ФБР?! Где гарантии, что они не «разоблачат» невиновных? Да и зачем США вмешательство в частности, в детали в стране-союзнике? Впрочем, куда они только не вмешиваются! Егоров зациклился на своем предположении, что Халюка завербовало ЦРУ или в Германии, или позднее в Колледж-парке. Исходя из этого посыла он рассматривал персону Доктора под микроскопом своей профессиональной подозрительности. Вася не обладает фотографической памятью Говорова, но ему хватает и своих ресурсов. По примеру Ермилова он чертит схемы, пытаясь привести к логической последовательности события нескольких последних лет, связанные со временем правления Доктора. Иначе не назовешь — правление. В 2012 году Халюк получил под управление и военную разведку Турции, следуя своей докторской диссертации и руководству ЦРУ, которому необходимо было централизовать все разведывательные подразделения Турции, собрать их в одних руках. Егоров нарисовал в кружке Главное управление внешней разведки (ГУВР). «Забавно, — подумал он, чихнув и пробив фломастером листок, что лежал перед ним на коленях. Вася лежал на койке, вооружившись носовым платком и чашкой с горячим чаем. — Забавно, что такая же аббревиатура у нас означает Главное управление по воспитательной работе. По сути так и есть. Находясь в составе MIT, турецкий ГУВР воспитывает себе кадры за границей, вербует, конечно, на более высоком уровне, чем ТИКА. Но все-таки, хоть и чуть по-разному — мирными и разведывательными методами, они добиваются общей заветной неоосманской мечты». 2001 год. Австралия, Канберра Битва за Галлиполи в 1915 году, ставшая для австралийско-новозеландского корпуса трагедией, стояла незримой тенью между австралийскими и турецкими дипломатами до сих пор, уже почти сто лет спустя. Халюк, прибывший в Канберру в турецкое посольство в качестве советника по экономическим и политическим вопросам, столкнулся с этим во всех переговорах с австралийскими бизнесменами и чиновниками. Ему напоминали о битве, так или иначе пытаясь вызвать чувство вины, которое ни он, ни Турция никогда не испытывали. Западный берег пролива Дарданеллы — каменистый и неприступный. По ошибке или чьему-то злонамеренному плану Антанта высадила туда десант. Там были не только австралийцы и новозеландцы, но и англичане с французами. Хорошо укрепленный берег, скалистый и отвесный, нес смерть союзникам. Сложно было стрелять под таким углом, практически невозможно, а скрытые батареи турок били почти прямой наводкой. Генерал Кемаль, в будущем Ататюрк, отличился во время той битвы. Для Турции битва с участием великого Ататюрка — гордость нации, для Австралии — черная страница истории. В Турции политики в своих публичных выступлениях вспоминают о битве, австралийцы тут же вызывают в МИД турецкого посла для разъяснений. Турок в Австралии хватало. Турецкая диаспора базировалась в основном в Виктории и около Мельбурна. Дипломатам не приходилось тут скучать. В основном это были эмигранты с Кипра, сбежавшие во время и после войны с греками за остров. Но среди эмигрантов попадались крестьяне из турецких деревень, рабочие, погнавшиеся за эфемерной мечтой стать богатыми и свободными. Здесь они, а особенно их дети, утрачивали связь с Турцией и, конечно, с религией.