Совершив этот фокус, он забрался за руль. Пес тревожно пыхтел. Ганси знал, каково ему. – Можно его погладить? – спросила Блу. – Да, – ответил Мэлори. – Но ему не понравится. Он очень нервничает. Ганси позволил себе обменяться с Блу многозначительными взглядами в зеркале заднего вида, пока выруливал на шоссе. – Кормили в самолете просто ужасно. Удивительно, что экипаж еще не поумирал от язвы желудка, – сказал Мэлори. Он так внезапно хлопнул Ганси по плечу, что тот подпрыгнул от неожиданности. Пес тоже. – Ты слышал про гобелен, который англичане захватили в Мауддви? – Гобелен. А… О… На нем были вышиты женщины с красными руками. Наверное, англичане решили, что это флаг, – сказал Ганси. – Да, да, тот самый. Ты умница! Ганси подумал, что это не более чем результат упертой семилетней учебы, но тем не менее оценил комплимент. Он повысил голос, чтобы включить в разговор заднее сиденье. – На самом деле это очень интересно. Англичане преследовали людей Глендауэра, и, хотя тем удалось скрыться, противнику достался этот кусок старинной ткани. Флаг или что-то такое. Красные руки вызывают особый интерес, потому что есть такая штука – Мэб Дароган, легендарный титул. Так называли короля Артура, Левеллина Великого и, разумеется, Оуэна Лаугоха… – Ну конечно, – саркастически отозвался Ронан. – Конечно, Оуэн Лаугох. – Прекрати, – сказал Адам. – Полоса кончается, – заметила Блу. – Да, – ответил Ганси и повернул. – Короче говоря, Мэб Дароган – это такой валлийский «Сын Судьбы». Мэлори перебил: – Чертовы поэты. Гораздо проще втянуть людей в восстание, если внушить им, что сражаются на стороне полубога или избранного. Никогда не доверяйте поэтам. Они… – Флаг был уничтожен, кажется? – вмешался Ганси. – Ох, простите, я вас перебил. – Пустяки, – сказал Мэлори – видимо, все и правда было в полном порядке. Это выдергивание нитей из тугой ткани истории объединяло их. Ганси с облегчением осознал, что их дружба осталась нетронутой, просто она покоилась на совершенно ином основании, нежели отношения с теми, кто сидел сейчас на заднем сиденье. Когда мимо пронеслась какая-то «Хонда» и ее пассажиры показали Ганси средний палец, профессор продолжал: – Действительно, флаг считался уничтоженным. Точнее, сменившим назначение. Скидмор писал, что из него нашили ночных рубашек для Генриха Четвертого, хотя я не нашел, откуда он это взял. – Ночных рубашек! – воскликнула Блу. – Почему? Ганси ответил: – Для большего посрамления. – Ганси, никто здесь не знает, что это такое, – заметил Адам. – Позор, – объяснил Мэлори. – Унижение. Все равно что летать на самолете. Но вообще-то этот гобелен обнаружили не далее чем на прошлой неделе. Ганси конвульсивно дернул руль. – Да вы шутите! – Он в ужасном состоянии – ткани вообще плохо сохраняются, как тебе известно. Ученым потребовалось много времени, чтобы разобраться, что это такое. Остановись вон там, Ганси, и я тебе покажу. Благодаря счастливому стечению обстоятельств ткань нашли под каким-то сараем в Киртлинге. Наводнение проточило широкий проход в пахотном слое, и обнажился край старого фундамента. Пришлось снять несколько метров почвы. Адам спросил: – И вода не уничтожила флаг? Профессор повернулся к нему. – В том-то и дело! Физика сделала финт ушами, и вода не наполнила фундамент, а почему-то пробила себе русло чуть выше по холму. Отвечаю на ваш незаданный вопрос: да! Сарай стоит на силовой линии. – Именно это я и хотел спросить, – заявил Ронан. – Ронан, – сказала Блу, – прекрати. Ганси краем глаза заметил в зеркальце, что Адам смеется. Он остановился на парковке у задрипанной бензоколонки. Мэлори достал откуда-то старый цифровой фотоаппарат и принялся перебирать снимки. – Теперь говорят, что наводнение случилось из-за сильнейшей грозы и все такое. Но люди, которые были там, говорят, что стены сарая источали слезы. – Слезы! – воскликнула Блу. Трудно было понять, в восторге она или в ужасе. – А вы как думаете? – спросил Ганси. В ответ Мэлори просто вручил ему фотоаппарат. Ганси взглянул на экран. – О, – сказал он. На фотографии был полусгнивший кусок ткани с тремя женщинами в простых платьях, какие носили задолго до Глендауэра. Они стояли в одинаковых позах, воздев руки с кроваво-красными кистями на уровень головы, и, видимо, приветствовали великого короля. И у каждой было лицо Блу Сарджент. «Невероятно». Но нет. В последнее время вероятно было все. Ганси увеличил фотографию, чтобы рассмотреть получше. На него глянули большие глаза Блу. Стилизованные, да, но, тем не менее, сходство было разительное: ее сомневающиеся брови, ее любопытный рот. Ганси прижал к губам костяшку пальца. В ушах у него гудели осы. На Ганси вдруг нахлынули чувства – этого не случалось уже давно. Он вспомнил голос, который звучал у него в голове в тот день, когда он спасся. «Ты будешь жить благодаря Глендауэру. Кто-то сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен, а ты будешь жить, хотя не должен». Ганси переполняло желание увидеть Глендауэра своими глазами, коснуться руки короля, встать перед ним на колени, поблагодарить его, быть им… С заднего сиденья потянулись руки; Ганси не знал, чьи именно. Он отдал фотоаппарат. Блу пробормотала нечто неразборчивое. Адам прошептал: – Она похожа на тебя. – Которая? – Все. – Блин, – произнес Ронан, озвучив общее мнение. – Отличная фотография, – наконец сказал Ганси. – Качество превосходное. – Конечно, – ответил Мэлори. – Вы что, не поняли? Этот сарай стоит рядом с моим загородным домом. Я лично видел слезы. Гобелен нашла моя команда. Ганси отчаянно пытался сложить два и два. – А как вам пришло в голову заглянуть туда? – В том-то и дело, Ганси. Я вообще ничего не искал. У меня был заслуженный отпуск. После адского лета, когда я боролся с проклятым соседом и его забитой канализацией, мне страшно хотелось уехать хоть ненадолго. Уверяю, мое присутствие в Киртлинге было чистым совпадением. – Совпадение, – с сомнением повторил Адам. Что это было, такое огромное? Предвкушение и страх оживляли Ганси. Происходящее, в его громадности, напоминало черную пропасть в пещере. Он не видел ни дна, ни противоположного края. – Кстати, Ганси, – бодро объявил Мэлори, – мне не терпится познакомиться с твоей силовой линией. 4 В ту ночь Блу не могла заснуть. Она ждала, что вот-вот откроется входная дверь. Какая-то глубоко укоренившаяся, глупая часть ее сознания не желала верить, что мать не вернется домой до завтра, когда начнутся уроки. У Моры всегда был ответ на любой вопрос, пусть даже неверный, и Блу принимала как должное, что мама остается неизменной, в то время как все остальное становится с ног на голову. Блу скучала по ней. Она вышла в коридор и прислушалась. В другой комнате Орла проводила полуночное очищение чакр с несколькими рьяными клиентами. Внизу сердитая Калла смотрела в одиночестве телевизор. На втором этаже стояла тишина. Тишина… а потом из комнаты Персефоны, в дальнем конце коридора, донеслось несколько коротких и решительных вздохов. Когда Блу постучала, Персефона произнесла своим еле слышным голоском: