– Думаю, все вместе мы могли бы приподнять крышку, – сказал Адам. Но Ганси имел в виду другое. «Что мы делаем? Именно мы?» Издав короткий невеселый смех, Блу сказала: – У меня руки вспотели. Они встали плечом к плечу. Ганси, чуть дыша, досчитал до трех, и они напрягли мускулы. Но тщетно. Как будто они пытались сдвинуть с места саму пещеру. – Она даже не шевелится, – заметил Ганси. – Давайте попробуем с другой стороны. И они встали с другой стороны и потянули, едва находя опору для пальцев. Крышка не двигалась, и Ганси невольно вспомнил старые сказки. Он подумал, что крышку удерживает на месте не тяжесть; скорее, они недостойны. Они каким-то образом не проявили себя, и Глендауэр по-прежнему для них недоступен. Почему-то Ганси испытал облегчение. По крайней мере, это не казалось неправильным. – Но у них не было крана, – заметил Ронан. – Зато могли быть веревки и блоки, – сказала Блу. – Или много людей. Подвинься, я ухвачусь второй рукой. – Сомневаюсь, что это как-то изменит ситуацию, – сказал Ганси, однако они все стали потеснее. Тело Блу прижималось к нему. Ронана сплющило между ним и Адамом. Стояла тишина, не считая их дыхания. Блу сказала: – Один, два… И на счет «три» они потянули. Крышка внезапно поднялась, оказавшись почти невесомой. Она сдвинулась и начала быстро соскальзывать. – Держите ее! – ахнула Блу. А когда Ганси кинулся вперед, крикнула: – Нет, подожди, не надо! Раздался мучительный скребущий звук: крышка по диагонали съехала с гроба и устремилась к полу. Она упала с негромким, но каким-то разрушительным стуком, как будто кулак ударил о кость. – Она треснула, – сказал Адам. Они подошли ближе. Грубая ткань закрывала внутренность гроба от посторонних глаз. «Это неправильно». И вдруг Ганси ощутил смертельное спокойствие. То, что он видел, было настолько противоположно картинам, рисовавшимся ему в воображении, что всякая тревога прошла. Ничего не осталось. Он сдернул ткань. Поначалу Ганси не понял, что перед ним такое. Это совершенно не напоминало человека, и он не мог сложить картинку воедино… – Он лежит лицом вниз? – неуверенно предположила Блу. Конечно, именно так – все стало ясно, как только она это сказала. Фигура в темном сюрко, то ли фиолетовом, то ли красном, лежала, обращенная к ним лопатками. Ганси увидел гриву темных волос – гуще и темнее, чем он ожидал. Руки покойника были связаны за спиной. Связаны? Связаны. И внутри у Ганси зашевелилась тревога. Не так. Не так, не так, не так. Адам провел фонариком вдоль гроба. Задранное сюрко обнажало бледные ноги. Они были связаны в коленях. Ничком, руки связаны, ноги связаны. Так хоронили ведьм. Самоубийц. Преступников. Заключенных. Рука Ганси зависла в воздухе. Не то чтобы его покинула смелость; его покинула уверенность. Все это должно было случиться иначе. Адам снова посветил. Блу сказала: – А… И передумала. Волосы шевельнулись. – Твою ж мать, – произнес Ронан. – Крысы? – предположил Адам, и это была такая ужасная мысль, что Ганси и Блу вздрогнули от отвращения. Потом волосы шевельнулись снова, и из гроба донесся ужасный звук. Крик? Смех. Плечи дернулись, поворачивая тело. Человек, лежавший в гробу, взглянул на них. Как только Ганси увидел лицо, сердце у него бешено заколотилось – и замерло. Он испытал одновременно облегчение и ужас. Это был не Глендауэр. Ганси сказал: – Это женщина. 28 Она не стала дожидаться, пока они ее освободят. Когда они отпрянули, она принялась извиваться и крутиться – а потом рухнула на пол, по-прежнему связанная по рукам и ногам. Она приземлилась рядом с Ронаном и с безумным смехом попыталась укусить его за ботинок. Они с Бензопилой дружно шарахнулись. Блу в растерянности взглянула на Адама. И тогда женщина запела: Короли и королевы, Королевы, короли, Синяя лилия, лилия синяя Короны и вороны, Мечи и безделушки, Синяя лилия, лилия синяя. Она вновь издала истерический смех – точно такой же, какой недавно вырвался у Бензопилы. Перекатившись на спину, чтобы взглянуть в искаженное отвращением лицо Ронана, она проворковала: – Развяжи меня, принц воронов. – Господи, – произнес он, – ты кто? Она вновь рассмеялась. – О! Мой спаситель прискакал на белоснежном коне и сказал: моя леди, не сомневайтесь во мне… У Ронана сделалось почти такое же выражение лица, как в тот день, когда они ездили встречать Мэлори в аэропорт. – Она ненормальная.