– Адам! – позвал он. – Твое мнение? Адам молча взвешивал варианты. В резком свете головного фонарика Ганси его лицо казалось странным и изящным. Быстро и без объяснений он вытянул руку и коснулся стены. Хотя Адам и не был существом из грез, но он стал одним из существ Кабесуотера – и трудно было не понять этого, видя, как пальцы Адама ползли по стене, как его глаза, сделавшись черными, смотрели в никуда. Блу сказала: – Он тоже… «Одержим?» Никто не желал произносить это слово вслух. Ронан поднес палец к губам. Адам как будто слушал стены – «кто этот человек, он по-прежнему твой друг, что он отдал Кабесуотеру, чем он стал, почему без солнца страх растет так быстро», – а затем осторожно произнес: – Я за то, чтобы идти дальше. Похоже, всякая жуть – это просто побочный эффект, а не намерение. Я думаю, Бензопила должна была увлечь нас дальше. И они пошли дальше. Вниз, вниз… тропа здесь была кривее, чем в пещере в Кабесуотере. Ту явно проточила вода, а этот подземный коридор казался искусственным, вырезанным или вырубленным, но не естественно возникшим. Впереди каркнула Бензопила. Этот будничный звук странно было слышать в темноте. – Бензопила? – хрипло позвал Ронан. – Керау! – долетел ответ – явно не издалека. Это было особое имя, которым Бензопила называла Ронана. – Слава богу, – сказала Блу. Ганси, идущий во главе цепочки, заметил птицу первым – она сидела на каменном карнизе, скребя по нему одной лапой и слегка хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие. Бензопила не улетела, когда Ганси приблизился; когда он вытянул руку, она тяжело приземлилась на нее. Казалось, временная одержимость никак не отразилась на вороне. Ганси обернулся. – Вот твоя птица, Линч. Ронан отозвался – странным голосом: – А это твоя гробница, Ганси. Он глядел ему за спину. Ганси повернулся. Они стояли возле каменной двери. За ней могло находиться что угодно, но находилось нечто вполне определенное. Это была резная дверь склепа – каменный рыцарь в броне, с руками, сложенными на груди. Его голова покоилась на двух воронах, ноги – на гербовых лилиях. Он держал щит. Щит Глендауэра, с тремя воронами. Но это было как-то неправильно. Неправильно не потому, что Ганси представлял себе гробницу Глендауэра иначе. А потому что все должно было случиться по-другому, не в этот день, когда глаза у него болели от недосыпа, когда снаружи шел дождь, когда они находились в пещере, которую обнаружили буквально только что… Он думал, что они найдут зацепку, потом еще одну, потом еще. Он не думал, что через полчаса ходьбы они обнаружат вход в гробницу. Так просто. Но они его обнаружили. – Быть того не может, – наконец произнес Адам из хвоста цепочки. – И мы просто… откроем ее? – спросила Блу. В голосе девушки тоже звучала неуверенность. Процесс пошел как-то не так. Суть была в поисках, а не в находке. – Очень необычно, – в конце концов сказал Ганси. – Странно, что здесь нет никаких… церемоний. «Надо радоваться». Остальные подошли ближе, и он вновь повернулся к двери. Достав телефон, Ганси сделал несколько снимков. Потом, немного подумав, записал и координаты. – О господи, – произнес Ронан, но от этого у Ганси чуть-чуть поднялось настроение. Он осторожно коснулся шва вокруг изваяния рыцаря. Камень был прохладным, прочным, настоящим; на пальцах осталась пыль. Ему не мерещилось. – Сомневаюсь, что она закрыта наглухо. Кажется, дверь просто втиснута. Наверное, нужен рычаг… Адам провел пальцем вдоль края. – Да не особо. Она прилегает неплотно. Он подумал про трех спящих, одного из которых нужно было разбудить, а другого не трогать. Поймут ли они, если перед ними окажется тот, кого нельзя беспокоить? Конечно – ведь если задачей Моры было не разбудить этого спящего, в гробнице наверняка остались какие-то следы ее пребывания… Но Адам ничего не знал. И не мог узнать. Этот день от начала до конца был окрашен неуверенностью и неопределенностью. Внезапно стена рухнула. В воздухе закружилась пыль, и они, кашляя, шарахнулись. Блу воскликнула: – РОНАН ЛИНЧ! Ронан стоял в центре медленно оседающего облака пыли; он просто вышиб дверь гробницы пинком. – Это, – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь, – за то, что забрал мою птицу. – Ронан, может, взять тебя на поводок? Я ведь это сделаю, – сказал Ганси. Ронан тут же усмехнулся, однако Ганси ткнул в него пальцем. – Я серьезно. Дело касается не одного тебя. Если это гробница, здесь кто-то похоронен, и ты будешь относиться к нему с уважением. И не заставляй. Меня. Просить. Дважды. И вообще, если кто-то из нас полагает, что не сумеет сдержаться, значит, мы развернемся и придем сюда в другой раз, ну или часть группы подождет снаружи. Ронан кипел. – Нет, Линч, – продолжал Ганси. – Я занимаюсь этим семь лет, и впервые мне придется оставить после себя следы своего пребывания. Не заставляй меня жалеть, что я пришел с тобой. Видимо, эти слова пробились сквозь стальную броню к сердцу Ронана. Он опустил голову. И они вошли. Им показалось, что они вернулись в прошлое. Зал был покрыт резьбой и росписями. Краски не выгорели от солнца. Ярко-синий, насыщенный фиолетовый, кроваво-красный. Резьба копилась в сводчатых нишах (или окнах), окруженных лилиями и воронами, столбами и колоннами. Сверху вниз взирали святые, зоркие и величественные. Мучеников пронзали копьями и стрелами, жгли, доводили до экстаза. Вырезанные из камня гончие преследовали зайцев, которые, в свою очередь, гнались за гончими. На стене висели латные рукавицы, шлем и нагрудник. Это было как-то слишком. – Боже, – выдохнул Ганси. Он вытянул руку, чтобы коснуться нагрудника, и понял, что не может. Он отдернул руку. Ганси был не готов к тому, чтобы все это закончилось. Он был готов к тому, чтобы все это закончилось. В центре комнаты стоял каменный гроб, высотой по пояс, густо покрытый резьбой. На крышке лежало каменное изваяние Глендауэра. Голова в шлеме покоилась на трех высеченных из камня воронах. «Помнишь, как ты спас мне жизнь?» Блу сказала: – Посмотри на этих птиц. Она провела лучом фонарика по стенам и гробу. И повсюду луч натыкался на перья. Крылья украшали гроб. Клювы срывали плоды. Вороны дрались над щитами. Свет упал на лицо Адама. Его прищуренные глаза были полны осторожности. Ронан, стоя рядом с ним, выглядел необыкновенно враждебно. Бензопила нахохлилась у него на плече. Блу достала из кармана у Ганси телефон и стала фотографировать стены, гроб, самого Ганси. Он вновь взглянул на гроб. Гроб Глендауэра. «Нам не мерещится?» Все шло не так. Напоминало отражение в зеркале. Он представлял это по-другому… Ганси спросил: – Что мы делаем?