– Кстати, а почему Моцарт? – совсем некстати спросил у Наны слегка захмелевший Лебедев. – Как-то это несовременно… Ай! Последний возглас был вызван Асей, довольно чувствительно пнувшей программиста под столом. – А что? Я что-то не то сказал? – начал оправдываться он. – А еще называешься детективом, – не упустил случая подколоть Лебедева Рыбак. – Если девушка носит имя сестры Моцарта и занимается изучением его творчества, наверняка речь идет о семейных традициях. Я прав, Нана? – Да, – кивнула Наннерль. – Моя бабушка была известной пианисткой. Я плохо ее помню – мне было пять лет, когда она умерла. Осталось воспоминание об очень красивой женщине в белом платье, играющей на белом рояле. Хотя, может быть, эти воспоминания навеяны фотографией, которая до сих пор стоит на этом самом рояле в ее квартире. – Нана задумалась, потом грустно поправила саму себя: – Стояла… Комната, та, с роялем, была огромной. Окна от пола до потолка, белые шторы, белая люстра… Сама квартира была большой. Даже слишком большой. И этот рояль, как памятник бабушке. Вроде и не играет никто, и продать невозможно. Как продашь память о бабушке? Мама с детства любила музыку, особенно классику – Моцарта, Бетховена, Шопена, Баха. Но дедушка сказал, что двух пианисток в доме он не вынесет. В результате мама переехала в другую квартиру, но пианисткой так и не стала: окончила институт, получила специальность экономиста и вышла замуж за моего отца. Мне еще до рождения была предречена музыкальная карьера. Но, как оказалось, у меня в правой руке отсутствует длинная ладонная мышца. На самом деле ничего страшного – эта мышца является рудиментарной, и ее отсутствие не влияет на силу пальцев. Но в класс фортепиано меня не взяли, даже несмотря на бабушкину протекцию. А может, вопреки ей – к старости бабушка сделалась раздражительной, вспыльчивой и злопамятной. В результате меня отдали учиться играть на скрипке, но, без особых успехов окончив школу, в музыкальное училище я не пошла, а поступила в МГУ на факультет искусств. Дальше вы знаете… Лицо у Наны сделалось таким несчастным, что Ася поспешила сменить тему: – А все-таки скажите, Нана, почему такой гениальный композитор умер в нищете? – Это не совсем так, – покачала головой Наннерль. – Он просто не умел обращаться с деньгами. Вольфганг состоял на официальной службе и регулярно получал жалованье, писал музыку под заказ, давал концерты и уроки. Моцарт был заядлым картежником, причем играл отвратительно и постоянно оказывался в проигрыше, обожал играть на бильярде. Они с Констанцей регулярно устраивали званые ужины воистину королевской пышности. Поначалу его финансами заведовал отец, потом какое-то время мать. По идее, заменить родителей могла Констанца. Но она была юна, легкомысленна, счастлива и полностью поддерживала мужа во всем, в том числе в беспечном отношении к деньгам. Ей нравилось постоянно менять наряды и дома и то, что в доме ей помогают повар, служанка и парикмахер. Кроме того, она была перманентно беременна – ведь за восемь лет брака у Моцартов родилось шестеро детей. Частые роды стали причиной тяжелого тромбофлебита. Для его лечения Констанца регулярно ездила на воды в Баден, что требовало значительных затрат и окончательно пошатнуло финансовое положение семьи. Мнение о крайней нищете Моцарта возникло из-за того, что его похоронили в общей могиле и сегодня она утрачена. Но для Вены того времени это было правилом. Основой реформ, проводимых императором Иосифом, являлось предпочтение искреннего скромного благочестия пышному показному. Практически всех умерших хоронили в общие могилы по пять-шесть человек. Отдельные были привилегией богатых и знати. Ни к тем, ни к другим Моцарт не относился. С целью экономии места на могилах не устанавливались ни кресты, ни памятники. При желании их можно было разместить у ограды кладбища. Каждые семь-восемь лет могилы перекапывались и использовались снова, так что останки Моцарта были безвозвратно утрачены. Правда, есть версия, что прямо от капеллы Святого Креста, прилегающей к наружной стене собора Святого Марка, где отпевали покойного, братья-масоны унесли гроб с телом Моцарта и похоронили его в тайном месте, а на кладбище Святого Марка поехал другой гроб, пустой. Этим и объясняется, что никто не сопровождал погребальные дроги за ворота города. Но я считаю эту версию несостоятельной. – Так кто же, по-вашему, все-таки отравил Моцарта? – спросил Рыбак. – Ведь не Сальери же? – Уже никто однозначно не ответит на этот вопрос, – вздохнула Нана. – Если бы сохранились останки композитора, можно было бы сделать какие-то выводы. Сегодня большинство ученых, изучающих жизнь Моцарта, считают, что он умер естественным путем. Общая ослабленность организма из-за многочисленных болезней, перенесенных в детстве и юности, напряженный труд, отсутствие нормального отдыха – все это в конце концов сыграло против гения. Свою лепту внесли и врачи, лечившие больного кровопусканием. Было подсчитано, что за две недели болезни Моцарт потерял около двух литров крови. Это может убить и здорового человека… – Ну а вы, Нана, как считаете? – спросила Ася. – Я же чувствую: вы не верите в то, что говорите. – Не верю, – согласилась Нана. – Я все-таки склоняюсь к отравлению. Но не Сальери. На следующий день после похорон Моцарта его ученица, Магдалена Хофдемель, отправилась в собор Святого Стефана, чтобы поставить свечку за упокой любимого учителя. Когда она вернулась домой, ее муж, Франц Хофдемель, набросился на нее с бритвой. На крик несчастной женщины прибежали соседи и отбили Магдалену. Франц же скрылся в другой комнате и забаррикадировал дверь. Когда ее удалось сломать, оказалось, что несчастный супруг перерезал себе горло. Через несколько месяцев Магдалена родила мальчика. Кто был его отцом, история умалчивает, однако доподлинно известно, что у него были странные уши – без мочек. В этот момент у Кристины зазвонил телефон. Отвечать не хотелось, но, взглянув на экран, она увидела, что звонит Щедрый. Усадив Настю в кресло, она вышла в сад, чтобы поговорить без лишних ушей. – Привет! Пригодился вчерашний адрес? У Кристины хватило такта промолчать, что адрес ей не понадобился. – Да, спасибо! – радостным тоном заявила она. – А мы у Тимура. Может, присоединишься? – Можно и присоединиться, – согласился Щедрый. – Тем более что дело Куцака раскрыто. Осталось разобраться с отравленными: Котовой, Скворцовым и Серовыми. – Поздравляю! – Да особо не с чем. – Кристина прямо увидела, как, произнося эти слова, майор скривился. – Парнишка этот, Ярослав Кузнецов, сегодня сам пришел и написал чистосердечное. Совесть, говорит, замучила. И шокер принес, по виду – тот самый. Точнее экспертиза покажет, но расстояние между электродами совпадает. Так что особо не пришлось напрягаться. – Подожди, но ведь Куцака не шокером убили! – Давай не сегодня! Я только что общался с его матерью и все, чего сейчас хочу, – выпить с Ванькой и Тимуром по чашечке кофе. Ну, или не только кофе. Конечно же, Кристине очень хотелось узнать, что рассказала мать Фигаро, но она сдержалась и лишь повторила свое приглашение. – Ну что? Назначил Щедрый виновного в убийстве Фигаро? – спросил Рыбак, когда она вернулась в беседку. – Это ты у него спроси, – уклонилась она от ответа. Ей почему-то вовсе не хотелось обсуждать дело Куцака при Нане. – Хотя у меня есть предложение: давайте не будем портить праздник и деловые разговоры отложим до понедельника. – Давайте, – ответил за всех Тимур. – Э-э-э… – начал было Лебедев, недовольный таким оборотом событий. – Мы же как раз собирались… – Не при ребенке же, – сказала Ася, и Федор замолчал. Конечно, он бы смог найти аргументы, чтобы оспорить слова начальства, но спорить с Асей он не стал бы ни при каком развитии событий. Щедрый примчался через полчаса – то ли звонил откуда-то с полпути, то ли воспользовался служебным положением и врубил сирену с проблесковыми маячками. Он был настороженный, колючий и явно готовый дать отпор неудобным вопросам, однако коллектив «Кайроса» встретил его душевно. Усадили на лучшее место – между Кристиной и Асей, Лебедев выделил из своих запасов фирменную футболку-мерч, Рыбак налил вина, и даже Настя, очевидно не желая отставать от взрослых, вытащила из рюкзачка свои книжки и показала их майору. – Растет смена, – растрогался тот и погладил девочку по голове. Не любительница подобных нежностей, Настя и тут повела себя по-взрослому и отталкивать руку Щедрого не стала. После первого бокала последовал второй, а затем Рыбак с Щедрым наперегонки стали рассказывать милицейско-полицейские байки, которых знали несметное количество. Конечно же, делали они это с оглядкой на присутствующих дам и до скабрезностей не скатывались. Веселье за столом било ключом, но вскоре Кристина почувствовала, что Насте все это начинает надоедать. – Я, наверное, пойду Настеньку спать уложу и вернусь, – шепотом сказала она Тимуру. – Я провожу, – так же тихо отозвался тот. Поддерживаемая под локоть Тимуром, Кристина с Настей на руках поднялась на второй этаж, где располагались спальни хозяина дома и гостей. – Ребята, – услышала она за спиной голос Щедрого. – Спасибо вам огромное, особенно тебе, Кристина. Давно я так не смеялся. Я понял, что при Серовой ты не хочешь обсуждать дела. Что ж, ты абсолютно права. Давай в понедельник утром встретимся у меня в кабинете. Я запросил в архиве дело Куцака, посмотришь. Хочешь, с Рыбаком подъезжайте. Пропуск я закажу. Хорошо? – Да, спасибо, Андрей. Я еще спущусь, только Настеньку уложу. Однако вернуться к веселой компании у Кристины не получилось. Настя, похоже, поняла, что ее собираются оставить одну. Она потребовала почитать ей книгу, но каждый раз, когда Кристина думала, что девочка уже спит и собиралась закрыть книгу, требовательное «читай!» заставляло ее снова и снова возвращаться к детективной истории. – Надо говорить не «читай», а «почитай еще немного, Кристина», – заметила она после очередного Настиного приказа. – А еще «пожалуйста». Попытка внушения результатов не принесла, и Кристина читала, читала, читала, пока сама не заснула. Когда она проснулась, в доме стояла тишина. Впрочем, если прислушаться, тишина была не абсолютной. Ей была присуща своя музыка – едва слышный мерный аккомпанемент волн, шорох листьев, сонный вскрик ночной птицы. И вдруг в эту музыку диссонансом вплелся чужеродный звук – кто-то крался по коридору. Не шел, а именно крался, стараясь быть неуслышанным и незамеченным. Шаги миновали дверь в ее комнату и проследовали дальше. Скрипнула половица, и шаги испуганно смолкли, словно кто-то вслушивался в темноту. Кристина тихо соскользнула с кровати, подошла к двери и, присев на корточки, посмотрела в замочную скважину. Коридор освещался только лампой, горящей на лестнице, но и ее было достаточно, чтобы узнать платье Марии Анны Моцарт. Нана – а больше его не мог надеть никто – стояла у двери в комнату Тимура. Секунда, вторая, потом тихий скрип ручки, чуть слышный шелест пышной юбки. Пораженная увиденным, Кристина тихо легла и, накрыв голову подушкой, придавила ее сверху руками, чтобы не слышать больше никаких звуков. «А что ты хотела? – корила она себя. – Нана – эффектная, умная, талантливая, красивая. Почему бы им с Тимуром…» Думать дальше было тяжело и больно, но все равно думалось, думалось, думалось… За окном посветлело. Сна не было, и Кристина решила прогуляться к озеру. Праздничное платье надевать не хотелось – не то настроение. Она натянула фирменную футболку-мерч и голубые брючки-бананы, которые когда-то купила по случаю, но ни разу не надевала – уж очень они легкомысленные, не соответствующие должности генерального директора. Сейчас же ей было абсолютно безразлично, что чему соответствует, а что нет. Ей вообще теперь было все безразлично. Хотя, конечно же, нет. Ее волновало, чтобы Настя, если вдруг проснется и не застанет в комнате своей няньки, не испугалась. Поэтому Кристина положила рядом с девочкой книгу, поставила на самое видное место горшок и выскользнула за дверь. Вода в озере показалась ей темно-стальной, неприветливой, не то что вчера. Скинув балетки, Кристина шагнула в воду и вздрогнула – холодно! У противоположного берега покачивалась на воде лодка. Неужели сосед-кардиолог до сих пор ловит рыбу? Странно. Кристина бы на его месте больше времени уделяла пациентам, чем рыбалке. Хотя, может, он нуждается именно в таком отдыхе – уединенном и спокойном? Она уже хотела потихоньку уйти, но лодка развернулась, и она поняла, что ее присутствие замечено, а еще поняла, что никакой это не сосед, а Молчанов собственной персоной. Интересно, что его заставило покинуть свою ночную гостью? Первым желанием было сбежать, скрыться в выделенной ей комнате, собрать вещи… Нет, так не пойдет. Им же в понедельник идти на работу, сидеть в одной комнате. Нельзя показать, что ей все известно про Тимура с Наной. Тем временем лодка, направляемая мощными взмахами весел к берегу, причалила в нескольких метрах от Кристины. Тимур спрыгнул в воду и втащил ее на песок. Он был в сине-голубой футболке, и Кристина невольно залюбовалась его руками – одновременно сильными и мягкими. Ни у одного мужчины она не видела таких замечательных! – Доброе утро! – Он подошел к Кристине и взял ее руки в свои ладони. – Не замерзнешь? Вода еще холодная. Даже не представляешь, как я рад видеть тебя. Глаза его красноречиво подтверждали правдивость этих слов, но шли вразрез с ночным визитом Наны. Пока Кристина пыталась разобраться в этом явном противоречии, он обнял ее, и все плохие мысли тут же улетучились из головы. Они стояли обнявшись и смотрели, как из-за верхушек деревьев медленно выползает солнце. Если бы кто-то из них оглянулся, то увидел бы, что из окон второго этажа за ними следят чьи-то глаза. Но им не было никакого дела ни до непрошеного соглядатая, ни до всего мира в целом. Первой опомнилась Кристина. – Побегу я… Вдруг Настя проснется, а меня нет. – Да, – не без сожаления отозвался Тимур. – Мне тоже надо идти. Сейчас проснутся гости и затребуют завтрак. Ты же знаешь Лебедева – он не он, когда голодный. Кристина уже направилась было к дому, но тут Молчанов окликнул ее: – Подожди! – Что? – Она обернулась. – Понимаю, что это прозвучит странно, но я бы хотел… Тут Тимур, тот самый Тимур, который никогда не лез за словом в карман и всегда знал, что, где и когда нужно сказать, которого отправляли на переговоры с самыми сложными клиентами и он всегда возвращался с победой, запнулся. Тогда Кристина сделала шаг к нему навстречу и осторожно прикоснулась губами к его идеально выбритой – когда только успел? – щеке. Надрывались лягушки, где-то неподалеку долбил дерево дятел, скользили по воде неутомимые жучки-водомерки, оставляя за собой расходящиеся круги, а на берегу самозабвенно целовались генеральный директор «Кайроса» со своим замом. – Знаешь, Кристина, – тихо, чтобы не слышала Нана, сказала Ася, когда вся компания снова собралась в беседке. – Я всю ночь сегодня не спала. – А что случилось? – спросила Кристина и осторожно погладила по голове сидевшую у нее на коленях Настю. – Все-таки версия Пушкина мне больше по душе, чем рассказ Наны. – Ты имеешь в виду «Моцарта и Сальери»? – Ну да. Понимаешь, пусть лучше гения отравит завистливый злодей, чем ревнивый муж, с супругой которого Моцарт изменял своей больной жене. – Потому-то Нана – всего лишь Нана, хотя и кандидат искусствоведения, а Пушкин – это Пушкин. Солнце русской поэзии. – И не только русской, – кивнула Ася. – И не только солнце, – добавила Кристина. После завтрака Щедрый, сославшись на неотложные дела, собрался в город, еще раз напомнив Кристине, что ждет ее завтра с утра у себя в кабинете. Вся компания вывалилась за ворота провожать майора. Затем все снова собрались за столом, и разговор сам собой зашел о работе – о клиентах, о рейдах «Тайного покупателя». В какой-то момент Кристина вдруг почувствовала, что теряет нить разговора. Она увидела, что Ася обращается к ней, что-то спрашивает, но никак не могла понять, что именно. Настя, по-прежнему не слезавшая с ее колен, сделалась вдруг необъяснимо тяжелой, словно это не трехлетний ребенок из плоти и крови, а бронзовый карапуз вроде знаменитого писающего мальчика из Брюсселя. Собрав последние силы, Кристина встала, усадив Настю на свое место. Похоже, ребенку это не понравилось, она сморщилась и собралась зареветь, зато Кристине сразу стало лучше. Она с облегчением выдохнула и вдруг поняла, что на вдох сил уже не осталось. В груди сделалось горячо и больно. Слишком горячо и слишком больно. «Что со мной?» – подумала она, и это была последняя ее мысль – в следующую секунду она упала на деревянный пол беседки, увлекая за собой веселенькую скатерть, белые чашки с маками и вазочки с вареньем.