— Анатолий Михайлович Решетников, житель этого поселка, — отчеканила я, — или у тебя память отшибло? — Дядя Толя? Так я только… — Что «только»? Только навел? Отвечай быстро! — прикрикнула я. — Я не воровал, чесслово, просто один мужик приехал в поселок и… — Ну? — В общем, он попросил… помочь… помочь донести до машины и… — К кому приезжал этот мужик? — К дяде Коле, — тихо проговорил мальчишка и опустил голову. — Фамилию назови! Что из тебя тянуть все надо? — Агафонников он. — Так. И ты, значит, совершенно спокойно помог вору? — Да я разве ж знал? Я по дороге шел, а он колесо катил. «Помоги, — говорит, — донести до машины». Я только потом понял, откуда он его… — И до сих пор молчал? А теперь деньги тратишь, которые он тебе дал? Бурмашин ничего не ответил, он так и остался сидеть с опущенной головой. — Значит, так, сейчас же пойдешь и расскажешь все вашему участковому, — тоном, не допускающим возражения, сказала я. Бурмашин тотчас же вскочил. — Сядь, я еще не закончила, — остановила я его. Парнишка послушно опустился на стул. — Ты ведь знаешь, что тринадцатого мая в лесополосе расстреляли машину с людьми? — Так это не я!!! — Бурмашин снова вскочил со стула, теперь уже в сильном испуге. — Да сядь ты! Чего как ванька-встанька? Тогда кто? Витек ваш мог на такое пойти? — Да никогда! Что мы, отморозки какие? — А в лесу тринадцатого мая были, — снова утвердительно сказала я. — А чё? Нельзя, что ль? Лес, он общий. — Что вы там делали? — Ну… пройтись решили. Надоело все время здесь торчать. — Пройтись они решили. Не проспект все-таки, а лес. Ладно. Сколько вас было? — Ну, все мы: Витек, я, Вовчик, потом еще два пацана. — Выстрелы слышали? — Да. Слышали. — А кроме выстрелов еще что-нибудь слышно было? — Как машина проехала потом, услышали. — А саму машину видели? — Мельком только. Она быстро проехала. — Можешь назвать цвет, номера? Какие-нибудь приметы? Может, фара была разбита? — Не, фара вроде целая была. А номер помню: «Т75А3». Цвет — серебристый, «Ауди» это была, тетенька. — Татьяна Александровна, — напомнила я. — Надо же, запомнил и цвет, и номер. — У меня память на цифры хорошая. — Ну, быть, значит, тебе знаменитым математиком. Только ты бросай этим заниматься, ворам помогать. А то это плохо может закончиться. Все понял насчет запаски? — Все! Сделаю, как вы велели! Так я пойду? — Иди, — разрешила я. По дороге из кафе я заехала к Решетниковым. Анатолий Михайлович как раз находился у калитки. — Татьяна, ну что? Поговорили с ребятами? — Поговорила и прояснила некоторые моменты. Анатолий Михайлович, берите за жабры вашего участкового и ступайте к Николаю Агафонникову. К нему кто-то приезжал и ваше колесо забрал, — коротко объяснила я суть дела, не заглушая мотор. — Татьяна! Вы и это успели выяснить? Ну, у меня просто нет слов! — И Решетников прижал руку к сердцу. Я помахала ему рукой и стала выруливать на главную улицу. Все-таки непонятно, почему парень сказал, что цвет у машины был серебристый, а Клавдия Даниловна утверждала, что машина была темно-синяя, в общем, темная. Или это были две разные машины? Я уже проехала половину пути к тому месту, где застрелили Константина Бартелеймонова. Вот и поворот налево уже обозначился. Но тут я увидела, что совсем близко был расположен довольно-таки обширный пустырь, и я решила его обследовать. Кто знает, может быть, что-то, относящееся к расследованию, — пока я и сама не знала, что — я все-таки отыщу. Конечно, наивно рассчитывать, что кто-то будет бродить по этим развалинам, не говоря уже о том, чтобы здесь проживать. Но как знать? Пустырь ведь совсем рядом с лесополосой. Я проехала немного по разбитой дороге. Сначала на моем пути попадались старые одноэтажные дома и совсем уже покосившиеся избушки частного сектора. Затем жилье закончилось, и началась территория, на которой в недалеком, а может быть, и в далеком прошлом находились дома. Сейчас на их месте возвышались горы кирпичей, балок и бревен. Местность была испещрена ухабами и выбоинами до такой степени, что одолеть ее на машине не представлялось возможным. Поэтому я заглушила мотор и вышла из автомобиля. Я увидела несколько домишек, которые сиротливо глядели на меня выбитыми окнами. Спотыкаясь о разбитые кирпичи и ржавые куски арматуры, я последовательно обошла их. Но кроме сломанных стульев и столов, а также колченогих табуреток и диванов с разодранной обивкой, ничего не нашла. Чуть поодаль от обследованных мною хибарок стоял еще один домик. На первый взгляд он выглядел так же, как и те, в которых я только что побывала. Я решила, что надо зайти и в это ставшее бывшим жилище. Я осторожно протиснулась сквозь отверстие, оставленное сорванной с петель дверью. Сделав шаг вперед от дверного проема, я услышала шорох и увидела, как мужчина, который сидел в старом полуразвалившемся кресле, попытался выбраться из него. При этом он испуганно смотрел на меня осоловелым взглядом. Одет он был в какое-то тряпье. Я сразу поняла, что это бомж. — Привет, — сказала я. — Ты кто? — А? Чё? Когда? — невпопад забормотал он. — Я спрашиваю, ты здесь живешь? Я решила не выяснять его паспортные данные, а сразу перейти к делу. — Кто? — спросил парень и очумело помотал давно не мытой и не чесанной башкой. — Скажи, ты видел здесь машину? — задала я еще один вопрос. Но бомж вдруг замолчал и перестал делать попытки подняться с кресла. Прислушавшись, я услышала негромкий храп. Все ясно, товарищ для разговора совершенно не годился. — Ладно, — сказала я, выбираясь наружу, — продолжай отдыхать. Несмотря на то что диалог не состоялся, я посчитала, что не зря заехала в это захолустье. Все-таки одного постояльца я отыскала. Очень может быть, что где-то здесь еще кто-нибудь обретается. Таким образом, существует вероятность того, что в день убийства Константина Бартелеймонова был или были свидетели, которые наблюдали за происходящим. Я отошла от домика, в котором сейчас спал бомж, и вдруг в стороне увидела проторенную дорожку. Я пошла по ней и вскоре оказалась в каком-то проулке. Наверное, раньше здесь проходила улица. Я последовала дальше и через какое-то время остановилась у деревянного забора, настолько ветхого, что было просто удивительно, как он еще не рассыпался. Я толкнула калитку, собранную из разнокалиберных досок, которые были скреплены ржавыми гвоздями. В глубине двора стоял маленький домик. На вид он был покрепче тех, в которых я недавно побывала. — Есть здесь кто-нибудь? — крикнула я. Сначала мне никто не ответил. Но потом из домика вышел мужчина лет пятидесяти. На нем была старая, но довольно аккуратная одежда. Если это и был бомж, то в отличие от того, первого, встретившегося мне, он выглядел чуть ли не аристократом. — Вы здесь живете? — спросила я. — Или… нет?