– И, судя по тому, что она сообщила, – добавил Брент, – когда вы были вместе, она не была счастлива. – Да уж, далеко от этого. Аделина нежно посмотрела на Уилмота, но обратилась к остальным: – Бедняге сейчас необходимо выпить. Он устал от вечеринки и всего остального. Неужели в этом доме нет ничего, кроме этой капли пунша? Все трое посмотрели на Уилмота как на инвалида. Он почувствовал себя загипнотизированным. Д’Арси встал, на цыпочках подошел к буфету и достал оттуда бутылку, более чем наполовину наполненную ромом. Вытянув руку, он посмотрел сквозь бутылку на пламя свечи. – На полке стоят бокалы, – заметил Джеймс, будто и вправду был инвалидом. – Не хотите пригубить спиртного, миссис Уайток? – спросил Д’Арси. – Нет, нет, спасибо. Я допью пунш. Уилмот сделал глоток и расхохотался. – Довольно забавно, – сказал он. – Как будто мы снова в каюте «Аланны». Только снаружи – море снега. – Слава богу, мы здесь, а не там, – ответила Аделина. Воцарилась тишина, только в огне потрескивали поленья. Затем Брент заговорил: – Где бы я ни оказался, жизнь кажется мне забавной. Я могу немного погрустить, но вскоре снова веселюсь. – Я такой же, – поддержал его Уилмот. Д’Арси наполнил свой бокал. – Мне никогда не бывает ни весело, ни грустно. Я критичен, аналитичен и философичен. – Я такая же, – сказала Аделина. Когда фигуристы вернулись, следом в дом ворвался Неро. Он встал посреди комнаты и отряхнулся, взметая вокруг себя снег. Затем положил морду на пол и быстро завозил ею то в одну сторону, то в другую. Щеки Дейзи и Филиппа порозовели от холода, их глаза сверкали, и они продолжали шутить, пить оба отказались. – Умираю с голоду, – заявила Дейзи, сматывая с шеи длинный бледно-голубой вязаный шарф. – У меня во рту не было ни крошки, кроме куска сливового пирога и чашки кофе. – Я тоже ужасно проголодался, – сказал Филипп. – У вас в кладовой есть холодный пирог с дичью, Уилмот? И несколько бутылок стаута? Неро лег у ног Аделины и принялся слизывать снег со своих огромных лап. – Да рядом с вами он как сугроб! – воскликнул Уилмот. Он вскочил и потащил Неро к огню. Пес окинул его долгим недоуменным хмурым взглядом, затем вернулся к вылизыванию лап. Уилмот наклонился к Филиппу. – У меня в доме ничего нет, кроме куска бекона от моих кур, холодной вареной картошки и банки яблочного повидла, – сказал он. – Еда, достойная принца, – сообщил Филипп. – Мы с Дейзи все приготовим. «Мисс Дейзи, когда уходили кататься. Дейзи, когда вернулись, – подумала Аделина. – Хорошо бы она успокоилась и стала преследовать лишь одного мужчину». Дейзи распустила локоны по плечам. – Это самый счастливый день в моей жизни! – объявила она. – Если бы вы знали, насколько обычной она была, вы бы поняли. Но сейчас все в прошлом. Я – пионер. Если я услышу снаружи волчий вой, я не испугаюсь. Я просто возьму ружье, выйду и застрелю волка. Откуда-то из темноты послышался протяжный заунывный вой. Дейзи взвизгнула и бросилась в объятия Филиппа. Неро, дрожа, встал. Мужчины смотрели друг на друга, ожидая следующего завывания. Он приближался – ближе, громче. Аделина истерически рассмеялась. Уилмот распахнул дверь на кухню. Там стоял Тайт, стройный и смуглый, с открытым ртом, издавая очередной вой. – Ах ты пройдоха! – вскричала Аделина. – Тебя бы следовало выпороть! Но рассмеялась от души. Когда ирландцы поняли, в чем дело, то были разочарованы. Их оказалось трудно убедить, что реалистичный вой издавал Тайт. – А ну-ка повтори! – просили они, как мальчишки. – Нет-нет! – воскликнула Дейзи, сверкая расширенными глазами из-за плеча Филиппа. – Я этого не вынесу! Брент снял со стены ружье. – Вот, мисс Дейзи, – сказал он. – Давайте посмотрим, как вы его застрелите. Помните, как вы хвастали? Он вложил ей ружье в руки. Дейзи с неожиданной резвостью его схватила. Раздался громкий выстрел. Пуля попала в стену над головой Тайта. Филипп изумленно посмотрел на Дейзи и отнял у нее ружье. – Довольно с вас, барышня. Ведите себя прилично. – Леди хотела меня убить? – спросил Тайт. Уилмот прошел в кухню и закрыл за собой дверь. – Никогда больше так не делай. Ты ужасно напугал этих леди, – строго сказал он. – Но мисс Дейзи хотела услышать волчий вой, а я так хорошо умею его показывать. – Ты подслушивал под дверью, Тайт. – Да. Я лишь хотел спросить, не надо ли вам чего-нибудь, прежде чем я лягу. Мисс Дейзи хотела меня убить? – Нет, нет, она переволновалась. – Босс, – тихо спросил Тайт. – Как вы думаете, она шлюха? Она сказала, что у меня длинные ресницы и рот, как цветок граната. Когда я передал это своей бабушке, та сказала, что мисс Дейзи – шлюха. Но после этого она попыталась убить меня, так что, может, она исправилась. – Принеси бекон, яйца и холодную картошку, – приказал Уилмот. – Бог знает, что нам останется завтра на ужин. – А в другой раз, – упорно продолжал Тайт, – она сказала, что у меня шея, как у бронзовой статуи. Я снова рассказал это бабушке, и та опять назвала ее шлюхой. XVI. Достижения сезона В округе не было более гостеприимных людей, чем Лэси. Они любили веселье и оживление вокруг себя, и двое ирландцев как нельзя лучше соответствовали их предпочтениям. Они почти всегда веселились и редко оставались в покое. Они несли немалые расходы, но были готовы платить за приятное общество. Нельзя сказать, что ирландцы не делали ничего полезного. Когда посреди зимы настали сильные снегопады, джентльмены вооружились лопатами и быстро и эффективно откопали дом Лэси. Они ездили по обледенелым дорогам в город за покупками для миссис Лэси и привозили ей в подарок шотландский джем, немецкий сыр и французское вино. Д’Арси играл с капитаном Лэси в шахматы, а Брент читал вслух Теккерея и сэра Вальтера Скотта. Вечеринка Уилмота запустила череду развлечений, и в эту зиму у всех соседей было больше танцев, катания на коньках и шарад, чем когда-либо. Вскоре всем стало ясно, что Кейт Базби перенесла свой интерес с Уилмота на Брента. Затем ее интерес перерос в привязанность. Поговаривали, что Брент и сам влюбился. К началу февраля его чувства стали очевидны. На званом вечере в честь Святого Валентина, устроенном Пинками, он сделал предложение, да так, что поразил все общество. Изобретательность и оригинальность миссис Пинк в развлечении гостей не имела границ. По случаю празднования возле каждого прибора лежали небольшие подарки или сувениры в форме сердец, вырезанных из красной фланели. Под ними прикреплялось несколько других сердец из белой фланели, а все вместе скреплялось розетками из красной или белой шерсти. В случае дам белые сердца пронзали новые яркие игры, превращая их таким образом в игольницу. В случае джентльменов в розетку было воткнуто тонкое новое гусиное перо, которое оставалось только заточить до нужной остроты, – а вот и перочистка! За столом, не съев и кусочка, Брент перочинным ножом заточил перо до тонкого изящного острия. Затем он завладел игольницей Кейт. После еды он скрылся в другой комнате, а когда вернулся, возвратил ее, но как игольница изменилась, как похорошела! Он вырезал из листа почтовой бумаги сердце и прикрепил его среди белых фланелевых сердец. На бумаге было написано: Моей Валентинке Дражайшая Кейт! Для меня нет лучшей судьбы, Чем провести оставшуюся жизнь с тобой. Обожающий тебя Майкл Брент У него были самые серьезные намерения. Если Кейт не согласится переехать в Ирландию, он осядет в Онтарио. Единственным препятствием к их браку оставалась религия. Илайхью Базби не дал бы согласия на брак своей дочери с католиком. Все друзья пытались отговорить Брента – они его любили, – но безуспешно. В феврале стояли такие суровые морозы, что строительство Джалны почти прекратилось, видимость стройки создавали лишь отдельные стуки топора или визги пилы. Вырубка деревьев продолжалась полным ходом. Благородные пятидесятилетние стволы за несколько минут оказывались срублены, распилены и аккуратно сложены в штабеля. Лесорубы жгли высокие костры, отчасти чтобы согреться, отчасти чтобы избавиться от древесины. В беспечной расточительности они бросали в костры прекрасный дуб, клен и сосну. Аделина ждала ребенка в апреле, и ее самой заветной мечтой было обосноваться в доме до родов. В феврале, когда стройка остановилась, она поняла, что эта ее мечта угасает. Давным-давно архитектор, подрядчик и бригадир обещали Уайтокам, что дом будет готов к первому апреля. Аделину одолели сомнения и разочарование, она пришла в отчаяние. Как говорил Филипп, можно было подумать, что ее жизнь и жизнь ребенка зависят от переезда. Миссис Вон, как всегда сдержанно, была почти так же глубоко огорчена отсрочкой, как и Аделина. Мысль о том, что роды пройдут в ее доме, чрезвычайно ее расстраивала. С тех пор, как она сама разрешилась от бремени, прошло много времени, и трудности этого события казались ей почти непреодолимыми. Например, что ей делать с Робертом, который как раз должен будет приехать из университета? Конечно, его придется куда-то отослать, и вся радость от его каникул пропадет. И еще Дейзи. По правде говоря, миссис Вон была совершенно уверена, что ничто, кроме брака, не выведет Дейзи из круга семьи. Она слишком удобно устроилась. В ее поведении не было благопристойности, которая бы понравилась миссис Вон, ей не раз приходилось беседовать с Дейзи по поводу недостаточной деликатности, которую та проявляла, преследуя доктора Рамзи. Доктор заходил к Аделине несколько раз в неделю, и при входе или при выходе его непременно подкарауливала Дейзи. Она вязала для него огромный шарф, который требовалось постоянно примерять. Доктор уступал с довольно мрачной любезностью, однако уступал, и миссис Вон не могла отделаться от мысли, что в глубине души ему это нравится, хотя что может быть бесполезнее, чем примерка ШАРФА? Миссис Вон беспокоило и то, что Дейзи, похоже, охотилась не только на доктора Рамзи. Когда доктор посещал Аделину, Дейзи непременно встречалась с Филиппом, если тот был дома. Аделина тогда сильно уставала и рано ложилась. Дейзи всегда старалась посидеть с Филиппом, которому было все равно, когда идти спать. По сугробам она ходила с ним в Джалну на снегоступах, которые ей подарили на Рождество. Миссис Вон очень старалась полюбить Дейзи, но это ей не удалось. Она критиковала Аделину, но не могла ее не любить.