– Ну хорошо. И что же это такое? – Есть одна вещь, которую только я могу ему отдать. – Это что, та чертова книга? – Нет. Послушай меня, Гус. Возвращайся на Манхэттен. Если отправишься прямо сейчас, есть шанс, что у тебя хватит времени. Найди Эфа и Фета, если сможешь, и останься с ними. В любом случае, что бы там ни было, вам придется уйти глубоко под землю. – А здесь все взорвется? Гус взглянул на Анхеля: тот тяжело дышал и хватался за свою больную ногу. – Тогда возвращайтесь вместе с нами. Поехали. Если все равно его здесь не победить. – Я не смогу остановить цепную реакцию в реакторе. Но… возможно, я смогу повлиять на цепную реакцию вампирской инфекции. Раздался сигнал тревоги – пронзительные гудки, повторяющиеся каждую секунду. Анхель вздрогнул и метнул взгляд в оба конца коридора – там пока никого не было. – Я думаю, это отказывают резервные генераторы, – сказал Сетракян. Он ухватил Гуса за рубашку и возвысил голос, перекрикивая сирену: – Хочешь свариться здесь заживо? Вы оба – прочь отсюда! Гус остался с Анхелем, а старик двинулся по коридору, вытаскивая на ходу лезвие из своей трости. Гус повернулся ко второму старику, оставшемуся на его попечении, – взмокшему от пота, сломленному рестлеру с большими нерешительными глазами. Анхель покорно ждал указаний. – Поехали, – процедил Гус сквозь зубы. – Ты слышал, что он сказал. Большая рука Анхеля остановила его. – Что, так и оставим его здесь? Гус помотал головой, зная, что приемлемого решения не существует. – Я остался в живых только благодаря старику. По мне, что бы ни сказал ломбардщик – все правильно. А теперь давай уберемся отсюда как можно дальше, если не хочешь увидеть свой собственный скелет. Анхель все еще смотрел вслед Сетракяну, и Гусу пришлось силой увести его. * * * Сетракян вошел в зал главного щита управления и увидел вампира в старом костюме, одиноко стоявшего перед огромной приборной панелью. Тварь наблюдала, как стрелки на циферблатных индикаторах бегут назад к нулевым значениям, – все системы станции отказали. Красные аварийные огни мигали в углах зала, хотя сирена была приглушена. Айххорст не сдвинулся с места – только повернул голову и устремил красные глаза на своего бывшего заключенного. На его лице не отразилось ни малейших признаков беспокойства – тварь была не способна на эмоции; даже сильные реакции, такие как удивление, лишь в малой степени отражались на каменной харе Айххорста. Ты пришел как раз вовремя. Вампир снова повернулся к мониторам. Держа меч на отлете, Сетракян по большой дуге обошел чудовище. Кажется, я так и не прислал тебе поздравление с покупкой книги. Столь удачно обойти Палмера – это было сделано с умом. – Я ожидал увидеть его здесь. Ты больше никогда не увидишь его. Он так и не воплотил свою великую мечту – ровно потому, что не сумел понять главного: его личные устремления не имели ни малейшего значения; единственное, что имеет значение, – это устремления Владыки. Какие же вы, людишки, жалкие твари. И как нелепы ваши патетические надежды. – Но почему именно ты? – спросил Сетракян. – Почему Владыка сохранил не кого-нибудь, а тебя? Владыка учится у людей. Это ключевой элемент его величия. Он наблюдает и он видит. Ваша порода подсказала ему путь к решению проблемы. Я вижу в вас только стада животных, а Владыка видит модели поведения. Он слушает то, что вы говорите, даже тогда, когда вы, как я подозреваю, и понятия не имеете, что ведете какие-либо разговоры. – Ты полагаешь, он чему-то выучился у нас. Выучился – чему? Айххорст снова повернулся к профессору – рука Сетракяна еще крепче сжала рукоятку меча. Авраам внимательно посмотрел на бывшего коменданта лагеря и внезапно все понял. Это непросто – обустроить и привести в действие лагерь, да так, чтобы он отменно функционировал. Потребовался особый род человеческого интеллекта, чтобы осуществлять надзор над систематическим уничтожением целого народа, причем уничтожением максимально эффективным. Владыка воспользовался моим исключительным опытом. У Сетракяна пересохло в горле. Скорее даже, он вдруг пересох весь, с головы до ног. Будто плоть превратилась в пыль и осыпается с костей. Лагеря… Скотные дворы людей… Кровяные фермы, рассеянные по стране… По всему миру… В каком-то смысле Сетракян всегда это знал. Всегда знал, но никогда не хотел поверить до конца. Он видел это в глазах Владыки при их первой встрече в бараке Треблинки. Бесчеловечность одних людей по отношению к другим лишь разжигала аппетит монстра к разрушению. Мы сами, творя чудовищные зверства, показали этому последнему карателю рода человеческого путь к нашей собственной верной смерти, словно бы добровольно пригласили его – во исполнение какого-то страшного пророчества. Здание содрогнулось. Мониторы на панели управления погасли. Сетракян откашлялся, чтобы вновь обрести голос. – И где же сейчас твой Владыка? – спросил он. Он везде, разве ты не знаешь? Он здесь. В эту самую минуту. Наблюдает за тобой. Через меня. Сетракян приготовился и сделал шаг вперед. Выбранный им курс был чист и ясен. – Владыка, должно быть, доволен твоим рукоделием. Но теперь ему от тебя мало пользы. Не больше, чем мне от тебя. Ты недооцениваешь меня, еврей. Айххорст без видимых усилий вспрыгнул на ближайшую консоль, уйдя из поля досягаемости серебряного меча. Сетракян вознес лезвие, нацелив острие в горло нациста. Руки Айххорста спокойно свисали по бокам, его удлиненные средние пальцы легонько почесывали ладони. Тварь притворилась, что атакует; Сетракян сразу же сделал встречный выпад, давая понять: пощады не будет. Старый вампир перепрыгнул на другую консоль, топча туфлями хрупкие устройства управления высокоточными и крайне чувствительными приборами, изобиловавшими в этом зале. Сетракян быстро повернулся, стараясь не спускать с твари глаз, и вдруг почувствовал, что у него подгибаются ноги. Левой рукой старик по-прежнему сжимал трость, служившую деревянными ножнами для меча. Сетракян поднес руку к груди и вдавил костяшки узловатых пальцев в точку над сердцем. Твой пульс крайне неровен. Сетракян вздрогнул и зашатался. Он немного преувеличил свое недомогание, но не для Айххорста. Его правая рука была согнута, и тем не менее он высоко держал меч. Айххорст спрыгнул на пол и вгляделся в Сетракяна. Его лицо чуть изменилось – во взгляде проступило что-то отдаленно похожее на ностальгию. Я больше не ограничен сердцебиением. Движением воздуха в легких. Дешевыми шестеренками и медленным тиканьем человеческих часов. Сетракян оперся на консоль. Он ждал, когда к нему вернутся силы. А ты что же, скорее погибнешь, чем продолжишь существование в более совершенном облике? – Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем, – отрезал Сетракян. Ты что же, не видишь, что для всех низших существ вы и есть чудовища? Это вы захватили планету для собственных нужд. Но всякому терпению приходит конец. Вот он и пришел. В глазах Айххорста что-то мелькнуло, мигательные перепонки сдвинулись, оставив только узкие щели. Он приказывает мне обратить тебя. Я не жажду твоей крови. Иудейский инбридинг укрепил вашу линию крови, и в результате получился винтаж такой же соленый, минерализованный и мутный, как вода реки Иордан. – Ты не обратишь меня. Сам Владыка не смог меня обратить. Айххорст передвигался бочком, пока еще не пытаясь сократить дистанцию. Твоя жена боролась, но не кричала. Я подумал, что это странно. Она даже не хныкала. Лишь произнесла одно-единственное слово. Авраам. Сетракян решил не обращать внимания на подстрекания Айххорста: ему было важно лишь, чтобы вампир подошел поближе. – Она знала, каким будет конец, – сказал старик. – В свои последние минуты она даже нашла утешение, понимая, что когда-нибудь я отомщу за нее. Она шептала твое имя, а тебя там не было. Интересно, что выкрикнешь ты в свой последний миг. Сетракян уже почти опустился на одно колено, но все же, уперев кончик меча в пол и используя лезвие как костыль, удержался на ногах. Отложи оружие в сторону, еврей. Сетракян поднял меч и взялся за рукоятку верхним захватом, словно бы для того, чтобы изучить состояние кромки старого серебряного лезвия. Он осмотрел набалдашник в виде волчьей головы, оценил, как он уравновешивает клинок. Смирись со своей судьбой. – Ах, так ведь я уже смирился, – сказал Сетракян, глядя на Айххорста, стоявшего всего в полутора метрах от него. В бросок Сетракян вложил все свои силы. Меч пересек пространство между ними и вошел в Айххорста точно под пластроном, идеально посередине туловища, ровнехонько между пуговицами жилета. Вампир повалился спиной на консоль; он завел руки назад, словно пытаясь сохранить равновесие. В теле сидело убийственное серебро, и он не мог дотронуться до него, чтобы вытащить лезвие. Почти сразу же Айххорст начал корчиться – вируцидное действие серебра стало распространяться во все стороны от раны, словно в теле вампира разрасталась жгучая раковая опухоль. Вокруг лезвия проступила белая кровь, а вместе с ней и первые черви, спасающиеся бегством.