Тем временем гитлеровец, сидевший в кресле, слой за слоем снимал с себя покровы. Это был Томас Айххорст, нацист, который когда-то был главой лагеря смерти Треблинка. Он поднялся из инвалидного кресла и встал во весь рост. Черные солнцезащитные покровы лежали у его ног, как множество выползков сброшенной плоти. Выражение его лица до сих пор хранило высокомерие и надменность, свойственные коменданту лагеря, хотя прошедшие десятилетия, как слабая кислота, растворили и смягчили резкие черты. Кожа лица была гладкой и походила на маску из слоновой кости. В отличие от всех прочих Вечных, которых когда-либо встречал Палмер, Айххорст упорно носил костюм и галстук, что позволяло ему сохранять выправку немертвого джентльмена. Неприязнь, которую Палмер испытывал к нацисту, не имела ни малейшего отношения к его преступлениям против человечества. Палмер сейчас и сам был в полной мере причастен к страшной геноцидальной операции. Его отвращение к Айххорсту было порождено скорее завистью. Он ненавидел Айххорста за то, что тот был облагодетельствован Вечностью – великим подарком Владыки. Вечностью, которую сам Палмер жаждал, и ждал с неизбывной страстью. Тут Палмер вспомнил, как его впервые представили Владыке, – именно Айххорст поспособствовал той встрече. Знакомству предшествовали целых три десятилетия поисков и исследований, три десятилетия тщательного изучения тех швов, где мифы и легенды соединяются с исторической реальностью. В конце концов Палмеру удалось выследить самих Патриархов и обманом добиться встречи с ними. Патриархи отвергли просьбу Палмера о присоединении к клану Вечных, причем отказ был резкий и категоричный, хотя Палмер знал, что Патриархи порой принимали в ряды своих избранных выкормышей некоторых людей – людей, чье состояние было куда меньше палмеровского. Надменное презрение Патриархов – после стольких-то лет надежд! – было невероятно унизительным. Элдрич Палмер просто не мог этого вынести. Решение означало только одно: Палмер бесповоротно смертен и должен отказаться от всего, чего достиг в своей досмертной жизни. Ну нет. Пепел к пеплу и прах к праху – это хорошо для масс, Палмера же устраивало только бессмертие. А что касается уродской перестройки его тела, неизбежной при обращении, – тела, которое и так никогда не отличалось особым к нему дружелюбием, – это всего лишь незначительная цена, которую можно было заплатить с легкостью. Так началось еще одно десятилетие поисков – на этот раз в погоне за легендой об отколовшемся Древнем, седьмом бессмертном, могущество которого, как говорили, соперничало с могуществом любого из остальных Вечных. Именно в ходе этих поисков Палмер вышел на трусливого, малодушного Айххорста, который и устроил встречу двух высоких сторон. Она состоялась в зоне отчуждения, окружающей Чернобыльскую АЭС на Украине, – через десять с лишним лет после катастрофы 1986 года. Палмеру пришлось въехать в зону без своего эскорта (в который обычно входили автомобиль скорой помощи без обязательных для такой техники опознавательных знаков и группа обеспечения безопасности) – по той причине, что машины при движении поднимают здесь пыль, сдобренную цезием-137, и передвигаться в хвосте любого автомобиля крайне нежелательно. Господин Фицуильям – телохранитель и персональный медик Палмера – лично повез своего хозяина в зону, и повез на очень большой скорости. Встреча была назначена – конечно же, после захода солнца – в одной из так называемых «черных деревень», расположенных вблизи атомной станции: из этих населенных пунктов, разбросанных по территории в десять квадратных километров – самой зачумленной территории на белом свете, – жители были давным-давно эвакуированы. Если уж быть точным, то самый большой из «черных» населенных пунктов – никакая не деревня, а город. Этот город – Припять – был построен в 1970 году специально для работников атомной станции. К тому моменту, когда произошла авария и началось радиоактивное заражение местности, его население успело вырасти до пятидесяти тысяч человек. Через три дня после взрыва всех жителей эвакуировали. Большой участок города был отведен под новый парк культуры и отдыха – его предполагалось открыть первого мая 1986 года. Авария произошла за пять дней до намеченного события. А за два дня до обещанного открытия парка город опустел – навсегда. Палмер встретился с Владыкой у основания колеса обозрения. Аттракцион так и не заработал и стоял в полной неподвижности, напоминая большие остановившиеся часы. Именно там они заключили сделку. И именно там начал свой отсчет десятилетний план, в котором покрытие Солнца Луной – солнечное затмение – обозначало момент пересечения Владыкой океана. Взамен Владыка посулил Палмеру столь алкаемую им Вечность и место по правую свою руку. Не место какого-нибудь там прислужника, мальчика на посылках, нет, – место партнера по апокалипсису, на все время до обещанной – и до поры отложенной – кончины человеческой расы. Прежде чем расстаться, Владыка крепко уцепил Палмера за руку и взбежал, таща миллиардера за собой, по ободу колеса обозрения. На вершине Владыка показал смертельно перепуганному Палмеру Чернобыль. В отдалении мерно пульсировал красный маяк четвертого реактора, поставленный над саркофагом из свинца и бетона, в котором были замурованы сто с лишним тонн активного урана. И вот он, Палмер, десять лет спустя, стоит здесь, в принадлежащем ему мясокомбинате, на самом пороге исполнения всего того, за что он поручился Владыке тогда – под покровом ночи, в краю, пораженном страшной болезнью. Сейчас чума с каждым часом распространяется все быстрее – и в этой стране, и по всему земному шару, – а он, Палмер, почему-то должен подвергаться унижениям со стороны этого вампира-бюрократа. Айххорст обладал необходимыми познаниями в области строительства загонов для скота и хорошо понимал, как наладить максимально эффективную работу скотобоен. Некоторое время назад Палмер вложил немалые средства в «модернизацию» десятков мясокомбинатов по всей стране – и эти комбинаты были переоборудованы в точном соответствии с указаниями Айххорста. Я полагаю, все идет заведенным порядком, – сказал Айххорст. – Естественно, – ответил Палмер, еле сдерживаясь, чтобы не обнаружить свое отвращение к этой твари. – Если я и хочу знать что-либо, так это лишь то, когда Владыка выполнит свои обязательства по нашему договору. В свое время. Все в свое время. – Для меня «свое время» – это сейчас, – отрезал Палмер. – Вы осведомлены о состоянии моего здоровья. Вы также знаете, что я выполнил все свои обещания и выдержал все сроки. Знаете, что я служил Владыке верно, целиком и полностью отдаваясь этому служению. Ныне часы бьют последний час. Я достоин того, чтобы наконец подумали и обо мне. Темный Владыка все видит и ничего не забывает. – Позвольте мне напомнить вам об одном его – и вашем тоже – незаконченном дельце. Я имею в виду Сетракяна, вашего бывшего ручного питомца-заключенного. Его сопротивление обречено. – Согласен. Конечно обречено. И все же действия Сетракяна и его усердие представляют угрозу некоторым индивидуумам. В том числе мне. И вам, кстати, тоже. Айххорст помолчал несколько секунд, словно бы уступая в споре Палмеру и соглашаясь с ним. Владыка порешает свои дела с Juden[28] в ближайшие часы. А теперь… Я уже довольно долго не кормился. Мне обещали, что здесь меня будет ждать свежий обед. Палмер постарался скрыть брезгливую гримасу. Интересно, как скоро его чисто человеческое чувство отвращения уступит место голоду, настоятельной потребности в крови? Как скоро он сможет, устремив взор в прошлое, усмехнуться своей нынешней наивности, подобно тому как взрослые усмехаются просьбам и надобностям детей? – Все приготовлено, – сказал он. Айххорст подал знак одному из своих подручных, и тот зашел в большой загон. Услышав тонкий скулеж, Палмер посмотрел на часы – со всем этим пора было заканчивать. Подручный Айххорста вышел из загона, держа за загривок – примерно тем же манером какой-нибудь фермер мог бы тащить поросенка – мальчика не более одиннадцати лет от роду. Глаза ребенка были завязаны, он весь дрожал. Мальчик лягался и судорожно водил в воздухе руками, пытаясь дотянуться до повязки на лице. Привлеченный запахом жертвы, Айххорст повернул голову. Его подбородок начал оттягиваться вниз – это можно было расценить как жест признательности. Наблюдая за нацистом, Палмер вдруг задумался: на что это будет похоже, когда боль обращения утихнет? Каково это – существовать в виде твари, которая кормится людьми? Палмер повернулся и махнул рукой господину Фицуильяму, подавая тем самым сигнал, что можно заводить мотор. – Я покидаю вас, чтобы вы могли поесть в свое удовольствие, – сказал он, оставляя вампира наедине с обедом. Международная космическая станция В трехстах пятидесяти километрах от поверхности Земли смена дня и ночи не имеет особого смысла. Если ты совершаешь полный виток вокруг планеты каждые полтора часа, в твоем распоряжении столько рассветов и закатов, что больше и не пожелаешь. Астронавт Талия Чарльз тихонько посапывала в спальном мешке, прикрепленном к стенке ее каюты. Для американского бортинженера наступал четыреста шестьдесят шестой день пребывания на низкой околоземной орбите. Всего через шесть суток к станции пристыкуется шаттл, и на нем Талия отправится домой. Режим сна астронавтов устанавливал Центр управления полетами. Сегодня был «ранний» день: МКС должна была подготовиться к приему «Индевора» и очередного исследовательского модуля, который нес в себе шаттл. Талия услышала, что ее вызывают по связи, и понежилась еще несколько секунд, переходя от сна к бодрствованию. Ощущение свободного парения, какое бывает во сне, – пожалуй, главное чувство, которое владеет человеком в невесомости. «Интересно, как моя голова будет реагировать на подушку, когда я вернусь домой?» – не раз задумывалась Талия. Каково это будет – снова подпасть под благотворный диктат земного тяготения? Она сняла подушку для шеи, освободилась от маски, прикрывавшей глаза, аккуратно разместила подушку и маску в мешке, после чего расстегнула ремни и высвободилась из своего спального обиталища. Сдернув с волос резинку, Талия встряхнула своей роскошной черной гривой, расчесала ее пальцами, затем сделала в воздухе полусальто, чтобы волосы откинулись назад, и снова скрепила их резинкой, обернув ее дважды вокруг пучка. Голос начальника ЦУПа из хьюстонского Космического центра имени Джонсона настойчиво звал ее к ноутбуку в модуле «Юнити»: ЦУП вышел на связь, требуя срочной телеконференции. Это было необычно, но конференция сама по себе не могла служить поводом для беспокойства. На полосу частот в космосе всегда большой спрос, и частоты распределяются очень тщательно. Талия подумала, что, возможно, станции грозит столкновение с очередным скоплением космического мусора. Эти фрагменты порой пересекали орбиту МКС с большой скоростью: встретить такое в космосе – все равно что нарваться на ружейный выстрел. В подобных случаях астронавтам предлагалось укрыться в пристыкованном к станции корабле «Союз ТМА», но к этим мерам предосторожности Талия относилась с большим пренебрежением. Корабль «Союз» был их палочкой-выручалочкой в критической ситуации, своего рода спасательной шлюпкой – вот за это ему и спасибо. Похожая угроза – если, конечно, сегодня речь пойдет именно об этом – возникла два месяца назад; тогда экипаж станции вынужден был просидеть в колоколообразном бытовом отсеке «Союза» целых восемь суток. Космический мусор представляет собой величайшую угрозу для жизнеспособности МКС и здоровья экипажа. Впрочем, как скоро выяснила Талия, новости оказались куда хуже, чем она ожидала. – В настоящий момент мы сворачиваем запуск «Индевора», – объявила глава ЦУПа Николь Фэйрли. – Сворачиваете? В смысле, откладываете? – переспросила Талия, стараясь не выдать голосом разочарования. – Откладываем на неопределенный срок. Здесь, внизу, много чего происходит. Некие неприятные процессы. Нужно все это переждать. – Что? Опять проблемы с маневровыми двигателями? – Нет, дело не в технике. «Индевор» в порядке. Это проблемы не конструкционного характера. – Так… Ладно… – Если честно, я не понимаю, что тут происходит. Возможно, вы там заметили, что последние несколько дней к вам не поступают никакие новости. В космосе нет прямой связи с Интернетом. Астронавты получают данные, видео и электронную почту по каналу связи в поддиапазоне частот «KU». – У нас что, снова вирус? Все ноутбуки на МКС соединены во внутреннюю беспроводную сеть, отделенную от базового компьютера. – Нет, этот вирус не компьютерный. Талия уцепилась за поручень, чтобы оставаться перед экраном в неподвижности. – Хорошо. Я больше не задаю вопросы, а просто слушаю. – У нас тут самый разгар какой-то загадочной пандемии. Она явно зародилась на Манхэттене и теперь вспыхивает в самых разных городах, распространяясь безостановочно. Одновременно стали поступать сообщения о пропажах больших групп людей, – по всей видимости, между этими явлениями существует прямая связь. Поначалу исчезновения приписывали тому обстоятельству, что люди заболевали и оставались дома, вместо того чтобы идти на работу, и, таким образом, им просто требовалась медицинская помощь. А теперь повсюду беспорядки. Ими охвачены целые кварталы – я говорю о Нью-Йорке. Волна насилия выплеснулась даже за государственные границы. Первые сообщения о нападениях на людей в Лондоне пришли четыре дня назад, затем то же самое стало происходить в токийском аэропорту Нарита. Понятно, что каждая страна выставляет, так сказать, свое боковое охранение и защищает свою международную репутацию, стараясь предотвратить коллапс торговли и туризма, – хотя, в моем понимании, каждая страна сейчас должна, по сути, именно такого коллапса и добиваться. Вчера в Берлине Всемирная организация здравоохранения устроила пресс-конференцию. Половина участников не явилась. ВОЗ официально повысила уровень пандемической угрозы с пяти до шести баллов – из шести возможных. Талия просто не могла во все это поверить. – Солнечное затмение? – вдруг спросила она. – Это ты о чем? – Покрытие Солнца Луной… Я наблюдала за ним отсюда, с орбиты… Большое черное пятно – тень Луны – ползло по северо-восточным штатам. Оно распространялось, как… как мертвая зона. Думаю, у меня было… предчувствие несчастья. – Хм… Похоже, именно тогда все и началось. – Просто это очень странно выглядело. Пятно казалось таким зловещим… – Здесь, в Хьюстоне, у нас было несколько крупных инцидентов. В Остине и Далласе неприятностей побольше. Центр управления испытывает нехватку кадров – у нас осталось около семидесяти процентов персонала, и численность продолжает убывать с каждым днем. Поскольку обслуживающего персонала не хватает на всех уровнях, у нас сейчас нет иного выбора, кроме как отложить запуск. – Да, я понимаю. – Русский транспортный корабль, который прибыл к вам два месяца назад, выгрузил большое количество еды и батарей – достаточно для того, чтобы вы продержались там год, если дело дойдет до рационирования. – Целый год? – переспросила Талия с бо́льшим нажимом, чем считала допустимым, и ей это не понравилось. – В крайнем случае. Надеюсь, здесь всё возьмут под контроль, и тогда мы вернем вас на Землю, возможно через две-три недели. – Отлично. Значит, до той поры – опять-таки сублимированный борщ. – Это же сообщение сейчас получают от своих космических агентств командир корабля Демидов и инженер Меньи. Мы здесь прекрасно понимаем твое разочарование, Талия. – За последние несколько дней я не получила ни единого мейла от мужа. Почту вы тоже не пересылали? – Нет, пересылали. Несколько дней, говоришь? Талия кивнула. Она тут же нарисовала в своем воображении Билли, как всегда это делала в подобных случаях: вот он стоит в кухне их дома в Западном Хартфорде – посудное полотенце перекинуто через плечо – и, склонившись над плитой, готовит что-нибудь грандиозное.