На что рестлер не сказал ни слова – лишь коротко пожал плечами. Сквозь проем в комнату с вампирами ринулся Альфонсо Крим. В его правой руке была массивная серебряная рапира с чашеобразной гардой, предназначенной для защиты от кровяных червей. Впрочем, эта мера безопасности сводилась на нет тем, что левая кисть Альфонсо была полностью лишена какого бы то ни было покрова, если, конечно, не считать покровом кастет с серебряными накладками, на котором инкрустация фальшивыми бриллиантами складывалась в слово «К-Р-И-М». Он набросился на вампиров, бешено пронзая их рапирой и нанося чудовищные удары левой. От него не отставал Гус: в одной руке у него была ультрафиолетовая лампа, в другой – серебряный меч. Следом двигались остальные «сапфиры». «Никогда не сражаться в подвале!» – этот догмат относился в равной степени и к уличной драке, и к боевым действиям в городских условиях, вот только при охоте на вампиров избежать таких сражений было невозможно. Гус предпочел бы бросить сюда зажигательную бомбу и испепелить всю лавочку, но лишь в том случае, если бы это гарантировало стопроцентную смертность. Однако таких гарантий не было: судя по опыту, вампиры всегда исхитрялись найти какую-нибудь лазейку. В этом гнездилище оказалось больше вампиров, чем они ожидали. Белая кровь, похожая на застоявшуюся простоквашу, хлестала во все стороны. И все же, разваливая вампирскую плоть на части, они прочесали весь подвал и, когда закончили, вернулись к Анхелю, который все это время так и стоял по ту сторону рухнувшей двери. Анхель был в шоке. Среди жертв Крима он опознал гуптов, перед его глазами все еще стояли их немертвые лица, а в ушах звенело от жуткого воя, который издавали эти твари, когда колумбиец рубил их белокровные глотки. А ведь это были просто панки – такие же, как те, которых он щелчками и шлепками разгонял в своих фильмах. – Que chingados pasa? – спросил он. «Какого хрена здесь происходит?» – Конец света, – ответил Гус. – Ты кто? – Я… Я никто, – сказал Анхель, постепенно приходя в себя. – Я работал здесь. А живу там. Он показал рукой вверх наискосок: – Парень, все твое здание заражено. – Заражено? Они что, действительно… – Вампиры? Точно. Усраться и не встать. Анхель почувствовал, что у него кружится голова. Он был сбит с толку, дезориентирован. Этого просто не могло быть. Чтобы такое случилось с ним? Вихрь разнообразных эмоций овладел им, и среди этих эмоций он распознал одну, которая не посещала его очень-очень давно. Возбуждение. Крим стоял рядом, сжимая и разжимая кулак с серебряным кастетом. – Оставь его здесь, – сказал он Гусу. – Эти уроды сейчас просыпаются по всей округе, а во мне сидят и просятся наружу еще много-много убийств. – Ну, что скажешь? – обратился Гус к своему соотечественнику. – Тебе здесь больше делать нечего. – Ты только посмотри на его колено, – заметил Крим. – Никто не сможет меня остановить, – молвил Анхель. – И ничто не заставит меня превратиться в этих… с жалами. Гус вытащил из «сапфировской» сумки с оборудованием небольшой меч и вручил оружие Анхелю. – Это его здание. Посмотрим, сумеет ли он отработать свой хлеб. * * * Как будто прозвучал некий сигнал экстрасенсорной тревоги – все вампиры, обитавшие в доме Анхеля, мгновенно изготовились к битве. Спустя считаные секунды немертвые появились во всех проходах и проемах, ринулись по лестнице, без усилий одолевая любые преграды. Во время схватки на лестничном марше Анхель увидел свою соседку – семидесятитрехлетнюю старушку, которая всегда передвигалась в ходунках. Сейчас же она скакала по перилам над лестничным колодцем с этажа на этаж. И старушка, и все остальные вампиры двигались с ошеломительной грацией приматов. В фильмах Анхеля враг обнаруживал себя злобным взглядом и вполне устраивал героя, потому что, готовясь к убийству, двигался медленно, даже с некоторой ленцой. Но в данной – вовсе не киношной – ситуации у Анхеля не очень-то получалось «отрабатывать хлеб», хотя грубая сила старого борца давала ему некоторые преимущества. Опыт рестлинга вернулся к нему и был особо полезен в ближнем бою, даже несмотря на ограниченную подвижность. И Серебряный Ангел снова почувствовал себя супергероем, каким когда-то был на съемочной площадке. А немертвые все шли и шли, как полчища злых духов. Казалось, их созвали со всех окрестных домов: волна за волной бледных, склизкоязыких тварей поднималась с нижних этажей, и стены здания окрашивались белым. Панки боролись с ними так же, как пожарные борются с огнем: отсекая пламя, затаптывая новые возгорания и бросаясь в самые горячие очаги. Они действовали как хладнокровная, безжалостная расстрельная команда – позднее Анхель с изумлением узнает, что это был их первый ночной бой, своего рода посвящение. Вампиры все же достали своими жалами двух колумбийцев – это были первые потери страшной войны, – и тем не менее… Когда все закончилось, панки не хотели останавливаться: они жаждали большего. В сравнении с этим дневная охота – все равно что легкий прохладный ветерок, говорили они. Когда бойцы остановили натиск вампиров, кто-то из колумбийцев нашел картонку с косяками, и все закурили. Анхель не курил уже много лет, но сейчас не отказался: вкус и запах травки смягчали вонь, распространявшуюся мертвыми тварями. Наблюдая, как дымок тает в воздухе, Гус мысленно вознес молитву за товарищей, погибших в бою. – Есть один человек… – сказал Гус. – На Манхэттене. Старый ломбардщик. Он первым дал мне понять, кто такие эти вампы. Спас мою душу. – И речи быть не может, – мгновенно возразил Крим, поняв Гуса с полуслова. – Зачем переть через реку, когда нам и здесь убивать да убивать? – Когда увидишь этого старика, сам поймешь зачем. – Откуда ты знаешь, что он еще не отбросил коньки? – Просто очень надеюсь, что пока еще нет. Мы пойдем через мост при первых лучах света. Анхель отпросился на несколько минут, чтобы в последний раз зайти в свою квартиру. Колено разболелось не на шутку. Он окинул взглядом свое жилье: в углу – куча нестираной одежды, в раковине – грязные тарелки, во всем – нищета и убожество. Он давно уже не чувствовал никакой гордости за свое обиталище, а сейчас и вовсе испытал острый приступ стыда. А может, подумалось ему, он все это время подспудно знал, что предназначен для чего-то большего – для того, что и вообразить не мог, – и просто ждал зова? Анхель швырнул в хозяйственную сумку кое-какую сменную одежду, спрятал туда же упряжь для колена, а напоследок – едва ли не сконфуженно, потому как, забирая эту вещь, он словно бы признавался, что это самое дорогое его сердцу имущество, все, что осталось от того героя, кем он когда-то был, – прихватил серебряную маску. Сложив маску, он засунул ее во внутренний карман куртки. Ощутив эту ценность у самого сердца, Анхель вдруг осознал, что впервые за последние десятилетия пребывает в ладу с самим собой. Флэтлендс Эф закончил обрабатывать раны и ссадины Василия. Особое внимание он уделил обеззараживанию отверстия, которое кровяной червь успел пробуравить в предплечье Фета. Крысолов пострадал довольно сильно, однако ничего необратимого не произошло, – разве что частичная потеря слуха и звон в правом ухе могли остаться навсегда. Эф извлек из ноги Василия металлический осколок, и Фет теперь припадал на одну ногу, однако ему и в голову не приходило жаловаться. Вот и сейчас он не сидел, а стоял возле Эфа. Гудвезер восхищался этим и чувствовал себя рядом с Василием кем-то вроде маменькиного сынка из «Лиги плюща».[26] При всем своем образовании и при всех своих научных достижениях Эф понимал, что сейчас он несравненно менее полезен для их общего дела, чем Фет. Однако скоро это изменится. Крысолов открыл чулан, где хранил яды, завел туда Сетракяна и показал ему отравленные приманки и крысоловки, бутылки с галотаном, высокотоксичные гранулы синего цвета. У крыс, объяснил Василий, отсутствует биологический механизм рвоты. Главное назначение этого процесса – очистка организма от отравляющих веществ, вот почему крысы особо восприимчивы к ядам, а раз так, эволюция поспособствовала им выработать другие свойства, позволяющие компенсировать отсутствие столь важного механизма. Например, они могут переварить практически все, включая совершенно непитательные вещи, такие как глина или бетон, – это помогает им ослабить действие ядов, словно бы растворить их в массе ненужных организму веществ, чтобы потом вывести отраву из организма вместе с другими отходами. Среди прочих даров эволюции можно назвать крысиный интеллект, умение грызунов разрабатывать сложные стратегии, позволяющие распознавать и обходить опасную еду, – все это предопределило высокую степень выживаемости крыс. – Забавно, – сказал Фет. – Вырвав у той твари глотку, я не удержался и заглянул внутрь. Хорошенько заглянул. – Да? – заинтересовался Сетракян. – И что же? – То, как там все устроено… Готов поставить все мои баксы против банки ваксы на то, что эти твари тоже не умеют блевать. Сетракян немного поразмышлял над услышанным. – Полагаю, вы правы, – кивнул он. – Могу я спросить, каков химический состав этих родентицидов? – Это смотря что требуется, – ответил Фет. – Вон в тех используется сульфат таллия, соль тяжелого металла, губительная для печени, мозга и мышц. Очень токсичное вещество, без цвета и запаха. А вон там – обычный антикоагулянт, он годится для всех млекопитающих. – Для всех млекопитающих? Что-то вроде кумадина? – Нет, не вроде. Это кумадин и есть. Сетракян посмотрел на бутылочку: – Получается, я сам вот уже несколько лет принимаю крысиный яд? – Ну да. Вы и миллионы других людей. – И что он делает с крысами? – То же, что он сделает и с вами, если вы примете слишком большую дозу. Антикоагулянты вызывают внутренние кровотечения. Крысы истекают кровью – она просто хлещет из всех отверстий. Не очень-то приятное зрелище. Сетракян взял бутылочку в руки, чтобы изучить этикетку, и вдруг заметил кое-что на полке – позади того места, где стоял флакон с антикоагулянтом. – Василий, мне не хочется беспокоить вас попусту, но разве это не мышиный помет? Василий, хромая, подошел к полке, чтобы получше рассмотреть то, на что указал Сетракян. – Твою мать! – воскликнул он. – Как такое может быть?! – Уверяю вас, это просто легкая инвазия, – сказал Сетракян. – Легкая, тяжелая, какая разница?! Здесь должен быть гребаный Форт-Нокс![27] Фет раздвинул бутылочки – даже опрокинул несколько из них, – чтобы разглядеть следы грызунов. – Это все равно как если бы вампиры ворвались в серебряные копи! Фет точно одержимый принялся рыться в задней части своей кладовки, пытаясь найти новые следы инвазии. Эфраим заметил, что Сетракян, взяв одну из бутылочек, быстро опустил ее во внутренний карман пиджака и вышел из чулана.