— То есть процент зараженных пока не велик, — задумчиво пробормотал Давьер. Я пожала плечами: — Либо так, либо я не там знакомилась с людьми. Хотя старалась сделать выборку репрезентативной: и в Посольском квартале побывала, и в Метелочном. И на Министерской площади отиралась, и в переулке Тридцати Грехов, — я вздохнула. — Погуляла от души, короче. Вот отчет. Пригодится, — я вытащила из кармана летяги свернутый трубочкой длиннющий свиток — карту Шолоха, на которой отметила свой маршрут и места встречи «больных» Пустотой. Я подошла к доске, магнитами прикрепила туда свою карту, слегка прикрыв письмена Дахху. Тот не возражал. Я откашлялась и провозгласила: — Отныне тут наш штаб и то великолепное рукоделие из заметок, свидетельств и гипотез, которое обычно сопровождает расследования. Если кому-то вопрос Пустоты кажется бредовым — без проблем. Можно уйти и сейчас, и потом, в любой момент. Встретив мой ехидный взгляд, Полынь лишь поджал губы. Все остались на своих местах. Я улыбнулась: — Ну и отлично! Тогда первый шаг — изучение захваченного Пустотой человека. Надеюсь, это даст нам пресловутые доказательства и укрепит вашу веру. Изучать будем прямо сейчас. Ребята дружно подняли брови. — Я пригласила танцовщицу из кабака сюда — на вечеринку. Остальные зараженные не согласились, но ей идея понравилась — девушка…мм…не из робких, — я прикусила губу, вспомнив напомаженные волосы, кроваво-красные губы и слишком тугой корсет дамочки, по ночам работавшей в переулке Тридцати Грехов, — Только давайте хотя бы изобразим веселье. — И во сколько она явится? — Кадия вся как-то подобралась, выдвинула вперед точеный подбородок, заранее готовясь перещеголять гостью по красоте. Внизу раздался дверной звонок. — Вот сейчас, — подмигнула я. Все застыли с выпученными глазами. Кадия рывком поднялась со стула, широким махом перекинула ногу через спинку, подошла ко мне и хлопнула по плечу: — А ты времени не теряешь! Пойду, встречу танцовщицу. Вот она расстроится из-за такого узкого общества. — Лучше я, — чинно привстал Давьер. — Уберите контур. — Ага, щас. Ты сиди, Анте, прячь рыльце в песок. Всякому, знаешь, по привычному надо действовать, — вызверилась Кадия и пошла прочь из комнаты. Я поспешила за ней. — Кад! — я догнала ее на лестнице и, пристроившись сбоку, соразмеряя шаг, сказала: — Спасибо, что заступилась за меня перед Полынью. Она пожала плечами: — Только мне позволено сомневаться в твоих действиях и между строк называть тебя сумасшедшей. Больше никому. — Оооо… — растаяла я. — Как мило! — Ты сильно не расслабляйся, — она легонько ткнула меня локтем под ребра. — Я все еще считаю, что вы с Дахху охренели по полной программе. Мы молча спускались по лестнице. Я чувствовала, как невидимая ледяная стена между нами медленно тает. — Слушай, Тинави… — вдруг сказала подруга другим тоном. — А скажи, как ты думаешь, вот после всего этого безумия — Анте, бокки, драконы, Карл, Зверь, теперь какая-то еще Пустота — когда мы все уладим, будет у нас нормальная жизнь? Как раньше — веселая и беззаботная? Или, если тебя утащило в жуткую глобальную канитель, то все, капец, уже не высвободишься? Я на секунду притормозила: — Хм. Так вот о чем ты думаешь, Кад? О том, не затянет ли тебя эпичность? Она передернула плечом: ни да, ни нет, будто уже пожалела. Я вздохнула: — Я тебе так скажу. По мне, так только ты выбираешь, чем насытить свою жизнь. И обычно твой выбор зависит от того, что ты считаешь счастьем — пусть даже подсознательно… Просто направляй свое внимание на то, что кажется тебе прекрасным. Хочешь беззаботности — ищи во всем легкость, смотри на нее, твори ее, призывай. Хочешь «глобальной канители» — гонись за ней; за примером далеко ходить не надо, наш Дахху, вон, по самые уши залез. Тот же принцип работает со спокойствием. Магией. Любовью. Приключениями. И так далее. Чего бы ты не хотела — ищи это во всем, что видишь, и так притянешь это к себе. Выбор всегда за тобой. Ты чего хочешь-то? — Да вот грёк его знает, — сказала Кад, озадаченно почесывая затылок. — Все и сразу, кажется. Иногда чего-то глобального, чтоб слезы на глазах выступали от величия происходящего. В этом плане, прикинь, мне даже наша история с Анте чем-то начала нравится… Иногда — мелочей, чтоб жизнь была, как сборник смешных картинок. До сих пор не определюсь. Стремно чем-то одним ограничиться. Я пожевала губами: — Вот и у меня то же самое — веришь? Получается, как в плохом анекдоте: как только все серьезно — хочется легкости. Как только все легко — не хватает серьезности. Не понимаю, в чем больше смысла… Хотя наверняка окажется, что смысла одинаково во всем. — Значит, — подруга философски пожала плечами, — Нам просто надо набрать нужные пропорции смысла именно для наших идеальных коктейлей. И коктейли могут быть слоистыми, никто не запрещает. — Будем делиться друг с другом рецептами? — А то ж. И распивать будем вместе. — Ура! — я рассмеялась и запоздало вернула ей толчок под ребра. — Снова мир? — Только до твоей новой лажи, — Кад строго свела брови. — И я не шучу! Подруги-предатели в мою картину счастья точно не вписываются, какой бы та ни было. Так что следующий раз натравлю на тебя весь Чрезвычайный департамент. — Да уж, эти бородачи тебя полюбили! И мы, обмениваясь впечатлениями о смешных гномах, коллегах Кад, открыли дверь шолоховской танцовщице из переулка Тридцати Грехов. * * * Когда мы — уже втроем — вернулись в танцевальную залу, обстановка разительно изменилась. Ребята не поскупились на создание «вечериночной» атмосферы, призвав на помощь магию иллюзий. Видимо, старались все сразу — и Дахху, и Андрис, и Полынь. В итоге зал выглядел так, будто в нем, действительно, что-то празднуют тесной компанией. Иллюзорные букеты на полу и столах, иллюзорные гирлянды на окнах, иллюзорные шары с блестками под потолком, иллюзорный фуршет и иллюзорная горка шампанского. — А если она захочет поесть? — шепнула я Андрис. — Захочет — поест. Но только вот те блюда, — Ищейка кивнула на столик в углу зала. — На нем настоящая еда и напитки. Полынь успел Прыгнуть в соседний бар и обратно. Давьера, как я увидела, все-таки освободили от огненного контура… Маньяк ласково направился к нашей гостье. Гостья, конечно, впечатляла — дамочка будто из другого мира, гендерная хищница, едкой расцветки тропическая бабочка, с губами круглыми и алыми, как черешни. Давьер обольстительно пожал ей руку и его лицо на мгновение исказилось гримасой отвращения при встрече с Пустотой. Усаживая гостью в глубокое кресло и заводя ничего не значащую светскую беседу, он кивнул мне — ты права. Остальные к гостье не прикасались. Кад и Дахху вообще обходили ее по широкой дуге. Ее это не смущало. Внимание Кары — так звали танцовщицу — полностью сосредоточилось на хозяине. Минут пятнадцать мы изображали веселье, подспудно пытаясь задавать девушке наводящие вопросы. Как она себя чувствует в последние дни? Хорошо. Как настроение? Нормальное. А чем, охохохо, такая прелестная девушка занимается вечерами? Ах, танцует? А она помнит все свои вечера за последнюю, хм, неделю? Память хорошая? С какого возраста она живет в Шолохе? А как зовут — мы запамятовали — директора самого крупного шолоховского кабаре? Сколько будет семью восемь? (Тут Кара замешкалась, но все же ответила). Так не могло продолжаться. Наши вопросы не приносили толка и ничего не доказывали. Полынь и Андрис то и дело приближались к Каре впритык, чуть ли не обнюхивали ее, силясь почуять какие-то признаки Пустоты — увы, без толку. Оба начали заметно скучать. И, судя по тому, как зевала Андрис, она уже была готова уйти домой. Наконец, Дахху не выдержал вопиющей бессмысленности происходящего. Он встал перед сидящей танцовщицей, сложил руки на груди и нахмурился: — Кара, у меня есть подозрение, что вас могли заразить одним вирусом. — С чего бы это? — испугалась она, хлопая ресницами. — Почему вы так решили? Давьер недовольно отодвинул Ловчего, перегородившего ему вид на танцовщицу, и дал заднего ходу: — Он так комплименты делает. Считает, что вы слишком прекрасны, — сквозь зубы прошипел маньяк и притворно приложил руку к сердцу. — Нет-нет, не комплименты, — Дахху снова выдвинулся вперед. — Сейчас по городу ходит вирус, у нас в Лазарете все ужасно волнуются. Позвольте сейчас проверить вас на его наличие. Судя по месту вашей работы, вас вполне могли заразить чем-то неприятным. — ЧТООО?! — взвизгнула Кара, подпрыгивая. — Это что за намек?! Это оскорбительно! Я немедленно ухожу! — Нет, нет! Вы неправильно все поняли! — схватился за голову Дахху. — Просто вы же часто входите в телесный контакт с самыми разными людьми? — Ну ты и …!!! — Кара выругалась так грязно, что Давьер поморщился, Кадия из своего глубокого кресла мерзко захихикала, Полынь удивленно поднял брови, а Андрис подавилась зевком. Никто и не подумал остановить танцовщицу, яростно зацокотавшую каблучками к выходу. Я прикусила губу. Потом выдохнула и швырнула в спину Каре свое коронное заклинание — золотую сеть. Танцовщицу сковало на полушаге: одна нога на полу, другая уже поднята, так, что красное платье доверху обнажает подтянутое бедро. Мда. Из разомкнутых губ гостьи донеслось невнятное, недовольное мычание. — Давай Дахху, — я кивнула другу. — Просмотри ее тем заклинанием, которое на диспансеризации используют. Ну, на поиск болячек. — Но ведь нельзя незаконно применять магию к вольным гражданам! — охнул друг, весь такой в растрепанных чувствах. — Она на тебя пожалуется! — Да плевать, Дахху! — рявкнула я. — В ней Пустота. Покажи ее нам. Кара и сама будет благодарна, если мы ее вылечим. — Ладно… — неохотно согласился он. Остальные молча ждали. Дахху выставил вперед правую ладонь с широко расставленными пальцами, левой рукой начал поглаживать каждый из них, прищелкивая пальцами и бубня что-то жутко занудное. На полу вокруг застывшей танцовщицы появилось нежно-голубое кольцо, эдакий спортивный обруч. Обруч пополз наверх. Мы все внимательно следили за цветом — переменись он, это обнаружило бы болезнь.