– Кух! Он мой друг! – Но он Башмачник! – проревела Кух. – Я знаю, что он Башмачник, – успокаивающе сказала Корделия. – А ещё он мой друг. Гусь был одет в пижаму. Стоя в дверном проёме, он казался совсем крошечным. – Кор-Корделия, – проскулил он. – Мою семью забрали в Тауэр! Сказали, что вышвырнут Башмаки Мира в реку! Я спрятался в Шнурочном Шкафу, а когда вышел, мою семью уже увезли! Корделия кинулась к нему и обняла. – Мою тоже, Гусь, – тихо сказала она, так крепко стискивая его, что он пискнул. – Прости, что наговорил тебе всякого, – прошептал Гусь куда-то ей в плечо. – Я не знаю, кто украл Башмаки Мира или как твой платочек оказался в моей классной комнате, но я знаю, что было глупо с моей стороны даже подумать, будто это могла быть ты. Корделия кинула взгляд под стол. В ответ оттуда ей мигнули по-воробьиному яркие глаза Сэма. Сейчас было не время рассказывать всем правду о Сэме. Вместо этого Корделия взяла друга за плечи. – Всё в порядке, Гусь. Кух таращилась на них. Корделия не могла понять – неодобряюще или неверяще. – Мы вернём их, Гусь, – сказала она. – Мы вернём наших родных. Глава 28 Кух кухарничала. Это успокоило её, и пятнадцать минут спустя, когда она накрыла для всех завтрак с пылу с жару, Сэм появился из-под стола. – На пустой желудок толком ничего не сделать, – сказала Кух, вручая каждому тарелки. Гусь с любопытством посмотрел на Сэма. Сэм неловко улыбнулся в ответ, а потом, подражая ему, взялся за вилку и нож. Пока они ели, Корделия рассказала Гусю почти всё, что подслушала в Гилдхолле. Она предусмотрительно обошла стороной любые упоминания Сэма, который яростно краснел на протяжении всей истории, но тем не менее ухитрился съесть в три раза больше остальных. – Он сказал «Творцы-изменники», – повторила Корделия, намазывая тост маслом. – Изменники! Подумать только, – проворчала Кух, ковыряя джем. – Я не знаю, как твои бедные тётя с дядей закончат шляпу, если их упрятали в Тауэр. И как они выберутся оттуда, если не могут закончить Шляпу Мира… – Значит, это король бросил их в Тауэр? – спросил Гусь, накладывая себе ещё сосисок. – Люди считаются изменниками, если предают короля. – Принцесса, – поправила Корделия, потянувшись за джемом. – Это она за всё отвечает, пока король поправляет здоровье у моря. Но… Я думаю, тот человек в Гилдхолле как-то в этом замешан. – Это он был вором? – спросил Гусь. Сэм напрягся. – Да, – сказала Корделия. Краешком глаза она заметила, как Сэм выдохнул от облегчения. – И вы не видели ничего, что могло бы намекнуть, кто он такой? – продолжил Гусь. Сэм слегка потряс головой. – Нет… ой, постойте-ка! У него на башмаках были золотые пряжки! – вспомнила Корделия. – Странной формы. Как две буквы М. – Может, это его инициалы! – предположил Гусь, размахивая вилкой так, что с неё слетел кусочек яйца. – Когда мы творим башмаки для очень богатых людей, иногда мы специально делаем их инициалы! – ММ, – сказала Корделия. – ММ? Все покачали головами. – Не припомню, чтобы мы, Башмачники, творили башмаки с буквами ММ, – признался Гусь. Корделия нахмурилась. – Есть в этом ещё кое-что странное, – медленно сказала она. – Кух права. Зачем говорить нашим родным, что они должны доставить Одежду Мира сегодня к полудню, только чтобы арестовать их на рассвете, прежде чем они вообще смогут доделать её? Они же не смогут закончить творить её в Тауэре, не так ли? И зачем бросать то, что они сотворили, в реку, если принцесса так нуждается в этой одежде? Бессмыслица какая-то! – Что ж, возможно, они бросили в реку почти всю Одежду Мира, – сказала Кух, выглядя самодовольно, как курица, высиживающая золотое яйцо. – Но не всю. Она поднялась на ноги, суетливо подошла к духовому шкафу и, сияя, как пекарь, испёкший превосходный торт, вытащила оттуда… – Шляпа Мира! – вскричала Корделия, вскакивая. – Ты спрятала её от них! – Она оглядела всех собравшихся. – Понимаете, что это значит? Мы сможем закончить её и принести принцессе! Ей придётся отпустить моих родных – и я смогу убедить её, что никто из Творцов вовсе не изменник! – Сначала ты доешь свой завтрак, – велела Кух, осторожно кладя шляпу на стол. После завтрака Кух заставила Корделию вымыться. – Ты грязная с головы до ног, Дилли. Я не буду спрашивать почему, как и не буду спрашивать, откуда взялся этот оборванец. – Кух прищурилась, посмотрев на Сэма, разглядывавшего серебряную ложечку. – Но тебе придётся вымыться. Прежде чем ты дотронешься до Шляпы Мира. Твоя тётя именно так бы и сказала, не сомневаюсь. Так что Корделия прыгала с ноги на ногу, стоя в медной ванне, пока Кух ведро за ведром опрокидывала на неё прохладную воды из колонки и тёрла намыленной морской губкой. – Вода ЛЕДЯНАЯ! – взвизгнула Корделия. – Если бы ты дала мне две минутки, я бы нагрела тебе воду над огнём, Дилли! – прицокнула Кух. – Это слишком долго! У нас очень важное дело! – На Корделию вылилось очередное ведро, и она стиснула зубы. Гусь целеустремлённо таращился в окно. Сэм забрался на посудный шкаф и недовольно поглядывал на происходящее внизу купание. – Давай – твоя очередь! – рявкнула Кух. Но Сэм помотал головой и вцепился в шкаф, а Кух загрозилась залезть к нему и стащить вниз. Опасаясь развёртывания военных действий, Корделия убедила стороны заключить перемирие. Кух соглашалась не гоняться за Сэмом по мебели, если Сэм согласится вымыть руки и лицо. На рукоятке метлы ему передали влажную ткань, и он даже помыл за ушами. И всё же Сэм решил, что спускаться безопасно, лишь когда Кух вылила всю воду и спрятала мыло. Корделия, Гусь, Сэм и Кух разглядывали Шляпу Мира. Этот второй экземпляр представлял собой изящное творение, сделанное из бледно-голубого фетра из шерсти Сноудонской Тихошёрстной Овцы. Мудролента (сплетённая из волосков из бороды знаменитого философа Профессора Толкомысла и семи седых волос с головы ирландской знахарки) уже обрамляла шляпу. К ленте дядюшка Тибериус пришил три сияющих Мирножемчуговых Ракушки. Но Сердечноцветы увяли, превратившись в хрупкие чёрные блюдца, – жёлтыми остались лишь тонкие полумесяцы по краям (смахивавшие на старые отгрызенные ногти). Ветвь оливы, уложенная вокруг тульи, оказалась сломана в спешке, когда Кух прятала шляпу. Корделия стряхнула с полей сажу из духовки. Стоило ей прикоснуться к шляпе, как она почувствовала вспышку печали – и отдёрнула руку. Пальцы словно обожгло холодным пламенем. Тётушка была так опечалена после их ссоры. Корделия аккуратно сняла со шляпы сломанную веточку оливы. Она почувствовала напряжение в обрамляющих поля пуговицах и нить гнева в стежках. Сердечноцветы от её прикосновения рассыпались чёрным прахом. Весь разлад, который она вызвала, просочился в шляпу. Корделия покачала головой. – Что не так? – спросил Гусь. Корделия вздохнула. – Всё не так – тут полно напряжения и печали. Совсем не то, что нам нужно. Нужно, чтобы шляпу переполнял мир. Пальцы всё ещё покалывало от тётушкиной тоски. – Мы не можем рисковать, – сказала Корделия. – Нам придётся начать заново.