В этот момент Клык расправляет свои огромные крылья. Зажатый под подбородком фонарик отбрасывает резкие тени на его скулы, а в глазах зажигаются отсветы красной лампочки. Ну и ну! Это не Клык, а прямо настоящий ангел смерти. Вот так придумал! Его крылья заполнили чуть не всю комнату, до самого потолка. Клык ими слегка дрогнул, и их шорох прозвучал зловещим посвистом. — Бог не любит плохих людей, — завывает он на низах. — Что за чертовщина, — огорошенно бормочет один из недоносков. — Глаза выпучены, рот не закрывается — это глюк. — Не глюк. Я его тоже вижу. У нас обоих глюк. Тут и я разворачиваю свои крылья. Шутить так шутить. — Мы к вам с проверочкой наведались. Выходит, вы, братцы, проверочки-то нашей и не выдержали.. — Гр-р-р! — рычит Клык и хлопает крыльями — истинный ангел мщения. Я чуть не складываюсь пополам от хохота, но, сдержавшись, вторю Клыку: — Гр-р-р! — А-А-А! — в один голос вопят парни и быстро-быстро пятятся назад. К несчастью, они стоят на верхней ступеньке, и отступать им некуда. Шаг назад — и они катятся вниз, цепляясь друг за друга и отчаянно воя. Победа! Мы с Клыком подпрыгиваем от радости и выскакиваем в окно. И тут дает о себе знать мой Голос: Рад, очень рад, Максимум, что ты наконец развеселилась. Мир в огне, а ты веселишься! 29 Обеими руками голосую за цивилизацию. Горячий душ творит со мной чудеса. Неохотно выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце. Мое личное. Персональное. Свежее и благоухающее. Но, с другой стороны, эта же самая цивилизация накладывает на человека — то есть на меня — всякие дурацкие обязательства. Причесываться по нескольку раз в день. Носки и рубашки каждый день менять. Это безусловный минус — к таким глупостям я не привыкла. — Макс, — это Игги стучит в дверь ванной. — Можно войти? Мне только зубы почистить. — Подожди, я еще в полотенце — вытираюсь. — Ну и что, я же слепой. — Нет, тебе говорят. Ты что шутишь? А вдруг и не слепой вовсе? С расческой в руке протираю зеркало, и крик ужаса застревает у меня в горле. Из замутненного паром стекла мое собственное отражение смотрит на меня звериной рожей ирейзера. Опять. — Не смешно, — ворчит Иг. — И вообще, поторапливайся. Ты не одна. Очередь. К тому же прихорашивайся ты или нет — все равно толку чуть. Тебе не поможет. Его босые ноги уже шлепают в конце коридора, а я так и не могу перевести дыхание. Задыхаясь, дрожащими руками провожу по щеке — в зеркале когтистая волосатая лапа гладит волчью морду. — Что же это со мной происходит, — шепчу я с содроганием. Макс-ирейзер улыбается мне из зеркала: — Не такие уж мы с тобой разные. Все на свете связано. Я часть тебя, ты часть меня. Как знать, может мы друг другу помочь можем. — Ты не часть меня. Я никогда не буду такой, как ты! — Макс, Макс, — увещевает меня мой двойник, — хочешь — не хочешь, а ты УЖЕ как я. Отпрыгнув от зеркала, я, как ошпаренная, выскакиваю из ванны и, пока меня никто не увидел, прячусь в своей комнате. Села на кровать. Меня трясет. Снова и снова ощупываю лицо руками, стараясь убедиться, что я — это я. Вот теперь-то я точно схожу с ума. 30 Короткий стук в дверь заставляет меня подскочить до потолка. Наверное, снова Игги. — Я уже вышла из ванной, свободно! — кричу ему и на всякий случай отворачиваюсь от двери. — Кто бы догадался! А я-то думал, что ты в душе, а голос твой в спальне. — Чего тебе надо? — Можно войти? — Нет. Конечно же, дверь отворяется, и Клык прислоняется к косяку. Он прекрасно видит, что я психую. Видит, что я бледнее простыни, мои дрожащие губы, мои лихорадочно блестящие глаза. Хорошо, что ничего другого он не видит. Автоматически подношу руку к лицу и смотрю себе на руки. Нет, не лапы. И когтей тоже нет. Одна из его черных бровей вопросительно ползет вверх. Он входит и плотно закрывает за собой дверь. — Что случилось? — Не знаю. Со мной снова какая-то чума происходит, — шепчу я ему, как в лихорадке. — Но что именно, я не знаю. Клык минуту выжидает, смотрит, какая я взъерошенная, мокрая, несчастная. И — как никогда раньше — очень-очень испуганная. А потом садится рядом со мной на кровать и обнимает за плечи: — Все утрясется, не бойся. — Ну откуда ты знаешь? — Потому что я всегда все знаю. Сколько раз можно тебе это повторять. У меня не хватает сил ему улыбнуться. — Послушай, что бы «это» ни было, мы справимся. Вместе мы обязательно справимся. Справлялись же всегда. Мне до смерти хочется рассказать ему про своего двойника, признаться, что в каждом зеркале превращаюсь в ирейзера. Но сказать такую ужасную правду мне и страшно, и стыдно. — Клык… Если я… поменяюсь… если я превращусь в злобного монстра… ты примешь меры?.. Он молчит и долго смотрит мне прямо в глаза. Не выдержав паузы, я решаюсь идти в открытую. — Если я превращусь в ирейзера, ты разрешишь эту проблему раз и навсегда? Чтобы защитить наших? Он знает, о чем я его прошу. Если я превращусь в ирейзера, он должен будет меня убить. Проходит минута, другая. Клык разглядывает и разглядывает свои ботинки. Наконец он поднимает на меня решительный взгляд: — Да, я сделаю все, что надо будет сделать. У меня вырывается вздох облегчения: — Спасибо, — шепчу я ему в самое ухо. Клык встает и стискивает мое плечо: — Не бойся, все утрясется, — снова повторяет он. А потом наклоняется и целует меня в лоб. — Я тебе обещаю, что утрясется. Он ушел, а я так и осталась сидеть в полном недоумении. 31