Она неторопливо подошла к кушетке, на которой он сидел, насмешливо и надменно глядя на него сверху вниз. Никита помедлил. Он поймал вопросительный взгляд Бардина, кивнул, дождался, пока тот бесшумно выскользнет из комнаты, и только тогда ответил: – Это уж тебе решать. Елена наклонилась так быстро и резко, что он на секунду испугался, подумав, что она перепила и потеряла равновесие. Он уже готовился выставить руки ловить её, но она оперлась ладонью о спинку кушетки и приблизила лицо вплотную к нему. Золотистые пряди упали, щекоча ему щёки. – А может, и ты ведёшь свою игру против меня? – прошептала Елена. – Ты точно на моей стороне? Никита на секунду растерялся. Елена прерывисто дышала, и он понимал, что нет, это не вино на неё так подействовало. Она действительно взволнована и уже не играет с ним, а всерьез, в реальном напряжении ожидает ответа. – У меня нет мотива предавать тебя, – ответил он, стараясь не отводить взгляда. – Сметут тебя, сметут и меня. А заменить тебя для меня тоже не вариант. Я не Аддон и не Бессмертный, я всего лишь твой советник. Моё выживание зависит от твоего, так что я всегда на твоей стороне. Даже если говорю то, что тебе не нравится. Елена сверлила его взглядом ещё секунд десять. Потом резко выпрямилась, взмахнув волосами, бегло улыбнулась. – Ладно. Ступай. Никита поднялся, отдал пустой бокал Зое, поклонился и вышел. На поминки Саура Елена его не оставила – хоть в этом ему повезло. * * * – Марк Шагал шагал, да не вышагал, – бормотал Никита нараспев, возвращаясь к себе. – Тадж Махал махал, да не вымахал. Ла Скала ласкала, да не доласкала. Ещё пару месяцев назад этот внезапный порыв Елены выбил бы его из колеи на пару дней. Заставил бы думать, что это означает, опять всколыхнул бы дурацкие надежды, мечты, фантазии. Он накрутил бы себя до состояния, близкого к бабской истерике, и потом опять нырнул в яму разочарования и депрессии. Сейчас он даже не пытался обманываться. Елена просто испугалась, потеряла над собой контроль на пару секунд. Вот и всё. И ничего более. Будь на его месте хоть Бардин, хоть Клишас, она бы точно так же наклонилась к ним, щекоча их своим дыханием и волосами. Он прошёл к себе в спальню. Светильники были зажжены, ванна наполнена, но возле неё стояла не Майя, а какая-то другая служанка. Никита знал её, но только в лицо, не по имени. – Ты кто такая? – недовольно спросил он. – Где Майя? – Меня зовут Низа, господин, – готовно улыбнулась девушка. – Майе немного нездоровится, она попросила меня заменить её. Позвольте? Она подалась вперёд, готовясь разматывать запястья Никиты. Он отдёрнул руки. – Что значит – нездоровится? Что с ней? – Обычные женские дела, господин, – девушка улыбнулась уже немного виновато. – У неё сегодня кровь. Она не хочет, чтобы вы… – Так, – решительно оборвал Никита, – свободна. Позови Майю. – Но… – Скажи, если она не придёт сейчас, больше вообще не появится здесь. Низа поклонилась, выскользнула за полог. Никита подумал, что, может, для убедительности стоило пригрозить кнутом, но решил, что это было бы слишком. Майя бы не поверила. Он размотал запястья, снял платок с шеи, стянул рубашку. Наклонился стащить сапоги и по лёгкому движению полога почувствовал, что вошла Майя. Он выпрямился. Служанка стояла перед ним, опустив глаза и поджав губы. – Господин? – Ты чего мне тут игры устраиваешь? – негромко спросил он. – Мало мне с Еленой возни, ещё и с тобой хоровод водить?! Она подняла глаза, посмотрела удивлённо. – Хоровод? Я не понимаю… – Всё ты понимаешь. – Никита подошёл, взял её за основание тугой косы, запрокинул голову. – Нет у тебя сегодня никаких месячных, просто дуешься на меня. – Не думала, что вы замечаете такие дела, – чуть задыхаясь, проговорила она. – Никто не замечает… – Три недели назад, – перебил Никита. – Ты же, дура, со мной спишь; думаешь, я ничего не вижу и не помню?! От боли у неё начали наворачиваться на глазах слёзы. – Отпустите, – попросила она. Никита разжал руку. Она выпрямилась, встала перед ним уже почти обычная, нормальная, а не с тем недоступно-укоризненным выражением, с каким вошла. – Ты видела, какой у меня день сегодня? У меня людей убивают, у меня город на грани, а ты дуешься, что я с тобой недостаточно вежлив! Мне напомнить, кто ты? И кто я? – Не нужно, господин, – торопливо ответила Майя, опускаясь на колени. – Я помню. Она стянула с него сапоги, размотала портянки, сняла штаны. Откинула покрывало с ванны, наброшенное, чтобы вода не остывала. – Пожалуйста! Никита залез в горячую воду, вытянулся со стоном. – Грёбаный Экибастуз! – пробормотал он, закрывая глаза. – Майя, массаж сделай и всё! Больше мне от тебя сегодня ничего не нужно. По запаху понял, что Майя вылила на ладони лавандовое масло и осторожно начала массировать его шею и плечи. «Оскотинился, – лениво подумал Никита и даже немного удивился, почему это его не слишком взволновало. – Завтра, – решил он, ритмично мотая головой в такт движению рук Майи. – Высплюсь сегодня и… извинюсь, что ли, перед ней. Надо бы по-человечески… хоть и рабыня, а тоже всё-таки… Марк Шагал шагал, да не вышагал. Тадж Махал махал, да не вымахал. Ла Скала ласкала, да не доласкала…» Он не заметил, как уснул. Глава 2 Посвящение Площадь была забита народом. Между внешней и внутренней колоннадой святилища теснились лучшие люди города и приглашённые гости. В первых рядах Никита видел послов, сановников прежних каганов, богатейших людей Халдона и всего каганата. Он скользил взглядом по праздничным лицам, задерживаясь на секунду то на после Волхова Зворыкине, то на магистре Арданского ордена Талере, то на братьях Кассаях, владельцах самых крупных верблюжьих табунов в каганате и много чего ещё. Сауза не обманул. Он собрал на церемонию посвящения едва ли не весь цвет Халдона и всех доступных гостей. Ждали начала, играла струнно-духовая увертюра. Никита не мог понять, откуда идёт звук, но он наполнял всё пространство святилища и был слышен у самых краёв площади. Во внутренней колоннаде, образующей прерывистый круг и освещенной, в отличие от внешней, светильниками, стояли на равных расстояниях друг от друга девять святителей с посохами. Все они были в белоснежных ризах, с промасленными, расчёсанными, идеально уложенными волосами и бородами. В центре круга в небольшой, возвышающийся примерно на метр от пола постамент была встроена большая медная чаша. В роскошном красном платье, приготовленном ею ещё на прошлую, сорванную инаугурацию, возле постамента стояла Елена. В руках она держала два запечатанных свёртка. В одной – символическую клятву кагана, которую в ходе церемонии она должна была передать Верховному святителю в обмен на Светоч. В другой – такое же символическое описание и содержание своей прежней жизни. Этот свёрток полагалось бросить в огонь святилища в знак отречения от прежней жизни и готовности занять трон каганов. Если, конечно, огонь зажжётся. «Да нет, – думал Никита, стоя в первом ряду внешней колоннады так, чтобы видеть и Елену, и Саузу, – он не посмеет. Уж точно не сегодня. Сегодня день его торжества, сегодня святитель захочет насладиться своей победой и властью». Елена хотела пустить Искардея патрулировать небо над городом, но Никита отговорил её, убеждая, что на этот раз Сауза сам заинтересован в церемонии и не станет её срывать. Бардин, конечно, пустил в толпу своих людей, переодетых под горожан, но больше для профилактики, чем из реальных опасений. Охрана, расставленная по периметру, пропускала и на площадь, и тем более в святилище только без оружия, и все это знали. Так что и возможных покушений Никита не опасался. Сегодня всё должно было пройти идеально. Святители стояли, закрыв глаза, и то ли медитировали, то ли молились про себя. Елена нетерпеливо кусала губы. Она знала, что вся ритуальная неторопливость необходима, но всё равно держалась с трудом. Никита видел, как на лбу у неё выступают бисеринки пота, как подрагивают пальцы от желания скомкать свитки и выбросить их то ли в чашу, то ли прямо в лицо святителю. «Держись! – твердил он про себя, не спуская с Елены глаз. – Держись, ты справишься. Немного уже осталось». Ждали знака. На улице стояла жара под тридцать градусов, и даже здесь, под крышей святилища, в продуваемых колоннадах, становилось душно. Некоторые украдкой вынимали платки, вытирали вспотевшие лица. В какой-то момент святители разом, как по команде, открыли глаза, и тут же затихла музыка. Никита не успел даже восхититься и сообразить, как они это делают, а Сауза уже вышел из круга святителей и встал возле помоста напротив Елены. – Бог первый и последний, Бог истинный и милосердный, Бог жёлтого солнца и синего огня, яви нам свою милость – одари наследника своей благодатью! Сауза ударил в каменный пол металлическим наконечником посоха, и тут же в такт ему ударили остальные восемь святителей. Никита задержал дыхание, ожидая вспышки. Он думал, что сейчас же в медной чаше, как в газовой конфорке, зажжётся огонь, но ничего не произошло. Он даже почувствовал разочарование. Сауза подождал несколько секунд и вновь простёр руки с поднятым посохом, обращаясь лицом к куполу колоннады. – Бог начала и конца, Бог прихода и исхода, Бог бывшего и не-бывшего, сущего и не-сущего, услышь меня, твоего святителя! Одари наследника своей благодатью, яви нам свой Вещий Огонь! Сауза снова ударил в пол, снова за ним повторили святители, и опять ничего не произошло. Никита почувствовал за спиной лёгкий ропот. Он не знал, как проходили предыдущие церемонии, но, судя по реакции собравшихся, они ждали чего-то другого.