Сердце кольнуло. Кира поняла: что-то не так. Она ворвалась в спальню отца и стала его будить. Но он не просыпался. Она вызвала «скорую». Та быстро приехала. Но отец умер по дороге в больницу. Вскрытие показало отравление снотворным. У дочери спрашивали, бывали ли у покойного провалы в памяти. Она ответила утвердительно. Ей не хотелось, чтобы ее отца считали самоубийцей. Но Кира не сомневалась, что он свел счеты с жизнью. Устал. Сломался… Но почему отец решил лишить себя жизни именно в день рождения своей дочери? Разве это справедливо по отношению к ней? Кира терзалась по этому поводу, пока не узнала о том, что во всем виновата, как обычно, ее мать. Елена прислала письмо отцу. В нем она проклинала его, испортившего ей жизнь, а еще писала, что дочь она родила не от него, а от случайного любовника, и желала бывшему гореть в аду. Пришло это письмо как раз в день рождения Киры. А та нашла его спустя неделю. Папа скомкал его и швырнул в камин, но огня не разводили и письмо сохранилось… Кира отошла и от этого. Она оказалась неубиваемой морально. Волевая, напористая, уравновешенная молодая женщина не демонстрировала слабостей. Бывало, плакала в одиночестве, но и от этого себя отучила. Слезы не приносят облегчения. Враки все это! А если так, то ни к чему их и лить. Замуж Кира вышла в тридцать. Не за любимого или любящего – за надежного. Они были давно знакомы. Сотрудничали, дружили. Эдуард, так его звали, еще ее отцу помогал с документами, когда был помощником нотариуса. С Кирой они были ровесниками. Оба после колледжа сразу на амбразуру бросились и не сумели найти времени для личной жизни. А когда поняли, что четвертый десяток пошел, испугались. Причем больше Эдуард. Он был из нормальной семьи, в которой родители любили друг друга, но рано ушли, папа в сорок пять, мама через три года. Его унесла болезнь, ее ветер. После кончины мужа женщина долго не могла оправиться и попыталась получить положительные эмоции, летая на дельтаплане. Он упал. Пилот только немного поломался, а пассажирка погибла. Эдуард с Кирой хорошо жили. Не ругались. В семье появился сын. Назвали его Илларием. На этом настоял супруг. Ему невероятно нравилось это имя, в переводе с греческого означающее «Радостный», и оно, по его мнению, дивно сочеталось с фамилией Ларионов. Но сын не рос весельчаком. Он был угрюмым ребенком. А поскольку внешность Лаврику досталась от мамы, то он выглядел букой, даже когда был в хорошем настроении. Кира очень старалась быть хорошей матерью. Она давала ребенку все: внимание, заботу, ласку. За каждый успех, пусть и маленький, Лаврика поощряла – хвалила, обнимала, одаривала. Кира делала все, чтобы он не чувствовал себя нелюбимым… Но сын все равно ей не верил. Как и она самой себе. Увы, она пошла в мать, ребенок не стал светом ее очей. А ведь Киру не принуждали к деторождению, она сама хотела этого. И мечтала о двух-трех ребятишках. Но обзаведясь сыном, поняла, что с нее хватит. Ларионовы продолжали нормально жить. Оба супруга много работали, но все свободное время уделяли сыну. Кира и к мужу была внимательна. И несмотря на то, что Влад был ей в первую очередь другом, ему не изменяла. Он ей – да. Но аккуратно. До Киры доходили только слухи, на которые можно было закрыть глаза. Впервые она поехала отдыхать одна, когда Лаврик учился в первом классе. Ее тянуло на снежные склоны, ее мужчин – в теплые края. Разделились. Зимой они отправились в Доминикану, она в Куршавель. Отлично отдохнули. А летом всей семьей провели две недели в Юрмале. Несчастье случилось с Кирой, когда ее мальчики ныряли с аквалангами на Сейшелах. Естественно, они, как только смогли, прилетели. Делали все, чтобы дать ей понять, как любят. Но Кира не верила. Ни мужу, ни сыну. Они по-человечески сочувствовали, конечно, но не страдали вместе с ней. Она не видела в их глазах боли, только обеспокоенность. В Швейцарию Киру отправил муж. Как ей думалось, хотел оставить ее там навсегда. Лежала бы себе в палате с видом на Альпы и тихо сходила с ума. А перед тем, как это произойдет, Эдуард намеревался оформить документы, дающие ему право решать вопросы бизнеса за жену. Возможно, он хотел как лучше, но Кира всегда была готова к подвоху и в это не поверила. Поэтому не передала бразды правления фирмой Эдуарду. Когда она вернулась в Ригу, начался ад. И не потому, что Кира лежала практически без движения. Хуже было то, что все смирились с ее инвалидностью… Все, кроме нее! Кира говорила мужу, сыну, сводному брату, подруге, управляющему фирмы: «Я встану!» – и они кивали и улыбались широко, как доктор во французской клинике, куда ее привезли после происшествия. И Кира наняла себе помощника. Не того, что будет обмывать, кормить, массировать и прочее. Уход ей обеспечивали по высшему разряду. И фирмой она рулила через своих замов. Ей требовался доверенный человек. Тот, кто и жалеть не будет, и халтурить, лишь бы зарплату получать. Им оказался Филипп. Паренек, что устанавливал в доме высокоскоростной интернет. Тощий, бледный, в массивных кроссовках, будто украденных у великана, он не сразу понравился Кире. С хозяйкой квартиры не церемонился, но и не хамил ей. Когда она потребовала настроить все гаджеты, осадил. Сказал, это в его обязанности не входит. – Я заплачу, – привычно бросила она. – У меня еще три вызова. – Плевать. Эти трое подождут. – Могу приехать завтра. – Хочу сейчас. – А я хочу, чтобы был мир во всем мире… – И улыбнулся. По-человечески, а не так, как все улыбались Кире в последнее время. – До завтра потерпите, я вам все сделаю. Он, как и обещал, явился на следующий день и настроил технику. Пока делал это, болтал с Кирой. Без лизоблюдства и осторожности (ее почти все боялись обидеть и не только тщательно выбирали выражения, но даже контролировали свой взгляд). Спросил, что с ней лучилось и есть ли шансы на выздоровление. Она пожала плечами. Точнее, хотела сделать это, но не вышло. А Филипп по мимике понял, что Кира хотела сказать. – Медицина не стоит на месте, уверен, найдется доктор, который поможет, – заметил он. – Главное, искать его. – Мне отказали лучшие швейцарские хирурги. – А вы среди русских поищите. Они в космос первого человека отправили. И войну выиграли. – Это было странно слышать от молодого латыша – им промывали мозги с юных лет. – Где-нибудь в Сибири найдется гений, у которого просто нет денег на современное оборудование, а у вас они, к счастью, есть… – Поможешь мне его найти? – Почему нет? Но уговор: вы берете меня на работу, потому что с прошлой меня из-за вашей жалобы уволили. О да, она психанула и наябедничала на Филиппа. А он все равно приехал к ней и вел себя как ни в чем не бывало. Именно он, помощник, нашел ей доктора. В России, как и планировал. Но не в регионе, а в самом ее центре. Московский хирург с армянскими корнями Александр Левонович Григорян имел пятнадцатилетний опыт работы, который прервался из-за сексуального скандала. Его обвинили в домогательствах и лишили лицензии. Это было в США. Поехал туда на стажировку, влюбился в пациентку, со свойственным кавказцам пылом стал ее добиваться, но нарвался на проблемы. Из Америки Григоряну пришлось уехать. На территории Российской Федерации запрета на профессиональную деятельность у него не было, он мог работать, но репутация была подмочена и ни одна элитная клиника не хотела иметь с ним дело. Александр устроился штатным хирургом в обычную городскую больницу и там творил чудеса. Филипп вышел на него, и Кира с Александром познакомились. Григорян считал, что ее случай не безнадежный, но никто не хочет браться, чтобы не портить статистику. Смерть на операционном столе поставит клеймо на репутации хирурга. А ему терять нечего… Чтобы провести микрохирургическую операцию, требовалось оборудование. И Кире пришлось купить его. Точнее, клинику. Она продала часть активов, чтобы вложиться в этот бизнес. В Латвии Григорян не мог оперировать, только в России, поэтому клиника была приобретена там. Нет, не в Москве, Кира, одна из богатейших жительниц Риги, не смогла бы позволить себе открыть клинику в столице РФ, только в области. И это оказалось плюсом, поскольку дивная природа средней полосы стала привлекать клиентов. Не так, как Альпы, и все же. Кира стала получать стабильную прибыль уже спустя пару лет. К тому времени она не просто ходила – бегала. Операция прошла успешно, но после нее Кира долго восстанавливалась. Реабилитация заняла семь месяцев. Только после этого она смогла почувствовать себя по-настоящему мобильной. Это было здорово! Сидеть, ходить, чувствовать ногами холод вод Балтики или жар песка на пляже. Но Кира не привыкла довольствоваться малым. Вскоре она начала желать большего. Как минимум тела, каким оно было до трагедии. Пока она лежала, поправилась. Не просто набрала вес – чудовищно разжирела. Когда начала двигаться, похудела, но осталось двадцать лишних кило как минимум. Плюс мышцы атрофировались, и тело выглядело безобразно. Кира стала приводить себя в форму. Через боль, страх снова травмироваться… Ее никто в этом не поддерживал. О муже и сыне речи вообще не было, они отдалились от Киры давно. Но и Филипп, уже не просто помощник, но еще и любовник, недоумевал, зачем над собой так издеваться. Ладно бы в бассейн ходила, так нет, увлеклась силовыми тренировками и верховой ездой. А Кира смогла! Она не просто вернула былую форму, она довела ее до совершенства. Пока работала над собой, вела блог. Не успела оглянуться, как набрала несколько миллионов подписчиков. Муж подал на развод именно в тот момент, когда она думала, что у них все наладилось. Кира знала, что у Эдуарда была женщина все то время, пока она лежала. Скорее всего, он говорил ей, что не может развестись, поскольку его жена больна. Но держало его не только это. Деньги! Эдуард финансово зависел от супруги и боялся, что Кира оставит его без штанов, если он бросит ее беспомощную. Когда же она вылечилась, Эд решил – пора. Тем более что сын желал остаться с ним, значит, бывшая супруга и по-честному поделит имущество, и станет алименты платить. Но Кира встала в позу. Они и так вместе не жили, встречались по праздникам или для того, чтобы сообща посетить важное мероприятие, и Киру это устраивало. Она хотела оставаться замужней и готова была мириться с тем, что у Эдуарда есть другая. А вот та, другая, устала от своего положения любовницы. Она мечтала о семье и своих детях. Готова была принять Эда небогатым (бедность ему не грозила, он и сам мог заработать). Но тут уже супруг Киры заартачился. Он хотел половину нажитого в браке имущества. Как говорил, не для себя – для сына. Но Илларию ничего не нужно было, кроме телефона, приставки и фаст-фуда. Он стал тучным, ленивым подростком, даже на океанских курортах не желающим выныривать из виртуального пространства. Кира понимала, что в этом и ее вина, но больше мужнина. До трагедии она постоянно тормошила ребенка, заставляла его заниматься спортом, получать новые знания, а Эдуард парнишку распустил. Дай ему денег, он откупится от сына новой приставкой, позволит ему объедаться, а всего себя отдаст новой семье. Стали судиться. Кира поручила дела проверенным адвокатам, велела драться до последнего, а сама переехала в Москву. У нее уже несколько лет было двойное гражданство. С Филиппом к тому моменту они расстались. По обоюдному согласию. Остались не друзьями, но приятелями и продолжали сотрудничать. Кира жила одна, много работала, в том числе над своим блогом, и всем говорила, что они с мужем просто взяли паузу в отношениях. Бракоразводный процесс тянулся долго. Адвокаты Киры были компетентными, но и Эд простачком не являлся. А когда понял, что может проиграть, вмешал в дело средства массовой информации. Он был везде: на телике, в интернете, даже в газетах, которые, как оказалось, еще кто-то читал. Он выставил Киру жадной, злобной бабой, которой плевать на собственного сына. На Киру Ларионову ополчились в разных странах мира. Но больше в России. Понимая, как велика страна и, значит, тамошняя аудитория, Эд буквально поселился в «Останкино». Он ходил на все шоу, в том числе на те, где за участие платили немного. От Киры после мужниных «гастролей» многие отписались. А сколько комментариев оставили! Сначала она заблокировала их, потом удалилась из всех социальных сетей, даже закрыла канал, приносящий прибыль. Не настолько была в себе уверена, чтобы не обращать внимания на вылившуюся на нее грязь. Были моменты, когда она хотела сдаться. Дать мужу то, чего он хотел. Но уже не могла сделать этого. Гордыня не позволяла. Эдуард переступил черту, и у нее не было пути назад. И Кира выстояла. Осталась при своем. Чтобы обеспечить сыну будущее, организовала трастовый фонд. Но деньгами Лаврик мог распоряжаться только после того, как ему исполнится восемнадцать. Нормальная практика для Евросоюза и Америки. И странно, что муж с сыном, считающие себя европейцами, так на это отреагировали. От них столько было негатива, что Кира не знала, где от него укрыться. Ей хотелось, чтобы ее просто оставили в покое. И она улетела на Бали. Там занялась йогой и серфингом, побрилась наголо, отказалась от мяса и стала ждать просветления. Оно не наступало, потому что в гармонию с собой так просто не войдешь. Мало уехать, сменить образ жизни, рацион питания, прическу… Если бы все было так просто, практически любой мог бы поймать «дзен». А Кира просто жила не так, как раньше, но была по-прежнему недовольна жизнью. Когда она была парализованной, думала, что если встанет и пойдет, то только этим будет счастлива. И первое время так и было. А потом радость начала уходить. По капельке, как в песочных или водяных часах. Кира надеялась, что ее мир перевернется и станет иначе, сосуд счастья вновь наполнится, ан нет… А тут еще начался сезон дождей и стало болеть тело. Все целиком, а не только позвоночник. Ныли руки, ноги, ломило шею. И голова плохо соображала. Оказалось, Кире тропический климат показан только в малых дозах. Поняв это, она собрала манатки и покинула Бали. По возвращении в Россию госпожа Ларионова приняла решение заняться благотворительностью в надежде на то, что помощь людям станет ее истинным спасением. Тогда-то она нашла соратницу, Алину. Женщину с тяжелой, хоть и не похожей на Кирину, судьбой. Вместе они собирались открыть реабилитационный центр в замке Екатерины Могилевой. Но, как это часто бывает, все пошло не так. Глава 6 Как же она устала! Лера плашмя упала на кровать с высоты своего немалого роста. Лицом в подушку, от которой пахло мятой и еще какими-то травами. Их собрала и высушила для нее теща Димона. Она же сшила подушку на пуху и сунула внутрь мешочек со сбором. Все для того, чтобы Валерии хорошо спалось. Та не могла сказать, что усилия женщины были напрасными. Возможно, без пуха и травок она бы спала еще хуже. Или совсем никак… Лере удавалось забыться на пять-шесть часов. И это ее радовало. Были времена, когда она не могла сомкнуть глаз. А если забывалась, то погружалась в такие кошмары, что лучше застрелиться, чем видеть их. Лера рассматривала и этот вариант – самоубийство, но что-то ее останавливало. Наверное, мысль о тяжком грехе, добровольно взятом на себя: она была крещеной, ходила по праздникам в церковь, несколько раз исповедовалась. Но однажды поняла: кто пережил то, что она, как никто иной сможет помочь другим. Пусть не сейчас, когда плохо так, что хочется сдохнуть, а чуть позже. Все проходит, и это пройдет. И когда Лера станет… нет, не прежней – она уже на пути невозврата, – просто другой, менее уязвимой… Тогда ее опыт, обостренное восприятие, а также боль, никуда не ушедшая, но ставшая привычной, – все это превратит ее в идеального солдата! И, как бы это пафосно ни звучало, Лера сможет стать настоящим борцом со злом. Поэтому она не только не пустила себе пулю в лоб, но и не ушла из органов. Просто переехала в провинцию, чтобы выдохнуть. И сделала это Валерия Светлова почти три года назад. …Над делом Мясника она работала под началом старшего оперуполномоченного Рахметова. Это был матерый мент, учиться у которого считали честью многие, но он из множества молодых лейтех выбрал ее. Взял к себе в отдел, заставил вкалывать столько, что Лера уже через полтора года получила капитанские звездочки. – Возьмем Мясника – станешь майором, – говорил Рахметов, когда они только начинали работать над делом. – И я смогу со спокойной душой уйти на пенсию. – Хотите, чтобы я заняла ваше место? – Я готовлю себе смену, – утвердительно кивнул он. – Но я же баба! А вы сексист. Курица – не птица и так далее… – Я по-прежнему считаю, что вам лучше не поручать руководство, если это не кружок кройки и шитья. Но мужики сейчас хуже баб. А у тебя есть яйца. – Только вы можете похвалить, оскорбляя. – А ты губы не дуй из-за пустяков. И не допускай в работе сантиментов. Дома – сколько угодно. Будь зайкой, рыбкой, кошечкой. Рыдай над мелодрамами и таскай мужу чаек с малиной, когда температура его тела повысилась до тридцати семи и двух. – Некогда мне этим заниматься. Я постоянно на службе. А сейчас, когда Мясник объявился, работы еще больше станет. Чую, затянется это дело… – Не чуй, – строго проговорил Рахметов. – Вы, бабы, переоцениваете свою интуицию. И это тоже вам мешает. – То есть вы считаете, что мы быстро его поймаем? – Нет. Но мое предчувствие основано на опыте, а не на каких-то там эмоциональных потоках… Или чем вы объясняете все? Мясник очень умен и осторожен. Его интеллект не просто выше среднего, он запределен. И все же мы его вычислим, потому что трезво мыслим, а все психопаты рано или поздно срываются. Тогда, когда этот разговор состоялся, Мясник убил только троих: холостяка в возрасте и молодоженов. Всех дома. Трупы расчленил и раскидал: по полу, мебели, подоконникам. Убийства были «чистыми». Мясник не оставлял следов. Психиатр, что был привлечен к расследованию, написал очень невнятную характеристику на убийцу. Рахметов предположил даже, что он никакой не маньяк, а наемник, который глумится над полицией и уводит ее со следа. Все три жертвы были хорошо обеспечены, холостяк имел успешную фирму, а молодожены – богатых родителей. Но потом он убил пьяницу, работавшего грузчиком. Пятая жертва оказалась кошатницей. У нее обитало двенадцать «барсиков». Соседи вызвали участкового, когда вонь из квартиры сделалась невыносимой. Шестого и седьмого покойника нашли уже после того, как Мясник убил восьмого. То есть он не пытался привлечь к себе внимание, афишируя свои преступления. Он просто получал удовольствие от зверств. Не только группа Рахметова, но и все московские опера работали над этим делом. Мэр назначил награду за поимку Мясника. Сумму не обозначил, но дал понять, что она огромна. Он только вступил в должность, а тут такое! Прессе, как могли, затыкали рот. Запрещали писать правду, независимым журналистам платили за молчание. И все равно информация о действующем в столице маньяке просачивалась. Это мешало. Перепуганный обыватель звонил в полицию всякий раз, как к нему заявлялся человек, проверяющий показания счетчика, или незнакомый сосед. Мясник же попадал в квартиры не под видом работника ЖЭКа, он не представлялся курьером, доставщиком пиццы, мастером из интернет-компании – их проверили в первую очередь. Он не был монтажником-высотником, они и через балкон могут проникнуть. Не являлся доктором: никто из жертв, как и их соседей, в те дни не вызывал «скорую». И все же Мясник как-то просачивался в дома. Не вламывался в них – его впускали. Опера один за одним перебирали варианты. Лера в том числе. И как-то, возвращаясь домой поздно вечером, вымотанная и злая, наткнулась взглядом на объявление на двери: «Куплю квартиру в вашем доме!» Под текстом телефонный номер. Они с супругом переехали в новый дом. Продали комнату в коммуналке, Гриша взял заем в своей фирме, и они смогли себе позволить отличную квартиру в престижном районе. Она уже была с ремонтом, и это устраивало обоих. Большая кухня, две комнаты, балкон с панорамным видом. Лера не думала, не гадала, что они когда-нибудь смогут себе позволить такие хоромы. Но у Гриши очень хорошо шли дела. Он так много зарабатывал, что смог погасить заем через полтора года. Хозяйка фирмы, а это была женщина, сделала Гришу своим замом. Она увидела в нем руководителя, считай, генерала, коль она была маршалом, а не обычного солдата. – Странно это, – говорила мама отцу. – Мальчишку сделали вторым по значимости начальником. У него же опыта совсем мало. – Зато Гришка может людей направлять. – Брось. Он не лидер. – Значит, хороший исполнитель. Хозяйка дает задания, он следит за тем, чтобы их неукоснительно выполняли.