Я с чувством продекламировала: – «Положение вещей кажется мне безнадежным. Обратной дороги нет. Темнота за окном. Чернота на душе. Даже свеча на столе не дает света. Мрак и туман. Нет звезд на небе. Я ухожу навсегда, потому что хочу уйти. Я очень хочу уйти!» Далее цитата из Лермонтова. Узнаете слова? Зоя сказала: – Похоже на кусок из роли, наизусть не помню. – Верно, – подтвердила я, – а еще на предсмертную записку, найденную у тела вашего мужа. Думаю, этот листок и положили у кровати покойного. Подпись у Бориса Олеговича детская, подделать ее проще просто. К моим вопросам сейчас добавился еще один: кто знал, как Борис учит роль? Зоя Владимировна сделала судорожное глотательное движение: – Ступайте к Горьковой и возьмите список артистов. Все знали. Это не секрет. Ох, вот почему мне записка мужа показалась смутно знакомой. – Вы не поняли, – немедленно вмешался Илья, – Татьяна спрашивает: как Борис Олегович учил роль? Как? Ну, в смысле, кто знал про развешанные по дому листки, тот и… ой! Парень захлопнул рот, Агишева заморгала. – Как кто? Оставьте меня в покое! Истерзали! Я потеряла мужа! Теперь нищая! Голая! Босая! Жить негде! Еще поинтересуйтесь, куда делась ленточка, которой пьеса была прошнурована! Потерялась она! – Ленточка! – пробормотала я. В голове забрезжила какая-то очень важная мысль, но как следует подумать мне не дала Зоя Владимировна. Вдова стиснула кулачки. – Боже! Я поняла! В ночь с тридцатого апреля на первое мая, пока мы спали каждый в своей спальне, в дом проник преступник, убил Борю, подложил на тумбочку страничку из рукописи… о! Он мог и меня убить! Я находилась на волосок от гибели! – Зоя Владимировна, – бросился к вдове Илья, – успокойтесь. Хотите еще чаю? Агишева разрыдалась. А у меня в голове роились вопросы. В особняке никого не было, Борис Олегович сам запер входные двери и окна, ключи подделать невозможно, вскрыть коттедж снаружи без разрешения хозяина нельзя. В доме муж с женой остались одни. Как преступник попал внутрь и как вышел? На пульт охраны поселка никаких сигналов тревоги из особняка Ветошь не поступало, значит, говоря языком служебной инструкции, «незаконное проникновение не осуществлялось». Может, Зоя заснула, а Борис сам впустил убийцу? Если дом открывается «родным» ключом, сигнализация не срабатывает. Но в крови Ветошь обнаружили следы дормизола, вдова только что рассказала о не совсем обычной реакции мужа на это лекарство. Приняв пилюли, Борис беспробудно спал пять часов. Адвокат не проснулся, когда ему на шею посадили арлекина, эксперт предполагает, что смерть наступила в районе часа-двух ночи. Не похоже, что Борис кому-то открыл, он проглотил таблетки и провалился в сон. Так как убийца вошел? Кто его впустил, а? И кто знал о роли? Глава 23 Домой я приехала поздно и сразу рухнула в кровать, ужинать даже разрешенными белковыми продуктами не захотелось. По дороге я успела позвонить Федору и почти дословно пересказала ему беседу с Агишевой. – Завтра в восемь совещание, – сообщил шеф. – На то же время у меня назначена встреча с Козихиным, – напомнила я. – Тогда сразу после разговора с ним кати в офис, – велел шеф, – не забудь поместить вещдок в пакет и тщательно его закрыть. – Угу, – пробормотала я, борясь с усталостью, – непременно. Звонок будильника ударил в уши неожиданно и резко. Я нашарила часы на тумбочке, поняла, что слышу не их трескотню, а вызов мобильного, и схватила трубку. – Татьяна, – тихо сказал приятный баритон, – не знаю вашего отчества. – Лучше просто по имени, я так кажусь себе моложе, – ответила я. – Кто говорит? – Илья. Мы с вами сегодня встречались у Зои Владимировны. – Откуда вы знаете мой номер? – удивилась я. – Ваша визитка у Агишевой на кухне в держалке стоит, – пояснил чистильщик бассейнов. – Я вас разбудил? – Наверное, у вас была на то причина, – зевнула я. – Мне очень надо вам кое-что рассказать, – зашептал Илья, – про Бориса Олеговича. Я знаю, кто его убил. Остатки сна улетели прочь. – Говорите. – По телефону? – испугался парень. – Не надо. Лучше при личной встрече. Вы во сколько встаете? – Не важно, назначайте время, – предложила я. – Завтра в десять утра я еду на Подушкинское шоссе, – еле слышно сказал Илья, – у меня там работы часа на два. Знаете «Дрим-хаус» на Рублевке? – Найду, – пообещала я, – но вы же вроде хотели помочь Зое Владимировне с переездом? – К ней машина в шесть вечера придет, – чуть громче произнес Илья, – я успею. А может, не стану вдове узлы таскать. – Надоело быть сострадательным? Или Зоя Владимировна вас после моего отъезда обидела? – хмыкнула я. – Пожалуйста, мне очень надо вам кое-что рассказать, – снова перешел на шепот Илья. – В «Дрим-хаусе» на минус первом этаже есть кафе, оно там одно, не запутаетесь, между супермаркетом, аптекой и магазином для собак, в центре зала. – Очень постараюсь в полдень быть на месте, – пообещала я. – Если опаздывать будете, не переживайте, я вас подожду, – пообещал Илья. Я снова легла под одеяло, но сон улетучился. Проворочавшись с боку на бок несколько часов, я встала и потопала в душ. Лучше выеду пораньше из дома. Утром на дороге самые плотные пробки. Услышав мою просьбу отдать защитные перчатки, Степан Сергеевич изумился: – Зачем они вам? – В интересах следствия, – ловко ушла я от конкретного ответа. Козихин упер в меня указательный палец. – Ты Маня? – Таня, – поправила я. – В принципе, мне это без разницы, – объявил Козихин, – Маня, Таня, Аня, Ваня. Не дури людям голову, говори, зачем тебе рукавицы, иначе не получишь. Разговор мы вели в полукруглом холле, украшенном массивными «римскими» колоннами, гобеленами, пытавшимися прикинуться старинными, и люстрами, щедро усыпанными хрустальными висюльками. До кучи тут висело зеркало в овальной позолоченной раме и четыре бра в виде тучных младенцев с луком и стрелами в целлюлитных ручонках. – Хотите узнать, кто поменял вашего Эдди на Павлика? – спросила я. – Хочу? Я? – заревел Козихин. – Убить гада! Глаз ему на задницу натянуть! Руки-ноги местами поменять! – Тогда не жалейте перчатки, – потребовала я. – Наш криминалист попробует снять с них отпечатки. Степан Сергеевич покраснел как помидор. – Запомни! Я ненавижу, когда врут! Убить готов брехуна! – Вам придется истребить большую часть населения земного шара, – хмыкнула я, – люди постоянно говорят неправду. Но я вас не обманываю. – За дурака меня держишь? – разошелся Козихин. – Частные детективы! Нашла Зойка к кому обратиться! Или она не хочет, чтобы киллера вычислили? Все знают: перчатки натягивают, когда хотят скрыть отпечатки. Я кивнула: – Верно. Но есть методика, которая позволяет обнаружить следы, оставленные внутри аксессуара. – Ишь ты! Аксессуара! – с издевкой повторил Степан. – Крем-брюле, гей-парад, бланманже с фуа-грой. Ладно, пошли! – К паукам? – на всякий случай уточнила я. – Боишься? – обрадовался Козихин. – У меня один арлекин, это Борька армию держал. Не дрожи, Эдди из укрытия не выходит. – Павлик, – поправила я. – Эдди! – гаркнул Степан Сергеевич. – У меня Эдди Второй! Никаких Павликов-хренакликов. Иди тихо, не топай, как слониха! Напугаешь парня, он и так пока не в себе. – Постараюсь порхать, как бабочка, – пообещала я. Степан окинул меня оценивающим взором.