Битых десять минут мы сидим на краю трассы, и я одной рукой обнимаю ее за плечи, а второй глажу по ноге, дожидаясь, пока она успокоится. Говорю ей дышать глубже, а сам думаю только о том, какое великолепное катание сегодня упустил. — Дело в том, Луиза, что, когда ты поднялась на гору, тебе некуда деваться — надо ехать вниз, — объясняю я. — К сожалению, горные лыжи так устроены. — Но как же люди вроде меня, у которых не получается? Тут что, нет спасателей? Я видела, как кого-то спускали вниз! Я смеюсь, решив, что это шутка, но, поглядев ей в лицо, понимаю, что она серьезно. — Нет. Это только для тех, кто получил травму. Новый взрыв слез. — И что, мне придется ехать? — Да. Прости. Но знаешь, когда мы спустимся… если ты не захочешь больше кататься, я ничего не скажу. Не буду тебя заставлять. Честное слово. «Прошу, давай ты больше не захочешь! Или, по крайней мере, не будешь рассчитывать, чтобы я тебя учил», — молюсь я про себя. Луиза кивает и закусывает губу. — Ладно. Наверное, нам лучше ехать. Чем быстрее спустимся, тем быстрее это закончится. Поможешь мне встать? Я поднимаю ее на ноги, и еще сорок пять минут мы плетемся вниз по склону. К счастью, сноубордисты на этот раз держатся от нас подальше. 24 Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция Луиза — Ну, Луиза, как тебе первый день на склоне? — спрашивает Адам. Мы сидим за столом на четверых в безликой столовой, и нам только что подали закуски: паштет и тосты с увядшими листиками салата. — Так себе, — отвечаю я, намазывая паштет на тост тонким слоем, как масло. Но тут же замечаю, что Нелл элегантно отломила от тоста небольшой кусочек, чтобы положить на него паштет, и мои щеки заливает краска. Сколько бы я ни старалась подражать своим сокурсникам из Оксфорда, все равно вечно себя выдаю. Столько всего приходится помнить! Мало того, я еще и перебрала со спиртным. Вообще я пью немного, но когда мы добрались-таки до финиша этого бесконечного спуска, мне просто необходимо было успокоить нервы. Уилл повел меня в бар и заказал два глинтвейна. Совсем не то, что я хотела — пару раз я пробовала подогретое вино, и оно мне не понравилось, — но сегодня глинтвейн показался мне вкусным, и пился он легко. Когда я допила свой бокал и уже думала заказать второй, Уилл глянул на часы и протянул через стол руку, коснувшись моей. — Дорогая, ты не очень обидишься, если я сбегу и немного покатаюсь, пока не закрылись подъемники? Я так соскучился по трассам — не катался с прошлой зимы, да и погода такая роскошная, а ведь она испортится через пару дней, так что… Я улыбнулась через силу и ответила: — Конечно, езжай, — но внутри у меня все сжалось. «Он не хочет быть со мной, — думала я про себя. — Он предпочел бы кататься в одиночку. Я порчу ему каникулы. Я ему не подхожу, у меня не то происхождение. Ему нужна девушка побогаче, которая в детстве занималась выездкой и горнолыжным спортом; она не будет плакать, выйдя на трассу, и терять всюду лыжи, как я…» Уилл наклонился и поцеловал меня в лоб. — Ты просто ангел! Подумай, чем тебе хотелось бы заняться завтра. Я буду рад снова покататься с тобой, если ты захочешь, — сказал он, хоть я и знала, что это ложь, — но, если не захочешь, ничего страшного. Увидимся в шале где-то через час. И, возможно, тогда… Я погладила его по щеке и ответила: — Возможно — если будешь хорошим мальчиком. — Но сама подумала: «Ни за что». Все тело у меня болело, и я чувствовала себя измученной. Памятуя о том, что мне предстоит тащиться одной до шале, я после ухода Уилла заказала еще глинтвейн, чтобы набраться сил. А потом — еще. Поскольку на мне до сих пор были те жуткие лыжные ботинки, и лыжи тоже пришлось нести самой, я добиралась целую вечность, а когда добралась, у меня до того испортилось настроение, что перед душем я решила себя побаловать джином с тоником. Когда я вышла из ванной, Уилл уже вернулся. Он тоже наскоро вымылся, мы спустились вниз и принялись снова пить. — Значит, Уилл оказался не таким хорошим учителем, как говорил? — смеется Адам. Я вижу, что лицо Уилла омрачается, как и утром, когда брат подшучивал над ним, но, на мой взгляд, он не сказал ничего обидного. Даже не знаю, почему Уилла это так задело. И вообще в его словах есть доля правды. — Думаю, лыжи — не совсем мое, так что Уилл был… максимально терпеливым, — говорю я, довольная проявленной дипломатичностью. Правда в том, что Уилл вовсе не был терпелив. Весь день я понимала, что ему хочется сбежать. При первой же возможности он бросил меня в баре, а сам помчался на гору, и я в одиночку тащила домой лыжи и все остальное. Не надо было ему заманивать меня на склон в первый же день. Спуск был слишком длинный и сложный. Чем больше я пью, тем сильней на него сержусь. — Судя по всему, не таким уж и терпеливым, — замечает Адам. — Я же говорил, лучше нанять ей инструктора, Уилл. — Луиза отлично справилась, — обрывает его Уилл, и это тоже ложь. — Тебя там не было, Адам. — Когда учишься, всегда тяжело, — вступает в разговор Нелл. — Мама говорила, в первый год я только и делала, что рыдала, а папа на меня орал, потому что я не слушала его. Она настояла, чтобы всякий раз, когда мы ездили в горы, мне нанимали инструкторов, и, должна сказать, когда тебя учит чужой человек, это гораздо лучше. Для всех — ну, вы понимаете. — Она разворачивается ко мне. — Может, завтра все-таки попробуешь? Возьмешь урок? Я пожимаю плечами. — Сомневаюсь, что захочу завтра вставать на лыжи. Наверное, они все-таки не для меня. — Ну что ты, разве можно так сразу сдаваться! — возражает Нелл. — Это очень здорово, надо только привыкнуть. Поверь, ты не пожалеешь. С первого раза ни у кого не получается. Правда ведь, Уилл? Тот кивает. — Угу. Но тут решать Луизе. Если она не хочет кататься, то и не надо. Под столом он сжимает рукой мое колено. В обычной ситуации я бы погладила его руку, но только не сейчас. Мне совершенно ясно, что он не уговаривает меня лишь по одной причине: не хочет, чтобы я каталась с ним, потому что я слишком медленная и только путаюсь у него под ногами. Но я не дам ему избавиться от меня так легко. Да, я не хочу завтра кататься, но и не собираюсь весь день торчать тут одна. Уиллу не надо было настаивать, чтобы я поехала, если он не может сделать над собой усилие и провести время со мной. Наши тарелки уносят и подают основное блюдо: пирог с курицей и грибами под коркой из зачерствевшего теста. Я подливаю себе вина из бутылки без этикетки. Да, еда на этой неделе нас ждет неважная, но есть и плюс — вино, хоть и дешевое, за ужином можно пить без ограничений. Поэтому мы никуда не торопимся. Адам с Нелл обсуждают прошедший день; они так и сыплют словами вроде «паудер», «офф-пист» «шусс»[5] и так далее, которых я не понимаю. Уилл помалкивает. Я уже подумываю о том, чтобы подняться и лечь, — я ужасно устала. Надеюсь, Уилл не захочет сегодня секса. Я все еще сержусь на него. Мой разум говорит, что он и вправду пытался меня научить, и не его вина, что в глубине души ему хотелось самому покататься, а не возиться со мной. В то же время от одной этой мысли я начинаю сердиться снова. — Луиза? Что скажешь? — спрашивает Адам. Я понятия не имею, о чем он, — из-за злости на Уилла совсем не прислушивалась к общей беседе. Конечно, надо бы признаться, что я отвлеклась, но в присутствии Адама я чувствую себя маленькой глупой девчонкой, и наверняка он или Нелл что-нибудь съязвят, если я скажу правду. — О… хм… — запинаюсь я, краснея. — Неплохой план, да? — вступает Уилл. Он улыбается впервые за весь вечер и смотрит на меня с надеждой, поэтому я просто вынуждена ответить: — Конечно, здорово, почему нет. — Великолепно, — восклицает Адам. — Завтра утром у тебя урок с инструктором. Через пару дней будешь кататься как профессионал! 25 Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция Уилл Я просто в восторге от предстоящего дня. Погода не такая хорошая, как вчера, но и не ужасная, и я буду кататься ВЕСЬ ДЕНЬ. Обычно мой братец ведет себя как высокомерный придурок, но это и вправду была блестящая идея — уговорить Луизу взять урок лыж. Я видел, что она не слушала и не знала, что он сказал. Но ей надо было сразу признаться. И да, мне не стоило пользоваться ситуацией — я ведь понимал, что она не хочет учиться. Но мне совсем не улыбалось провести еще один день, как предыдущий. Мне повезло, что Луиза перепила, иначе, думаю, она здорово на меня напустилась бы. А так просто пробормотала: «Ты же знал, что я не хочу больше кататься на лыжах. Зачем заставил меня согласиться? Так не… честно», — и рухнула в постель. Я помог ей раздеться и наврал, будто решил, что она передумала. — Тебе понравится, — добавил я. — Мне не совсем приятно признавать это, но Адам, пожалуй, был прав: гораздо лучше, когда с тобой занимается настоящий тренер. «И даже если не понравится, то пусть уж он выслушивает твои охи и вздохи, раз берет за это деньги, — подумал я про себя. — Я даже не буду против, если он окажется красавчиком с сексуальным французским акцентом. Ну, пофлиртуют с ним денек — это стоит того, чтобы спокойно покататься, честное слово». — И обещаю, что бы ни случилось, — продолжил я, — остаток дня и весь следующий мы проведем с тобой вместе. Можем покататься в твоем темпе или вообще не вставать на лыжи — просто поваляемся в кровати, как пожелаешь. Я погладил ее по щеке. Пожалуй, я тоже немного перебрал. — Люблю тебя, — шепнул я, но Луиза уже спала.